Акустик на СТР "Ступино" оказался достаточно пожилым человеком. Было ему уже хорошо за 50 лет. Имени его уже не помню, а вот фамилия его редкая в память запала - Мороз. Это был опытный акустик, отработавший на рыболовецких судах много лет. По его рассказам, до Великой Отечественной войны в рыбопоисковой аппаратуре особой и надобности-то не было. Просто выходили в море, забрасывали сеть и собирали улов, столько рыбы в море было, не то, что ныне. В те времена, по его же словам, горбуша считалась кормовой рыбой. Ее использовали как добавку в корм ездовым собакам (пеммикан) или для откармливания норки на зверофермах.… Кстати, я, уже в силу своего нынешнего возраста, могу добавить к этому, что во времена мною тут описываемые уже горбуша относилась к ценным породам рыб, а минтай считался кормовой рыбой. Его тогда, в основном, отправляли на корм пушного зверька на зверофермы. В наше нынешнее время, эта рыба считается пищевой и уже повсеместно употребляется в питании человека. Обычная же, по тем временам, скумбрия сегодня практически сравнялась по ценности с красной рыбой. Про иваси уж и вовсе не говорю. Ее просто не стало. Видимо серьезно подорвали ее популяцию. В бытность мою на Сахалине существовал запрет на вылов тихоокеанской сельди. Вследствие этого к началу 90-х годов поголовье ее отчасти восстановилось, и она стала появляться на прилавках. На счет иваси не знаю, как обстоит сегодня дело, но что-то давно ее нет.
Я и ветер странствий на СТР "Ступино", лето 1978 года.
По причине своего возраста акустик СТР "Ступино" не лез в нутро используемой им аппаратуры, т.к ., подозреваю, не очень-то и понимал все ее схемные хитросплетения, да и, поднабравшись жизненного опыта он, не очень-то, надо отдать ему должное, и стремился к этому пониманию. Главным его техническим достижением, по его же собственному признанию, было то, что приняв в свое ведение аппаратуру, он, первым делом, проверил соответствие установленных предохранителей надписям на шильдиках приборов и блоков и восстановил его, в случае отсутствия такового. Это первое, что он мне сообщил после короткого знакомства. Поначалу я даже как-то снисходительно отнесся к его скромным, мягко говоря, техническим способностям, но потом понял, что именно с акустиками такого типа мне, как представителю завода-изготовителя, легче всего работать. Они, скромно оценивая свое понимание внутренних особенностей работы аппаратуры, сами никогда в нее не лезли, и ничего в ней не крутили и не пытались, в меру своих представлений, «улучшить». И потому ремонтировать их аппаратуру было проще и быстрее, в отличие от тех агрегатов, с которыми работали "умники". Из того, что старого акустика беспокоило, запомнилось, что у него не писал сигнал самописец и сбоил один из тиристорных генераторов. Справедливости ради надо сказать, что на промысловых возможностях аппаратуры эти неполадки практически не сказывались. Дело в том, что динамический диапазон термографического самописца был не велик и составлял, насколько я помню, что-то около 20 децибел, из-чего местные акустики пользовались при проведении замета, в основном, электронным индикатором. Самописец применяли только, если требовалось задокументировать ход замета записью на ленте самописца для последующего предъявления в отчетности. От числа же одновременно работающих генераторов зависели мощность зондирующего импульса и ширина диаграммы направленности антенны. Это, соответственно, влияло на разрешение по углу, но возникавшая погрешность так или иначе нивелировалась точностью позиционирования судна относительно косяка рыбы при помощи рулевых устройств, которые сами по себе обладали приличной погрешностью... На дальности же обнаружения рыбного скопления это не сказывалось из-за большого запаса по мощности генератора в целом и усилению приемно-усилительного тракта, заложенного разработчиком в наше изделие. При всей своей неказистости, надо отдать ему должное, комплекс наш обладал таким ценным качеством, как живучесть. Он позволял искать и ловить рыбу, имея до полутора десятков неисправностей. Однако выработанная годами привычка старого акустика к порядку во всем, требовала от него наличия полной функциональности агрегата вне реальной в том необходимости. Это и стало причиной нашего появления на его судне. Думаю, что он чувствовал себя увереннее от сознания того, что его аппаратура в 100%-но полном порядке. Оперативная диагностика показала, что в усилителе рабочего сигнала самописца вышел из строя параметрический стабилизатор, в результате чего, на его выходные транзисторы попадало полное нестабилизированное