Ислам и наука

На модерации Отложенный

Начало спорам о совместимости ислама и науки, по мнению Халеда Фуада Алама, положил семитолог и историк Эрнест Ренан (1823-1892), профессор Коллеж де Франс, своей знаменитой лекцией под названием «Ислам и наука», которую он прочитал 29 марта 1883 года в Сорбонне. Ренан тогда выразил мнение, что позитивистская наука и дух ислама несовместимы. Джемуладин эль-Афган, отец мусульманского реформизма, который в то время находился в Париже, направил Ренану публичный ответ в знаменитой вступительной статье газеты Journal des Débats 18 мая того же года, утверждая, что научное отставание ислама никак не связано с его фундаментальными принципами, но стало его историческим следствием.[1] К тому же заключению приходит и Раде Божович, который подчеркивает, что в первой половине XIX века арабские мыслители, как и эль-Афган и Мухамед Абдух, горячо спорили с Э. Ренаном и его утверждением, что семитская, а особенно арабская, культура и даже язык окаменели.[2] Полемика не утихает до сих пор. Напротив, позиции, которые Ренан и Афган как зачинатели полемики об отношении ислама к науке заняли в споре по этому вопросу, и сегодня остро, пламенно противостоят друг другу, с определенными, однако, признаками послаблений со стороны ислама. В первую очередь о послаблениях можно говорить, судя по ситуации в Иране (речь идет о шиитах, у которые и ранее присутствовала рационалистическая традиция в философии со времен древней Персии, однако скорее как черта национального характера, нежели как влияние ислама), затем - в Турции (сунниты), где растет значимость технических наук, а в новое время и ваххабитская Саудовская Аравия также частично идет на уступки: её правительство выделило одному университету при его основании 20 миллиардов долларов на открытие программы рационалистического образования и научных исследований. Однако уверенно говорить о том, в каком направлении будет развиваться ситуация, сейчас не представляется возможным. Очевидно одно: и Запад, и Восток Европы с сомнением относятся к вопросу об отношении ислама к науке.

Сомнения провоцируют не только пресловутая западная скептичность, но и сами авторы из исламского культурного круга. Например, Ан-Надави[3] в своей монографии «Что потерял мир из-за стагнации мусульман» утверждает, что наука - это «европейский путь к самоубийству». «Сколько бы мы ни восхваляли европейские товары и современные изобретения, сколько бы ни восхищались и ни благодарили ученых, которые работают с такой самоотверженностью, мы не должны забывать, что все эти изобретения - не самоцель. Научные достижения и открытия суть средство, которым достигается некая иная цель, которую можно оценивать как хорошую и плохую, полезную или вредоносную только в зависимости от того, что эта цель представляет собой на самом деле. А успешно ли то или иное научное достижение, покажет лишь соответствие этого открытия цели, которую оно преследует, конечный полученный результат и та роль, которую сыграет открытие в общественной, моральной и политической жизни человека».[4] Чуть позже в том же тексте Ан-Надави констатирует: «Коротко говоря, в тот момент, когда люди Запада потеряли волю и тягу к добру, когда отреклись и отвернулись от принципов истины и постулатов, на которых должна строиться человеческая жизнь, когда их сердца закрылись для истинного пути, а система ценностей была извращена до неузнаваемости, -  в этот момент научные достижения и открытия стали приносить им ещё больший вред, как вкуснейшие яства, вызывающие усиление болей и укрепление болезни в теле, в котором желудок не здоров» [5].

Конечно, Запад и западные учёные не разделяли такого мнения, критикуя исламских авторов не только из-за подобных высказываний, но и из-за традиционно связываемых с мусульманством проявлений терроризма, из-за отношения к женщинам и т. д. Представители западной культуры, как подчеркивает Али А. Алави, «подстрекаемые своей культурной элитой и таблоидной прессой, ужасаются от любого намека на то, что ислам мог бы внести вклад в улучшение уровня жизни человечества или вообще высказаться так или иначе о современном мире и его пути развития. Что может быть хорошего в отсталой вере, которая позволяет забивать людей камнями, сжигать книги,  совершать насилие над женщинами и инициирует столкновения, в которых гибнут тысячи ни в чем неповинных офисных работников?».[6] Далее Алави продолжает: «Более того, сегодня ислам в глазах многих представителей так называемых «прогрессивных» сообществ на западе предстает как религия, с жестокостью относящаяся к определенным социальным группам, например, гомосексуалистам и женщинам. Таким образом исламу вменяется в вину антисемитизм и политическая нетолерантность. Подобное недоверие к исламу, проистекающее от левых политических сил, вполне согласуется и с предвзятым отношением правых сил, которые ставят знак равенства между понятиями мусульманства и терроризма и считают мусульман подрывным, губительным элементом, разрушающим западное общество изнутри».[7]

