Может, сесть и подумать, что заставляет идти на смерть женщин с бомбами на груди?

Британия нашла слова и договорилась с Ирландией: ИРА распущена, бомбы не рвутся, – может, и нам пора поискать решение проблемы, а не раскручивать центрифугу насилия

Месяц назад мне надоело ездить поверху: пробки, кувшинные рыла, мигалки, каждый норовит тебя объехать, задавить – и так надоело, что я пересел на метро и прочий общественный транспорт, и мне открылся мир подземного царства.

Там, в подземном царстве, совсем другая жизнь, там настоящая Россия, а не «единая», и даже не «справедливая».

Там – другие лица: дети, старики, женщины и мужчины; у них озабоченные, усталые лица, они едут по разным делам; вот мальчик едет на хоккей с огромным рюкзаком через весь город на тренировку, он – и его мама – желает стать Овечкиным, и прорваться к воротам пограничного поста в Чикаго или в «Монреаль канадиенс».

А вот бабушка шуршит за лекарством и колбасой в  другой район, где подешевле; вот девушка в «Фенди» из «Черкизона» слушает в плеере песню-рецепт «напитки – покрепче, слова – покороче», она тоже желает прорваться наверх и сделает это любой ценой.

Пока она одета с рынка, который закрыли чванливые «верхние», чтобы «нижние» не раздражали их своими китайскими подделками, не давая им, «верхним», выделится в городском пейзаже.

На том рынке одевалась вся страна; бабушка могла из своей пенсии купить себе дешевенькую ночную рубашку и тапочки на больные ноги, куда ей теперь идти со своими тремя копейками – в многоэтажный торговый центр? Что она там купит, в этой мраморно-зеркальной махине, там для нее ничего нет.

Нет для нее ничего и в «Азбуке вкуса», хотя она всю жизнь учила детей алфавиту и таблице умножения, она едет из Сокольников на «просрочку» в Химки-Ховрино прикупить мятые сосиски, плесневелые сырки и битые помидорки.

Все там стоит десять рублей, на любой товар нет срока давности, и она со своей сумочкой-тележкой набьет ее доверху, а главврач Онищенко с лицом пламенного революционера вечером расскажет, что покупать несертифицированный им продукт вредно и не по–государственному.

Наверху детей возят с охраной в школу, и эти дети, только получив паспорт, узнают, что есть четная и нечетная сторона улиц, где стоят дома, рестораны и клубы, а зачем? – извозчик знает адрес и довезёт, куда надо.

Наверху никто не потеет от страха, кондиционер освежает реальность, через затонированное стекло на предельной скорости жизнь кажется  вполне приятной, особенно после бассейна и фитнесс-клуба, из такого окошка не видно калек и нищих, только цветные пятна клумб и золотые купола на всем пути следования.

Наверху никто не знает про рост тарифов, про пенсии, там никто не ждет пенсии, не нужна им никакая пенсия и свобода не нужна, зачем им свобода, если у них и так всё есть.

«Верхние», насупив брови, говорят о геополитике, о борьбе с внешней угрозой, и что мы не позволим, и нас не испугать жесткостью и насилием.

А чего им бояться: между « верхними» и «нижними» пропасть, два непересекающихся параллельных мира, разве из подземелья докричишься до братьев, летящих по трассе, да еще с музыкой в ушах?

Постскриптум.

Этот текст я писал месяц назад, когда спустился в подземелье метрополитена, но вчера всё изменилось, «нижних» стало меньше на сорок человек, «верхние» опять хмурят лоб и жестко повторяют старое, что их не испугать. А может, есть смысл сесть и подумать, что заставляет идти на смерть женщин с бомбами на груди? Британия нашла слова и договорилась с Ирландией: ИРА распущена, бомбы не рвутся, – может, пора зайти с другой стороны, поискать решение проблемы, а не раскручивать центрифугу насилия?

Я сейчас поеду на встречу в метро; если вернусь, завтра поговорим.