напряжение, превышающее допустимое для них значение. В результате они перегревались и перегорали, да так лихо, что корпус их из серого становился синим. По результатам диагностики возникла проблема, заключавшаяся в том, что стабилитрона с нужным напряжением стабилизации не было ни в корабельном ЗИПе, ни у меня с собой. Пришлось выходить из положения, заменив, с небольшой подгонкой, штатные по схеме выходные транзисторы на транзисторы средней мощности, легко выдерживающие имеющийся уровень нестабилизированного питание, благо предварительный каскад обеспечивал их «раскачку» и место позволяло. Вопросы микроминиатюризации в те времена так остро как ныне не стояли…. Следующим на очереди был сбоивший блок тиристорного генератора ГТ-2. В состав гидролокатора, как я ранее указывал на блок-схеме, входило три блока ГТ-2, каждый из которых был нагружен на один магнитострикционный пакет антенны, в эхолоте их было соответственно числу этих пакетов в антенне - четыре. На ранних образцах нашего изделия блок ГТ-2 представлял собой четырехтактный преобразователь постоянного напряжения в импульсы переменного тока с частотой 19,7 кГц для г/локатора и 25,5 кГц для эхолота. По числу рабочих тактов в одном цикле его работы в его составе имелось четыре мощных, считавшихся высокочастотными в то время, тиристора ТЧ-100 (рассчитанных на рабочий ток в 100 Ампер, что следует из его названия). Особенностью этих тиристоров, что со временем мне стало ясно как раз из опыта работы на Сахалине, был значительный разброс их параметров по цепи управления. Помниться я довольно быстро сообразил и приспособился подбирать пары тиристоров по сопротивлению постоянному току управляющего p-n – перехода тиристора. Чтобы блок работал нормально, без сбоев, разница в сопротивлении у работающих в противофазе пар тиристоров не должна была быть большой. Само сопротивление при этом могло отличаться от других экземпляров тиристоров в разы, важно было, чтобы попарно они были близки. Такого рода подбор требовал наличия при себе определенного запаса тиристоров. Со временем, на основании отправляемых нами на завод карт неисправностей, схема блока ГТ-2 из 4-х была переделана в 2-х-тактную, что существенно повысило ремонтопригодность данного блока. Въедливый читатель может задаться вопросом, почему это я помню такие подробности. Память человеческая весьма избирательна и действует в соответствии с до конца еще непонятыми принципами, несмотря даже на то, что ее изучают специалисты уже не один десяток лет. Полагаю, что запоминанию тех или иных жизненных моментов способствует наличие каких-либо ярких событий, их сопровождавших. Так и моя работа на СТР «Ступино» запомнилась мне, наверное, в первую очередь потому, что именно во время пребывания на нем я впервые испытал на себе что такое настоящий шторм в океане.
На каждом судне среди всевозможного радиотехнического оборудования в те времена имелся факсимильный аппарат, с помощью которого периодически, вахтенный помощник принимал карту погоды. Это был не современный узенький офисный факс, а достаточно широкий аппарат, выдававший приличных размеров «простынь» с изображением карты с пометками, отмечающими циклоны, антициклоны, направления и силу ветра, и т.п.
Внешне мне она своим цветом напоминала копии чертежей, изготавливаемые на заводском множительном аппарате типа «ЭРА», весьма распространенном в те времена. Скажу честно, карта эта для меня была китайской грамотой. Однако, не надо было быть специалистом по ее чтению, чтобы уловить некоторую легкую обеспокоенность руководящего состава судна, охватившую его после получения очередной карты погоды. От радиста я узнал причину этой озабоченности - движение в нашу сторону мощного тайфуна и, судя по скорости и направлению его перемещения, нам не удастся удрать от него. Насколько я понял, практика судовождения того времени рекомендовала по возможности укрываться в случае такого рода штормового предупреждения в бухтах близлежащих островов. В нашем случае близлежащим оказался известный даже за приделами Сахалинской области и Приморского края остров Шикотан. Чем же был знаменит этот остров среди плавсостава? Вот справка по нему:
Шикота́н (айн. Сикотан, яп. 色丹島) — Сикотан название из айнского языка, означает «Лучшее место» («ши» — лучший; «котан» — место)[1][2] — самый крупный остров Малой гряды Курильских островов.
Формально он известен наличием достаточно глубоких бухт, в которых можно надежно укрываться от непогоды, чем регулярно рыбаки и пользовались, по возможности. При двух из этих бухт имелись поселения: Крабозаводское и Малокурильское.