Некоторые западные ученые и педагоги использовали относительное и полное снижение мусульманских инновационных мощностей, чтобы с удвоенной силой призывать мусульманское общество к секуляризации (что приравнивается к понятию модернизации), то есть к полному и окончательному расхождению науки и всех религиозных основ. Часть их аргументов основана на той (ошибочной?) предпосылке, что ислам и научные методы полностью противоречат друг другу. Она реферирует к немецкому социологу Максу Веберу и его утверждению о том, что исламу не хватает собственных основ для истинного научного исследования.[8] Кроме того Вебер также утверждал, что «Популярные религии Азии (ислам, индуизм, буддизм, конфуцианство) «не содержат мотивы или ориентации рационального и этического моделирования мира в соответствии со своими религиозными заповедями», а значит, «представляют собой препятствие для развития государства».[9]

«Эту позицию Вебера укрепляет ещё и то, что мусульманские теологи подчеркивают: основная цель познания в исламе - демонстрация истинности идей Корана, что свидетельствует о приобретенном исламом иммунитете к рационалистическому дискурсу», - подчеркивает Алави.[10] В то же время, исламская мысль и далее ротируется и вертится внутри системы знаний, чьи существенные черты фиксированы и неподвижны, утверждает Алави.[11]

 

ВКЛАД ИСЛАМА В НАУКУ ВО ВРЕМЯ «ЗОЛОТОГО ВЕКА ИСЛАМА» - ПРАВДА ИЛИ МИФ?

Когда речь заходит об отношениях ислама и науки, мусульманские теологи, будто по неписаному правилу, настаивают на том, что эта религия соглашается с наукой, и подчеркивают вклад мусульманского мира в науку во время «Золотого века ислама». Конечно, у такой позиции есть много противников, которые оспаривают её, приводя различные аргументы. Процитируем здесь слова профессора Халиби, перса и шиита, который утверждает, что есть все основания для сомнений в паритетности отношений ислама и науки: «Многие мусульмане на заре исламской веры были убеждены в том, что ислам уничтожит всё то, что было раньше него», и что «ничто, кроме Корана, недостойно чтения». При таком подходе они, вероятно, считают необходимым сжечь книги греков и персов в Александрии и на Форосе. Когда мусульмане захватили форосские города и получили доступ к их книгам, Са'д ибн Эби Веккас написал письмо Омару ибн Хаттабу с вопросом, как поступить с этими книгами. Ответ был таков: «Выброси все в воду, ибо если в них направляющая истина, Аллах Великий направил нас большей истиной, если в них заблуждения, Аллах оставил нам их достаточно». Потому мусульмане сосредоточились на тех науках, которые были необходимы им на заре ислама: таких, как кирает (учение) и толкование Корана, тафсир, фикх и т. п., а так же науках, необходимых для построения логических выводов и верного понимания как фикха, так и в целом языка, событий, походов, путешествий и т. д.[12]

В объемной монографии «Ислам и Иран, взаимный вклад», одного из самых авторитетных авторов Мортаза Мутаххари отрицается утверждение о том, что мусульманские завоеватели сжигали библиотеки в Иране и Египте. Мутаххари пишет: «Один из вопросов, которые нужно рассмотреть в рамках проблемы отношений Ирана и ислама, - предположительное сожжение иранских библиотек мусульманскими завоевателями. Уже около полувека основательно распространяется эта пропагандистская идея, вплоть до появления подобных сведений в учебниках для средней и старшей школы, в которых должны бы были приводиться исключительно исторические факты; совершенно недопустимо навязывать молодым людям в период их интеллектуального становления подобные сведения сомнительной правдивости. Если мы будем воспринимать утверждение о том, что мусульмане и правда сожгли библиотеки в Иране и Египте, как исторический факт, тогда можно утверждать и то, что ислам по своей природе деструктивен, а не созидателен».[13] Автор ничем не подтверждает свое убеждение в том, что мусульмане не уничтожали книги и библиотеки завоеванных народов. Если рассматривать этот вопрос с позиции исторического опыта взаимоотношений сербов с исламским миром, Мутаххари скорее не прав, ведь мусульмане уничтожили не только сербские, но и болгарские, греческие, румынские и иные средневековые библиотеки и книги, а, кроме того, даже и города, монастыри и государственные архивы; то же произошло и в Боснии и Герцеговине.

