КУДА ДРЕЙФУЕТ КОНВЕРГЕНТ ПУТИН?

УПУЩЕННЫЙ ШАНС

В интернете можно познакомиться с видеолекцией экономиста Михаила Хазина «Куда дрейфует конвергент Путин?». Лекция большая и многоплановая. Чтобы не завязнуть в ней, выделим главный посыл экономиста: теория конвергенции, сторонниками которой в нашей стране были Юрий Андропов, как и всё КГБ, включая Владимира Путина, оказалась несостоятельной. Это привело к растерянности в рядах чекистов, а ныне к поиску Путиным особого пути для себя и России. Самая мысль о несостоятельности конвергенции напрямую связана со всей послевоенной политикой США, направленной против СССР, и деятельностью последних советских руководителей во главе с Горбачевым. На словах ратуя за очищение социализма от всего наносного, на деле они вели страну к полному подчинению США. В этой связи в особом свете предстают Ельцин со своей командой, в которой ведущее место заняли Гайдар и Чубайс. Они-то и привели к разгрому СССР и превращению России в третьесортную страну, оказавшуюся на задворках капитализм.

Какие перспективы открывались не только для СССР, но и всего мира, если бы теория конвергенции претворилась в жизнь? Многое говорило в пользу того, что теория эта близка к осуществлению. Ее самым ярким проявлением стало достижение в 1975 г. Хельсинкских соглашений, по которым провозглашались нерушимость послевоенных границ, сотрудничество в культуре и образовании, наша страна и весь т.н. соцлагерь брали на себя обязательство приблизить свои правила по контактам между людьми (поездкам и проч.), обмену информацией и соблюдению прав человека в соответствии с реально сложившейся практикой в Западной Европе.

Сегодня о Хельсинкских соглашениях мало кто помнит по той причине, что они оказались полностью нарушены. Возобладало стремление США стать единственной сверхдержавой, диктующей миру правила поведения и жизни, развал СССР, а вместе с развалом разрушение практически всех послевоенных границ в Восточной Европе. Вместо конвергенции мир получил разрушенную Югославию, кровавые события на Ближнем Востоке, свержение и казнь лидера Ливии Муаммара Кадаффи, в Ираке Саддама Хусейна, сегодня ставится вопрос о смещении с поста президента Сирии Башара Асада.

Что получил мир в результате такой политики, США? По сути, единственным итогом стало возникновение ИГИЛа, который уничтожением памятников истории, массовым террором и публичным отрезанием голов всем, кто не приемлет его условий жизни, вознамерился стать мировым халифатом.

Каковы корни возникновения конвергенции и почему она не состоялась, хотя основными ее приверженцами были не советские чекисты во главе с Андроповым, а интеллигенция Запада?

Уже в ходе Второй мировой войны, когда СССР одерживал все более впечатляющие победы над фашистской Германией, США пришли к выводу, что опыт Советского Союза по выходу из состояния глубочайшего кризиса, в котором страна оказалась ко времени окончания гражданской войны и иностранной интервенции 1922 году, и бурному экономическому развитию в предвоенные годы, содержит в себе «рациональное зерно», и сами ввели у себя «командно-административную систему», подчинив экономику интересам победы.

По окончании войны пример СССР оказался еще более привлекательным. Так, Франция, территория которой оказалась разорвана на плохо или никак не связанные между собой регионы, национализировала все имевшиеся у нее железные дороги, что помогло ей быстро восстановить свою экономику.

Коммунисты стали пользоваться авторитетом практически во всей Западной Европе и вошли в состав первых послевоенных правительств. В многочисленных колониях, разбросанных по всему миру, усилились национально-освободительные движения, угрожая изменить всю политическую карту мира. Одновременно в мире наблюдалось нарастание противоречий между США и СССР. Кульминацией этого противоречия стало испытание в Советском Союзе в 1961 г. сверхмощной водородной бомбы.

