Распад нейтрино (2)

По мотивам произведения Георгия Иванова.

 

 

В сущности, я глубоко несчастливый человек. То есть человек, расположенный быть несчастливым. Это встречается не так редко.

Я не хочу самых простых, самых обыкновенных вещей.

Я хочу полного беспорядка в поступках и мыслях..

Не моя вина, что порядок еще не разрушен.

Я не хочу душевного покоя. Но мутная моя душонка, как взбаламученное помойное ведро - хвост селедки, дохлая крыса, обгрызки, окурки, то ныряя в мутную глубину, то показываясь на поверхность, несутся вперегонки.

Я до отвращения не люблю чистый воздух. Сладковатый тлен - дыхание мирового уродства, смерти, запах разлагающегося двухдневного трупа, то есть возникшего из живого человека два дня назад, -- преследует меня, как страх.

Я иду по Невскому проспекту.

Я ни о чем не думаю. Деньги, перчатки, руки, ноги, женские прелести, коитус, оргазм... Из людей, сидящих в кафе на углу, кто-то умрет первый, кто-то последний- каждый в свой точный, определенный до секунды срок. Пыльно, тепло, на душе гадко.

Эта женщина, конечно, красива, но мне она совсем не нравится. Она в нарядном платье и идет улыбаясь, но я представляю ее совершенно голой, лежащей на полу с черепом, раскроенным топором.Рядом - лужа запекшейся крови. Я думаю о сладострастии и отвращении, о садических убийствах, о том, что я любимую женщину потерял навсегда, кончено.

И потом я потеряю всех остальных, которых подарит мне судьба. "Кончено" - жалкое слово. Как будто, если хорошенько вдуматься слухом, не все слова одинаково жалки, страшны, пошлы, унылы и печальны? Жиденькое противоядие тупого кем-то индуцированного - совершенно ненормальной головой - смысла, удивительно быстро перестающее действовать, и за ним глухонемая пустота обреченного на ужасные муки одиночества.

Но что они понимали, все эти прошлые и настоящие, глупые и гениальные, - в жалком и страшном - они, верившие в слова и смысл, мечтатели, дети, ублюдки, недоноски, незаслуженные баловни судьбы!

Я думаю о различных вещах и, сквозь них, непрерывно всегда думаю о Боге. Иногда мне кажется, что Бог так же непрерывно, сквозь тысячу посторонних вещей, думает обо мне.

Вряд ли, если он существует, то он не думает о людях совсем. Они ему давно не интересны! Световые волны, орбиты, колебания, притяжения и сквозь них, как луч, непрерывная мысль обо мне любимом.

Только обо мне!

Иногда мне чудится даже, что моя боль

- частица Божьего существа. Вот придумал. Почему же - не частичка Дьявольского существа. Значит, чем сильнее моя боль... Минута жуткой, пронизывающей все тело слабости, когда хочется произнести вслух - "Верю, Господи..." Отрезвление, мгновенно вступающее в права после минуты слабости.

Так и должно быть?

Я думаю о нательном кресте, который я носил с детства, как носят револьвер в кармане - в случае опасности он должен защитить, спасти.

Наивные мысли.

Сколько же миллионов трупов с этими крестами лежали на полях сражений Первой мировой войны! Мысли о фатальной неизбежной осечке. О сиянии ложных, глупых чудес, поочередно очаровывавших и разочаровывавших мир.

А этот мир, очаровываясь своей красотой, и разочаровываясь своей безобразностью и уродством, будут расширяться до бесконечности, а потом схлопываться в сингулярную точку.

И я думаю о единственном достоверном чуде - том неистребимом желании чуда, которое живет в людях, несмотря ни на что. Восхищает меня дума об огромном значении этого.

Рождается она в отблеске каждого, особенно русского сознания.