Именно вышеизложенные утверждения о сожжении книг народов, покоренных мусульманами, приводят многочисленных авторов, таких, как, например, Вадим Давыдов, к мысли о том, что мусульманский «Золотой век» - это миф.[14] А именно, по убеждению мусульманских теологов, «Золотой век ислама» длился до середины  XII века, когда исламскому теологу аль-Газали позволили утвердить приоритет веры над разумом, или, по мнению некоторых других мусульманских богословов, когда в 1258 году монголы разорили Багдад. Больше всего мусульманских ученых работали в период халифата Абассидов. Давыдов же считает, что большинство ученых золотого века составляли не мусульмане, а представители иных религий, и только малая часть ученых исповедовала ислам. Такие данные можно найти и в Википедии, которая утверждает: «Ученые в мусульманской цивилизации были разных национальностей. Большинство составляли персы[15], затем арабы, мавры, ассирийцы и египтяне (копты). По вероисповеданию это в основном были мусульмане, однако были также и христиане, и евреи».[16] Статья об отношениях ислама и науки ещё не написана, хотя в тексте, который мы цитировали, имеется ссылка на неё.

В заключении своего исследования русский ученый Вадим Давыдов, приходит к выводу о справедливости утверждения, что «мусульманским» ученым Золотого века нельзя отказать в наличии важных достижений в области науки и техники, как и в том, что они внесли в фонд знаний человечества значительный вклад. Но «научные достижения появляются как кульминация полученных знаний, а не как следствие 'чудесных' открытий, обеспеченных религиозными и культурными условиями». Широко известно, что западные ученые, появившиеся на научной арене после исламского «Золотого века», например, Френсис Бекон и Исаак Ньютон, были знакомы с трудами своих «мусульманских» предшественников. Однако сегодня мусульманские авторы преувеличивают значение своего Золотого века для современной науки. Этим преувеличением они хотят возвысить мусульманскую культуру и нивелировать вклад других культур (до наступления Золотого века и в сам период). Таким образом, хотя мы и не можем оспаривать наличие определенного научного прогресса во время «Золотого века ислама», это прогресс не привел исламский мир к значительному росту ни технического уровня развития, ни культурного, что произошло благодаря научному прогрессу на западе, в России, Китае или Индии. «Факт остается фактом: правоверный ислам душит интеллектуальную, рациональную мысль и аргументацию», - утверждает Давыдов.[17] А кроме того, успехи Золотого века нельзя в полной мере назвать мусульманскими, они в большей мере принадлежат ученым других культур, которые жили и работали под властью ислама. Правомерно даже утверждать, что прогресс «Золотого века» имел место вопреки желанию и стремлению мусульманских теологов и духовных сановников. Достаточно убедителен пример Ибн Сины, известного мусульманского (шиитского) философа и врача, которого сильнее всего критиковали суннитские богословы.[18] Ибн Сину критиковали за неоплатонистские взгляды, использование свиных органов в медицинских экспериментах, а сегодня его обвиняют еще и в атеизме. В то же время судьба Ибн Сины постигла и многих других «мусульманских» ученых, которых обвинили в ереси и отступничестве от веры.

