Ода диссидентству

На модерации Отложенный

Пару лет назад проводили вдумчивое голосование, кто такой Александр Солженицын. Выводы получились безрадостные. Тогда же дети озадачились вопросом, с чего бы это вдруг Солженицын был лагерным осведомителем? Тупые дети не читают книг Светоча, а потому не в курсе пикантных особенностей биографии.

А тут свежее:

«Пребывание в местах заключения Солженицын беллетризованно описал во многих сочинениях, например, о «шарашке» — роман «В круге первом». Hо воспринимать его тексты слишком доверчиво не стоит. В первую очередь это относится к истории с вербовкой в «стукачи». Собственноручные показания в 12 главе «Архипелага» (да, согласился, подписался на вербовку, но ни на кого не донес, ушел на этап) вызывали сомнения у всех «сидельцев». Бывший меньшевик М. Якубович, один из «соавторов», в неопубликованной статье «Постскриптум к «Архипелагу»« писал: «Если б это сообщение исходило не от самого Солженицына, я бы, пожалуй, и не поверил... Уверения Солженицына, что работники органов, не получая от «Ветрова» обещанной информации, добродушно с этим примирились и, мало того, послали этого обманщика в спецлагерь с несравненно лучшими условиями — сущая нелепица... Покрытый на Западе славой неустрашимого борца против «варварского коммунизма», сидя на мешке золота Солженицын все-таки не знает покоя. Его, несомненно, обуревает страх... А вдруг КГБ выступит с разоблачениями и опубликует во всемирное сведение тайну «Ветрова» — каков будет удар для репутации «пророка» и лауреата? Так не лучше ли упредить, перехватить, подать разоблачение в своей версии, в своей интерпретации: да, я был секретным осведомителем, но в действительности я никаких доносов ни на кого не делал... Такова психологическая причина саморазоблачения Солженицына». Другой «соавтор», Л. Самутин, утверждает: «Этот рассказ рассчитан на людей совершенно несведущих... Hо мы, обломанные лагерями старые зеки, твердо знаем: такое было невозможно! Hельзя поверить, чтобы, дав подписку «стучать», от опера можно было так легко отделаться. Да еще как? Переводом на привилегированное положение в особый лагерь... Этот документ о переводе приходит из Управления лагерей и поступает к начальнику лагеря. Hо никак не минует и оперуполномоченного, без визы которого в действие приведен быть не может. Характеристику на переводимого пишет он же... А хорошую характеристику на взявшего обязательство, а потом нагло уклонившегося от этого дела какой опер напишет? Где найдется такой дурак? Вот и получается, что перевели Солженицына в шарашку только потому, что опер написал нужную характеристику, дал «добро» на перевод. Hе надо больше разжевывать, что означало такое «добро».

Многие не в курсе, но "отделаться от опера" нельзя в принципе. Завербованный гражданин даёт подписку — как об этом правдиво рассказал нам Солженицын. После чего приступает к работе — начинает собирать информацию о том, что интересует оперуполномоченного. Например, о преступлениях, совершённых ранее на воле, или о преступлениях, к совершению которых сейчас готовятся в лагере. О чём, как нетрудно догадаться, в письменной форме докладывает гражданину оперуполномоченному, то есть строчит доносы. Доносы, как нетрудно догадаться, подшиваются в специальное дело, и живут там много-много лет.

Кстати, многих удивляет, за что сажали в советские лагеря тех, кто сидел в немецких концлагерях? В массе — как раз вот за это, за агентурную работу на администрацию концентрационных лагерей. Отступающие немцы бросали лагеря, а в них — картотеки и канцелярии. Подошедшие советские войска получали полный расклад: вот эта мразь — служила надзирателем, а вот эта мразь — доносила на товарищей по заключению. В тех случаях, когда документов не было, проводили массовые опросы в фильтрационных лагерях, и в ходе этих опросов узники концлагерей дружно указывали на тех, кто служил немцам и за пайку хлеба отправлял людей на смерть. Иногда предателей успевали передушить до подхода освободителей, но как правило вся эта мразь отъезжала в Сибирь и далее.