Известно, что уже через несколько часов на стол президента США Джона Кеннеди лег доклад физика-ядерщика Ральфа Лэппа. Из него явствовало: суммарная мощность новой русской бомбы составила 50 мегатонн – вдесятеро больше, чем вся взрывная мощь зарядов, использованных во Второй мировой войне, включая две атомные бомбы, сброшенные в августе 1945 г. на Хиросиму и Нагасаки. Свинцовая оболочка значительно ослабила катастрофические последствия новой русской бомбы. Свыше 98% энергии взрыва пришлись на реакцию синтеза и менее 2% на реакция распада. Вывод: русские создали чрезвычайно чистую бомбу, взрыв которой вызвал относительно слабое выпадение радиоактивных осадков». Кеннеди спросил: а если бы не 2, а 98% энергии взрыва пришлись на реакцию распада? Ответ Леппа был кратким: тогда жизнь на Земле прекратилась бы.

Работа советских ученых была высоко оценена правительством. Многие, включая конструктора парашюта, на котором была сброшена бомба, получили Ленинскую премию – самую престижную в то время премию в стране. Еще большее число людей было удостоено Государственной, бывшей Сталинской премии. Творец же новой бомбы, 40-летний академик Андрей Дмитриевич Сахаров был награжден третьей Золотой медалью Героя Социалистического Труда.

Это вдохновило его на продолжение работы. Сахаров поспешил поделиться своими планами с контр-адмиралом Фоминым, ответственным за ядерные боеприпасы ВМФ:

- Вы только вообразите, Петр Фомич! Наша подлодка скрытно пересекает Атлантический океан, приближается к Америке и выпускает из-под воды 100-мегатонную бомбу— торпеду. Все восточное побережье США сразу исчезает с лица земли со всеми своими городами и миллионами жителей!

Контр-адмирал посмотрел на академика как на умалишенного и сорвался на крик:

- Да вы, ученые, совсем озверели! Мы, моряки, боремся с врагом в открытом бою, а не уничтожаем мирное население!

Спустя годы Сахаров, занявшийся правозащитной деятельностью и лишенный всех своих званий и наград, напишет: «Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал свой проект. Я пишу об этом без опасения, что кто-нибудь ухватится за эту идею – она слишком фантастична».

В мире началась не знавшая ограничений гонка вооружений. В эту гонку привлекались не только специалисты, но и случайные от науки люди, от которых требовалось одно: превзойти противника по созданию новых видов оружия. Тогда-то профессор Колумбийского университета Эрвин Чаргафф произнес свою знаменитую фразу: «В тысяче опытов, вероятно, ничего не случится, но затем в одном каком-то случае произойдет нечто очень неприятное. Никто не может представить, какую форму это примет и будет ли возможно проследить истинную причину этого явления. Но ни один гений не сможет переделать то, что сотворил один кретин».

Эти слова Чаргаффа послужили началом зарождения теории конвергенции, или «наведения мостов».

В самом общем виде эту теорию можно выразить в следующих словах. Благодаря НТР послевоенный мир «вырвался» из прокрустова ложа индустриальной эпохи и вступил в пору постиндустриального развития. На противоположных полюсах этого мира оказались СССР и США – самые мощные державы, какие только знала история. СССР исповедовал социалистическую доктрину, США – капиталистическую. Чтобы противоречия между супердержавами не разразились глобальной катастрофой, необходимо сблизить их, а впоследствии слить в одно смешанное общество, в котором лучшие стороны социализма сольются с лучшими сторонами капитализма. Возможно ли такое? Авторы теории конвергенции утверждали: да, возможно.

Американский социолог, профессор Колумбийского и Гарвардского университетов Даниел Белл издал книгу «Конец идеологии», в которой наметил пять компонент-индикаторов, которые характерны для любого постиндустриального общества вне зависимости от его идеологической направленности:

1. Сфера экономики – сдвиг от производства товаров к производству услуг.

2. Сфера занятости – преобладание работников умственного труда.

3. Основной принцип – центральное положение теоретических знаний как источника нововведений и определения политики.

4. Ориентация на будущее – контроль над техникой и оценка последствий технических нововведений.

5. Принятие решений на основе новой интеллектуальной технологии и использования ее методов в теории управления и построения экономических моделей.

Когда Белла упрекнули в том, что его концепция постиндустриального общество является амальгамой из идей французского социалиста-утописта Сен-Симона, немецкого социолога, экономиста и историка Макса Вебера и основоположника позитивизма в философии Огюста Конта, американский профессор ответил: «Мы все эпигоны великих учителей. Странно, однако, что среди них вы не упомянули Маркса, в то время как все мы – постмарксисты».