Не секрет также, что арабско-исламская наука представляет собой, в большей или меньшей мере, коллекцию заимствованных знаний. Давыдов подчеркивает, что арабские цифры были заимствованы у армян и индусов, а «арабская философия» - результат межкультурного диалога и та цена, которую вынуждены были платить завоеванные мусульманами народы.[19]

Соглашается с Давыдовым и Максат ат Тарази, который предостерегает воодушевленных защитников исламской науки от излишнего энтузиазма в описании великих научных открытий мусульман, живших в период «Золотого века». «Их основной тезис состоит в том, что мусульмане в то время якобы предложили много важных технических решений, а кроме того оставили после себя большое теоретическое наследие, которое и открыло мусульманскому миру путь в науку.[20] Однако сегодня, когда исламский мир находится на запасном пути цивилизации, многие мусульмане концентрируются на прошлом, исключительно чтобы компенсировать сегодняшнее маргинальное положение", - утверждает Максат ат Тарази.[21]

Тем не менее, даже такая пропаганда "Золотого века ислама" не способствовала тому, чтобы мусульмане сегодня охотно приняли науку, что подтверждается современным большим отставанием науки в этой части цивилизованного мира от западных стран, России, Китая или Индии. По результатам своих исследований Первез Худбхои (пакистанский физик, профессор университета в Исламабаде, автор трудов о связи науки и ислама, которые в 1991 году он опубликовал в книге под заголовком «Ислам и наука, религиозная ортодоксия и борьба за рационализм») утверждает, что мусульмане исключительно мало привносят в развитие мировой науки, менее одного процента от общего вклада, хотя каждый пятый житель планеты - мусульманин.[22] В одном маленьком Израиле в два раза больше ученых, чем во всех мусульманских странах вместе взятых. Как же могло произойти так, что когда-то ислам (в том самом, так называемом, Золотом веке) прочно ассоциировался с прогрессом и развитием науки, а сегодня прочно связывается в сознании мирового сообщества с отсталостью и даже антинаучными взглядами?

Объяснений этому феномену может быть много, как и, в целом, причинам регрессии в мусульманском обществе; в числе этих объяснений приводятся даже такие мнения: негативное отношение ислама к науке укрепилось тем, что большая часть мусульманских территорий в XIX и XX веках (за исключением Турции и Хаджаза) находилась под оккупацией Англии и Франции (почти весь арабский мир).

И сами мусульмане нередко, несмотря на то, что отдельные представители этой культуры некритично призывают сконцентрироваться только на славном прошлом, иначе видят «Золотой век ислама». В исламском средневековом мире науки, включая в это понятие и философию, понимаются в целостной совокупности. Каждая научная дисциплина рассматривается только в рамках ее взаимоотношений с другими дисциплинами, как ветви одного дерева. В этом контексте, самые известные ученые в исламской цивилизации -  это эрудиты, историки, называемые „хаким", что значит „мудрец". Их роль в распространении науки неоспорима.

