На днях польское министерство иностранных дел направило ноту своим российским коллегам в связи с поездкой польского президента Леха Качиньского в Катынь по поводу 70-й годовщины расстрела недалеко от этой смоленской деревеньки польских офицеров. Подаче ноты предшествовало несколько недель напряженной внутриполитической борьбы. Дело в том, что сначала российский премьер Владимир Путин направил приглашение своему польскому коллеге Дональду Туску, предлагая встречу в рамках общих траурных мероприятий (рядом с могилами около 20 тысяч польских офицеров находятся и могилы советских граждан, также расстрелянных заплечных дел мастерами из смоленского НКВД). Находящийся внапряженных отношениях с Туском президент Качиньский обиделся и сказал, что сам приедет в Катынь вне зависимости от того, пригласят его туда или нет. "Надеюсь, Кремль все-таки выдаст мне визу", - заявил он в телекамеры.
Душевные муки от возникшей двусмысленной ситуации испытала прежде всего польская сторона. Знатоки дипломатического протокола спорили, может ли президент приезжать в другую страну без приглашения, и если нет, то кто его должен пригласить. Бывалые дипломаты предположили, что Москва сталкивает польского президента и премьера лбами. Мысль о том, что в России очень мало кто знает о конфликте, возникшем между Качиньскими Туском еще в 2005 году (из-за неожиданного отказа братьев Качиньских включить партию Туска "Гражданская платформа" в правящую коалицию), возмущенно отметалась. Москва ведь так коварна, неужели она не воспользуется нашей слабостью?
Здесь проявилась давняя проблема - наши страны придают разное значение российско-польским отношениям. В Польше почти в каждом городе есть площадь или улица, названная в честь жертв Катыни. В Варшаве с лупой в руках читают каждую статью московской прессы, хоть как-то касающуюся Польши. В России же лишь в последние годы до общественного мнения дошла мысль о том, что Польша в чем-то нами недовольна.
Полное невежество иногда бывает лучше неполного знания. Эта истина, увы, приложима к российско-польским отношениям. Поднаторев в исследовании всех мрачных сторон советской истории (частью которой Польше, увы, пришлось стать), поляки часто рассматривают современную Россию как чуть улучшенную копию сталинского СССР и предлагают свои услуги Евросоюзу и НАТО в качестве специалистов по России. Представители западно-европейской дипломатии, часто вовсе не обремененные знаниями о России, позитивными или негативными, оказываются в этой ситуации более рациональными партнерами для Москвы.
Поляков часто подводит черно-белое видение истории, готовность рассмотреть борца за демократию в любом хамящем России мелком постсоветском "вожде". В последние годы Варшава беззаветно поддерживала любые художества Ющенко и Саакашвили, а теперь вынуждена вежливо улыбаться новому украинскому президенту Януковичу, которого польские газеты еще недавно называли "воплощенным злом". Павел Коваль, замминистра иностранных дел в правительстве Ярослава Качиньского, предлагал снабдить Саакашвили "дорожной картой" по вступлению в Евросоюз и НАТО. Теперь, когда в свете последних событий на тбилисском телевидении становится ясно, что Михаилу Николаевичу намного нужнее личная учетная карточка психиатрического диспансера, Варшава сконфуженно молчит. А сравнение реакции Запада на грузино-российский конфликт с мюнхенским "умиротворением" 1938 года признают притянутым за уши даже польские участники совместного проекта историков двух стран - книги "Международный кризис 1939 года в трактовках российских и польских историков", изданной под редакцией профессоров МГИМО (Университета) и Польского института международных дел в этом году.
Хотелось бы, чтобы таких совместных проектов было больше, поскольку ни жестко "советское", ни "антисоветское" видение нашей общей истории не дают ответа на вопросы прошлого и настоящего. Раньше истина пробивалась лишь в критические моменты, когда оба наши народа стояли на грани уничтожения. Так, например, когда в 1940 году, через несколько месяцев после катынского расстрела, организаторы будущей польской армии Андерса пришли к Берии с запросом о судьбе своих товарищей из Старобельского и Осташковского лагерей, Лаврентий Павлович ответил им как мог правдиво: "Мы с этими людьми совершили ужасную ошибку".
Нет, в сталинском палаче Берии не шевельнулась жалость, не проснулась совесть. Просто за прошедшие после катынского расстрела недели Гитлер уже разделался с Францией. Обезопасив себе западный тыл, уже подмявшая Польшу нацистская машина изготовилась к нападению на СССР. И тут Берия понял, что польские офицеры могли бы ему пригодиться.
Сегодня перед нами стоит задача: впервые найти согласие в мирное время, а не "бездны мрачной на краю". Выполнение этой задачи потребует от нас окончательного отказа от некоторых советских догм, терпения и мудрости. С поляками нас роднит слишком многое, чтобы обижаться на каждое "петушистое" заявление из-за Вислы, хотя заявлений этих будет немало.
Комментарии