Кроме критиков, у Белла нашлось большое число сторонников.

Французский социолог, профессор Коллежа де Франс Реймон Арон заявил, что в новую эпоху понятие «капиталистическое предпринимательство» утрачивает свое значение, как становится анахронизмом и понятие «собственность».

Капитализм, писал он, в противоположность социализму, прибегает к «неавторитарному планированию», «иллюзия тоталитарного планирования рассеялась вместе с иллюзией, будто можно обойтись без денег, цен, автономии предприятий, процентных ставок и т.д. Спор относительно общественной или  частной собственности на средства производства сохранил лишь идеологический смысл".

Рассеялись и иллюзии относительно рынка, который-де регулирует производство, удовлетворяя потребности "суверенитета потребителя". На самом деле, утверждал американский экономист Джон Гэлбрайт, рынок, как и потребности потребителя, тут вообще ни при чем: вкусы и нужды людей в «потребительском обществе», находятся исключительно в сфере полномочий производителя и навязываются потребителю через производство новых товаров, изучения конъюнктуры и назойливой рекламы, которая преследует потребителя повсюду, не давая ему ни минуты возможности отвлечься на что-то иное, не связанное с куплей-продажей.

Была создана и более примитивная схема, определяющая точки соприкосновения и взаимодополнения между социализмом и капитализмом. Выглядела эта схема так: 

Социализм = тоталитаризм = стагнация = равенство.

Капитализм = демократия = прогресс = свобода.

Из этой схемы видно, что капитализм не в состоянии обеспечить равенством всех людей, а социализм не в состоянии обеспечить свободой всех членов общества.

С другой стороны, равенство при социализме, лишая людей свободы в проявлении инициативы, приводит к уравниванию в нищете и парализует производство, вызывая экономический застой (стагнацию). Отсюда делался вывод: чтобы примирить капитализм с социализмом, а впоследствии слить их в смешанном обществе, необходимо соединить капиталистическую свободу с социалистическим равенством, - лишь при этом условии можно будет разрешить все социальные проблемы, доставшиеся человечеству из прошлого, и построить новый мир, основанный на принципах гуманности и справедливости.

Создать такой мир в одночасье невозможно. Как писал тот же Аарон, на какой-то определенный, возможно, достаточно длительный срок, придется смириться с неравенством в новом смешанном обществе: «Определенные группы будут чувствовать, что сама работа, которой они заняты, делает недоступной для них высокую культуру. При этих условиях представляется вероятным, что стремление с равенству будет скорее индивидуальным, чем коллективным».

Американский экономист Р. Хейлбронер допускал даже некую переходную «среднюю дистанцию» продолжительностью в четверть века (Хейлбронер называл даты – с 2001 по 2025 гг.), в течение которой следует «добиться сочетания лучшего в социалистической экономической практике с лучшим в либерально-капиталистической практике». Оставшиеся до начала III тысячелетия время он предлагал употребить на углубление международного разделения труда, преодоление разрыва в уровне жизни различных народов, защиту окружающей среды, интенсивному обмену культурными ценностями и т.д.

По мнению австралийского экономиста Дж. Вильчински, капитализм к середине 70-х гг. сделал значительные шаги на пути конвергенции с социализмом, заимствовав у него такие элементы, как планирование национальных экономик, национализация ряда отраслей народного хозяйства и более справедливое, чем это было прежде, распределение национального продукта.

Дж. Гэлбрейт выступил за снижение роли рынка как регулятора экономики будущего смешанного общества.

Финский социолог А. Туоминен предложил не выдумывать новую модель будущего общества, а внимательней присмотреться к тому, что уже создано и обнаружило высокую жизнеспособность. «Предположим, - писал он, - что капитализм – это тезис, а коммунистический мир – антитезис. Из борьбы этих противоположностей в соответствии с диалектической теорией и методом рождается нечто новое, происходит синтез. Этот синтез (общественный строй нового типа, новый способ производства и новая надстройка) получит многие марксистские черты и кое-что от капитализма. Капитализм является как бы отцом, а дитя наследует нечто и от родителя. Надеюсь, будет унаследовано и уважение свободы личности, духовная и физическая свобода, то есть важная часть западной демократии. От матери, то есть от коммунизма, должны быть унаследованы сильная социальность, плановость хозяйства, коллективное мышление в руководстве и т.д.». И – вывод: «Подобное общественное обновление уже не требует для своего рождения взрыва, насильственной революции, оно может осуществиться в процессе развития. Если попробовать нарисовать его портрет, то он был бы похож на шведскую социал-демократию».