«Хаким» часто был и поэтом, и писателем, настолько же подкованным в медицине, насколько и в астрономии и математике. Эти разносторонне одаренные мудрецы были центральными фигурами исламской науки, они разработали и реализовали на практике принцип единства наук. Они обеспечили научное развитие своими открытиями и воплотили научные принципы в своих исследованиях лучшим из возможных путей. Некоторых из этих ученых, которых стоит упомянуть и здесь. Это, например, Джабир сын Хаяна (Джабир ибн Хаян, VIII-IX века), химик, первым осуществивший значительные эксперименты. Джабир описал лабораторные техники и экспериментальные методы в химии, определил некоторые вещества, такие как серная и азотная кислота, объяснил такие процессы, как физическая сублимация,  окислительно-восстановительные реакции и дистилляция. Существует, однако, мнение, что многие заслуги ему только приписываются, на самом же деле эти свершения ему не принадлежат. Братья Бену Муса (сыновья Мусы), Мухамед, Ахмед и Хасан (начало IX века) - сыновья выдающегося астронома. Они были приближенными калифа Мамуна и многое сделали на поприще перевода древнегреческих рукописей на арабский язык. Они внесли серьезный вклад в разработку математики конуса и эллипса, проводили астрономические наблюдения. Немаловажно и то, что они первыми стали уделять особое внимание автоматизации эксперимента и создали соответствующие модели, которые описали в своей «Книге о гениальных устройствах». Аль Джахиз (781-869 гг.), известный прозаик и  рационалист, стал первым биологом, который писал о влиянии окружающей среды на выживание видов животных. Он первым описал их борьбу за выживание. Он был приверженцем теории детерминизма окружающей среды, доказывал, что она может предопределить физические характеристики представителя общества и что причина различий в цвете кожи у людей кроется именно в окружающей среде. Ибн Исхак Кинди (801-873 гг.) был философом и мультидисциплинарным ученым, который активно участвовал в переводе древнегреческих классических произведений на арабский язык. Кинди занимался криптографией для калифата. Хунейн ибн Исхак (809-873 гг.) - один из основных переводчиков древнегреческих текстов на арабский язык. Он был физиком, но занимался и медициной. В своих переводах он толкует, корректирует и дополняет древнегреческие тексты. Некоторые из его переводов медицинских книг долгое время использовались в европейских научных кругах. На медицинские темы писал он и собственные труды, в частности о строении человеческого глаза. Его труд «Десять вопросов о человеческом глазе» имел серьезное научное влияние на западе до XVII века. Мухаммед Хорезми (Харазми) (примерно 800-850 гг.) - персидский  математик, географ и  астроном. Он считается величайшим математиком мусульманского мира. Хорезми основал современную вычислительную математику, практическая ценность которой огромна, а её принятие было одним из существеннейших шагов в математике (в Европу этот труд пришел в латинском переводе после 1240 года). Он разработал алгебру, которая была названа по заголовку его книги «Китабу ел-джабр». От диалектного произношения этого заголовка и произошло слово «алгебра» (ал габр), а ошибка в написании имени автора дало термин «алгоритм». Хорезми использовал Евклидову геометрию в своих доказательствах. Абу Бакр Закария Рази (примерно 854-925/935 гг.), перс, родился в городе Рее, в Иране. Он был мультидисциплинарным ученым, писавшим на разные темы, хотя основные его труды были посвящены именно медицине. Он описал оспу и корь, и установил, что лихорадка - механизм самозащиты тела. Рази написал 23-томный компендиум по китайской, индийской, персидской, ассирийской и греческой медицине. Фараби (примерно 870-950 гг.) был рационалистическим философом и математиком, который попытался геометрически объяснить повторение шаблонов в мусульманском искусстве орнамента. Его книга на эту тему называется «Духовное ремесло и природные тайны в деталях геометрических фигур». Кроме того, он был специалистом в музыке, а также непревзойденным политическим философом, если не сказать основателем политической философии в исламе. Ибн Сина (Авиценна) (908-946 гг.) - персидский физик, астроном, психолог, математик и философ из Бухареста. Кроме главного произведения своей жизни, „Канона медицины", он опубликовал важные астрономические наблюдения и рассмотрел ряд тем, таких как разные формы энергии и характеристики света. Он внес значительный вклад в развитие математических методов. Омар Хаям (1048-1131 гг.) - персидский поэт и математик, рассчитавшим длительность года с точностью до десятых долей. Хаям широко известен в мире прежде всего своим сборником стихотворений в форме четверостиший „Рубаи". Насируддин Туси (1201-1274 гг.) - персидский астроном и математик, живший во времена татаро-монгольских нашествий Чингисхана и его внука Хулагу-хана. Туси был автором значительного обзора Птолемеевой гелиоцентрической модели. Когда Туси стал личным астрономом Хулагу-хана, тот оборудовал для него впечатляющую обсерваторию и дал возможность пользоваться китайскими методами наблюдений. Туси настолько развил тригонометрию, что она превратилась в отдельную научную область, а также составил самую точную для своего времени астрономическую таблицу.[23]

ВОЗОБНОВЛЕНИЕ ДИСКУССИИ ОБ ОТНОШЕНИИ ИСЛАМА К НАУКЕ

Но «Золотой век ислама» прошел, а дискуссии о величине вклада мусульман в науку продолжаются и сегодня. А именно, век спустя, обсуждение вопроса о взаимоотношениях ислама и науки возобновилось с новой силой в исламском мире, и, судя по числу статей и комментариев в блогах и на форумах, не собирается в скором времени останавливаться. По мнению многих, «эта тема в последнее время заняла важное место на многих важных мусульманских симпозиумах и конференциях».[24] На одном из форумов, посвященном исламу и науке, в Боснии и Герцеговине поднимался и такой вопрос: «Нам не нужны общие разговоры о причинах упадка мусульманской науки, нас интересует, почему сегодня почти ничего из исламского мира не может сравниться с научными достижениями Запада».[25]