Но это мы отвлеклись. Стало быть, гражданин Солженицын пишет доносы в оперчасть. Пишет регулярно, ибо в соответствии с секретными нормативами в месяц надо написать, к примеру, десяток доносов. Работа кипит, личное дело пухнет. Следует понимать, что занятие это — выявлять преступников и раскрывать преступления — крайне полезно для общества. Но в преступной среде, где гражданин Солженицын оказался по собственному желанию, почему-то считают наоборот, и доносчиков ненавидят. А таких как Солженицын постоянно норовят утопить в выгребной яме ближайшего туалета. Такая вот жизненная диалектика.

Нет сомнений, что такой талантливый человек как Александр Исаевич в совершенстве освоил все премудрости конспирации. Почему, собственно, и вышел из лагеря живым. Но, как нетрудно догадаться, в силу известных причин от гениального писателя было мало толку в плане общения с уголовниками. Авторитета Солженицын в лагере не имел, вести беседы с авторитетными людьми ему было не о чем. А работать надо, в оперчасти ведь тоже план.

И тут подвернулась возможность пристроить парня к делу — понадобился человек для работы в "шарашке". Не среди уголовников, а среди людей образованных, с которыми отношения сложатся как надо. Что это была за возможность — сказать сложно. Возможно, оперу поступил запрос насчёт подходящего агента, и агент Ветров подошёл. Может, опер сам хотел от него избавиться. А может, Александр Исаевич в силу известных черт характера спалился, и его уже звала выгребная яма. Надо было срочно спасать ценного кадра, перекинуть в другой лагерь.

Ну, это как папа президента Ющенко совершил пять побегов из немецких лагерей — и остался жив-здоров, да ещё вспоминает, каким отличным кофе его поили в концлагерях. Нужен Ющенко в другом лагере — оформляют побег, перевозят на новое место, наливают стакан кофе, запускают в барак и начинают принимать доносы Ющенко на советских военнопленных.

Как бы то ни было, отправка в "шарашку" — идеальный вариант применения для такого агента Ветрова. Солженицын поехал на новое место, а следом за ним фельдъегерской почтой поехало из одной оперчасти в другую его агентурное дело. И на новом месте Александр Исаевич уже работал, так сказать, по профилю — в социально-близкой среде, сдавая в оперчасть более образованную публику.

Несколько позже он написал "об этом" известный опус, называется "В круге первом". Название подразумевает, по всей видимости, круги ада, умело описанные Данте. Дескать, вот в каком аду довелось мне побывать. Следует отметить, что "шарашка" на ад не похожа принципиально, она даже на лагерь не похожа — там совсем другой режим, совсем другой распорядок, а главное — совершенно другое питание. Но у легендарного творца своё понимание адскости, и потому книга названа вот так.

Ад, который показал Данте известный поэт Вергилий — гигантская воронка, на которой уступами располагаются эти самые круги, общим числом девять. В круге первом обитают души младенцев и души праведных язычников, каковые избавлены от мук — они просто грустят. Применительно к названию книги — смешно.

Далее всё значительно хуже: во втором круге ветер носит души прелюбодеев, в третьем пёс Цербер жрёт чревоугодников. В пятом по берегам реки Стикс стоят гневливые и угрюмые, занятые тем, что рвут друг друга на части. В шестом в могилах горят еретики. В седьмом в кровавой реке вечно тонут убийцы и насильники. Круг восьмой посвящён обманщикам и мошенникам — их порют кнутами демоны, в промежутках поливая кипящей смолой. А в самом низу — девятый круг ада. Там сидит вмёрзший в болото Сатана, который вечно жуёт самых гнусных грешников — предателей.

Именно оттуда, судя по всему, Александр Исаевич продолжает слать сигналы "жить не по лжи".