В нашей стране сторонником сближения и последующего слияния двух противоположных социальных систем стал академик Сахаров. В 1988 г. он писал: «Отойти от края пропасти всемирной катастрофы, сохранить цивилизацию и саму жизнь на планете – настоятельная необходимость современного этапа мировой истории. Это, как я убежден, возможно лишь в результате глубоких геополитических, социально-экономических и идеологических изменений в направлении сближения – конвергенции – капиталистической и социалистической систем и открытости общества, при достижении большего равновесия всех рас и народов не только юридически, но и в экономическом, культурном и социальном отношении».

Неожиданно для многих свое слово в защиту конвергенции сказала Церковь. 26 марта 1967 г. римский папа Павел VI издал энциклику “Populorum progressio” («Развитие народов»), целиком посвященную социальным проблемам в мире. В этой энциклике утверждалась ответственность каждого жителя планеты не только перед всеми живущими людьми, но и перед будущими поколениями, говорилось о необходимости сотрудничества верующих и неверующих, о признании политического и социально-экономического плюрализма в мире и т.п. Но что было уже совершенно неслыханным – в энциклике говорилось, что частная собственность ни для кого не является безусловным и абсолютным правом, осуждались злоупотребления в обладании собственностью и признавалась правомерность национализации частной собственности ради общего блага. Виновными во всех социальных бедах объявлялись не социализм и коммунизм, что было привычно для слуха тогдашних жителей стран Запада, а злоупотребления капитализма.

Павел VI пошел так далеко, как до него не шел ни один крупный религиозный деятель: выступая за мирный путь социальных изменений в мире (он предложил создать всемирный фонд помощи бедным странам, в который будет переводиться часть сумм, предназначенных на военные расходы), и в то же время признал право народов на революции – «в случае очевидной и длительной тирании, существенно нарушающей права личности и наносящей вред общему благу страны».

Теории конвергенции, над созданием которой трудились лучшие умы, не суждено было претвориться в жизнь ни в одной из своих частей. Вместо нее на Западе возникла новая теория, получившая название «негативной конвергенции». Ее идеологи Р. Хейлбронер, Г. Маркузе, Ю. Хабермас и др. заявили: «Обе социальные системы заимствуют друг у друга не столько положительные, сколько отрицательные элементы каждой, а это ведет к кризису современной индустриальной цивилизации в целом».

На Западе, как видим, одних идеологов сменили другие. У нас же идеология вовсе оказалась под запретом.

И все же: с развалом СССР в России возникло какое-то общество? Каково его название? Ответ мы находим в книге телеведущего и писателя Владимира Соловьева «Мы и Они. Краткий курс выживания в России». В ней содержится крошечный эпизод. Когда Соловьев, интервьюируя Путина, стал «наезжать» на него: и то у нас не так, и другое не эдак, - Путин ответил: «Владимир, ну что вы от меня хотите?! Такой говенный замес достался». К этому ответу ничего не добавить и ничего не убавить.

Но вернемся к лекции М. Хазина. Как мы помним, он назвал Путина «конвергентом». Не станем домысливать за экономиста, что он имел в виду, - благо сам Хазин ни в какое возрождение конвергенции не верит (да и смешно было бы думать, что современные США всерьез подумывают, чем они могут поступиться и что заимствовать из социализма). Не решая ничего за Путина, Хазин тем не менее ставит в своей лекции вопрос: «Куда дрейфует конвергент Путин?» Более того, он уверенно заявляет: Путин ожидает, когда кто-нибудь подскажет ему верный путь в будущее как президенту, так и России в целом. И что путь этот будет походить на новую версию конвергенции, т.е. сдержать в себе как достижения капитализма, так и преимущества социализма.

Пока же ясно одно: рядом с Путиным такого человека нет ни в его администрации, ни в правительстве, к деятельности которого он, как и Хазин, относится скептически.