Остров Шикотан
Основным занятием населения этих поселений была переработка рыбы и других морепродуктов на рыбозаводах, расположенных в них. Так вот, славу этому острову составляли и составляют по сию пору не эти замечательные бухты, не эти своеобразные поселения сами по себе и не рыбозаводы при них, а, почти исключительно, женский состав населения острова. По словам рыбаков, мужиков, постоянно проживавших на Шикотане, было тогда там всего человек 30, не более. Они, как водится, составляли основное начальство и органы правопорядка. Последние, правда, тогда ограничивались там чуть ли не одним ДНД. Не знаю, как ныне, а в те времена отпуск большинству работников, связанных с рыбным промыслом, предоставляли в тех местах один раз в три года, при этом за все три года сразу (по 2 месяца за год работы). Можете себе представить накал человеческих эмоций, когда в бухтах Шикотана вдруг «нарисовывался» чуть ли не весь рыболовецкий флот ближайших океанских окрестностей, наполненный мужиками, давно, в силу своей профессии, не видевшими женской ласки, с одной стороны, при наличии не менее истосковавшегося по мужскому вниманию женского контингента на берегу, с другой… Несмотря на погоду и время дня на берегу тут же начинали топиться бани, накрывались столы, с траулеров спускались ботики, на которых свободные от вахты моряки сходили на берег и… начинался всеобщий праздник. Не знаю, правда или нет, но, по словам рыбаков, на это время даже работа рыбозаводов иногда приостанавливалась. Склонен верить им на слово, хотя сам и не участвовал в подобном «десантировании». Краткой характеристикой происходившего на берегу в таких случаях, на мой взгляд, могло бы служить негласное определение острова рыбаками, как своеобразного океанского публичного дома. Определение несколько грубоватое, особенно, если воочию видеть какое мечтательное выражение приобретало лицо среднестатистического рыбака при одном только упоминании об острове Шикотан.
Вот к этому острову и рванул наш СТР в своей заранее обреченной на неудачу попытке оторваться от тайфуна, который неумолимо настиг нас на этом пути. Сразу скажу, что, как выяснилось, морскую качку я переношу неплохо. Не осмеливаясь, однако, выходить за пределы надстройки судна, из опасения быть смытым за борт, я, тем не менее, через полуоткрытую дверь наблюдал за этим, без преувеличения, грандиозным природным явлением, представлявшим собой непередаваемое зрелище типа «американских горок». Наше судно то оказывалось на гребне огромной волны, и я наблюдал огромную, наверное, с 12-ти этажный дом, яму под ним, то оно проваливалось в эту яму, и я уже мог наблюдать такую же огромную гору воды, нависавшую над нами. До сих пор помню то потрясение, которое тогда испытал от наблюдения за невероятной мощью природы и осознания всей тщетности человеческих усилий перед ее лицом. Я, какое-то время после начала шторма, еще пытался в каюте заниматься ремонтом блока ГТ-2. Но вынужден был отказаться от этой затеи после того, как пару раз улетел вместе со стулом, на котором сидел, от стола к двери каюты, ловя на лету горячий паяльник и сам блок, рискуя получить травму, учитывая его вес и габариты. Так что пришлось-таки, надежно закрепив ремонтируемый блок, занять горизонтальное положение в койке и отлеживаться периодически стукаясь то головой, то ногами в корабельные переборки в такт качке до тех пор пока судно не достигло все-таки бухты о.Шикотан. Проход в узкую горловину бухты в условиях шторма был определенного уровня искусством и требовал слаженности действий экипажа и бесперебойности в работе двигательной установки. Именно отказ двигателя в момент входа в порт или бухту в условиях шторма становился часто причиной посадки судов на камни, чьи остовы я и наблюдал при первом своем знакомстве с Сахалином и о которых упоминал ранее. Экипаж СТР "Ступино"успешно решил эту задачу и болтанка сразу прекратилась, как только судно оказалось внутри бухты.
Тут было уже полно судов, прибывших намного раньше нашего. Часть экипажа, свободная от несения вахты отправилась на берег в гости к своим знакомым, часть занималась вопросами перегрузки снабжения со стоявшего же здесь экспедиционного сухогруза. Я же, наконец, смог в спокойной обстановке наладить нормальную работу сбоившего генераторного блока.
Вид с палубы СТР «Ступино» во время пережидания шторма в бухте о.Шикотан на сухогруз снабжения.
В сети мне случайно попалась песня группы «Рабфак» «Забей». Не берусь судить о степени соответствия ее смыслового содержания моему описанию, но вот видеоряд к ней максимально близко передает мои тогдашние ощущения, испытанные во время шторма. В попытке хоть отчасти передать их читателю привожу здесь этот видеоролик –
На этом наше пребывание на СТР ""Ступино" закончилось и нам предстояло вернуться на СТР "Синегорье", капитан которого начал требовать нашего возвращения чуть ли не сразу после нашего отбытия с его корабля. На рапорте он начал жаловаться на работу аппаратуры, хотя накануне шторма его траулер рапортовал о поимке и сдаче 30 тонн рыбы…. Переход, однако, мог состояться только в море, т.к. "Синегорье" пережидало шторм, отсиживаясь в какой-то другой бухте. Так что нам с Тимофеем оставалось ждать окончания шторма и обсуждать последние новости с нашего "базового" корабля, на котором, как мы узнали от радиста, тихая и спокойная корабельная сука Муму покусала инспектора "Сахалинрыбпрома". Причина стала понятна, когда мы узнали, что в наше отсутствие она ощенилась, но рыбаки, люди достаточно бесцеремонные, щенков тут же утопили, и теперь от спокойствия Муму не осталось и следа. Она бросалась на всякого зазевавшегося, норовя укусить его за ногу… Так что мы ждали возвращения не без тревоги.
Комментарии