Ответ на этот вопрос волнует и других мусульман, и тут на помощь всему мусульманскому миру (в том числе и Боснии и Герцеговине) пришла Саудовская Аравия, опубликовав брошюру уважаемого исламского теолога Эмира Шекиба Арслана «Почему мусульмане регрессировали, когда остальной мир развивался». По просьбе некоторых уважаемых персон из Саудовской Аравии это автор написал упомянутую брошюру, в предисловии к которой Мухамед Решид Рида попытался объяснить, как случилось так, что «король красноречия» написал собственным пером для Эль-Менар (газета - примечание автора) рассуждение на тему причин слабости мусульман в наше время и причин силы, влиятельности, господства и богатства европейцев и японцев.[26]

Эмир Шекиб Арслан констатирует, что «регресс и слабость мусульман распространяется не только на территорию острова Ява и Малайских островов, он не лоцирован в каком-то конкретном месте, но этот упадок охватил и восток, и запад мусульманского мира. Различие состоит лишь в степени регресса: некоторые пали низко, другие практически опустились на дно, остальные находятся в большей или меньшей опасности. Иначе говоря, современное положение мусульманского мира, в особенности в XIX веке, но и в XX веке также, не может удовлетворить и самых активных приверженцев ислама, не говоря уже о тех, чьё мнение непредвзято».[27]

По Арслану, важнейшие причины стагнации мусульман - это невежество, то есть недостаточное знание. Затем моральная испорченность, страх и трусость, отчаяние и безнадежность, и закоренелый консерватизм.[28] Интересно то, что Арслан отрицает, что мусульмане отстают из-за отсутствия науки. „Глупец тот, кто скажет: да, это было до того, как европейцы изобрели новые военные орудия: до пушек, танков, самолетов и до того, как европейцы достигли сегодняшней мощи, которая основывается на науке! Такие слова - полная глупость и безумие, так как у каждого времени - соответствующая наука, занятия и цивилизация, как и у времени сегодняшнего. (...) Материя сама по себе не может ничего произвести, то, что она создает - дух, а когда дух сопровождает вдохновение и когда пробуждается решимость, тогда легко находятся танки, самолеты, пулеметы, подводные лодки и все военные орудия. Говорят, что для этого необходима современная наука, которой у мусульман нет, поэтому европейцы могут то, чего не могут мусульмане. Ответы на это следующие: во-первых, современная наука зависит от идеи и предприимчивости; как только они появятся, возникнет и современная наука, и современные занятия. (...) Во-вторых, было ли такое, когда какой-либо мусульманский народ искал новое орудие или оружие, и не нашел его? Главное - воля, и когда она есть, достичь цели легко".[29]

Таким образом дискуссия об отношении ислама и науки пришла и в Боснию и Герцеговину, точнее, в Сараево. Мнения, которые здесь высказываются, во многом отражают общие размышления в исламском мире об отношении ислама и науки.

Так, в предисловии к монографии Мехмеда Садовича, Ислам и наука: Бог есть, и он предостерегает людей: религия и наука, два союзника в борьбе за выживание и развитие человека на земном шаре, академик Мухамед Филипович пишет: «Эта рукопись меня заинтересовала, так как у нас чрезвычайно редко ставится данный вопрос».[30] Другими словами, из этой цитаты ясно, что и мусульмане в Боснии и Герцговине  не отличаются от других мусульман (прежде всего, арабов), когда речь идет о размышлении об отношении ислама к науке. Далее, Филипович говорит, что ему было любопытно посмотреть „под каким углом мусульманский интеллигент сегодня смотрит на отношение ислама и некоторых типичных западноевропейских институций, каковой является современная наука ".[31]

Проблема для мусульманского интеллигента, когда ставится вопрос отношения ислама к науке, в том, что „Коран заявляет истины и не доказывает их, а наука вынуждена, во-первых, установить предмет, о котором говорится, а затем доказать то, что о нем утверждает, что должно быть проверено и экспериментально. Коран ссылается на силу Божью, которая является бесконечной и как таковая может быть доказана не в человеческом опыте, а в чуде и в единстве судьбы мира и человечества".[32]

Второй автор предисловия к монографии Мехмеда Садовича, доктор Салих Фочо, преподаватель Философского факультета Сараевского университета, подчеркивает, что эта книга - "первенец",[33] что определенно дает основания полагать, что тема отношения ислама к науке не исчерпана. Это подтверждает и сам автор, который во введении своей книги говорит: «Много времени я провел в поисках этих ответов (об отношении ислама к науке - З. М.). Я искал их и у священнослужителей, и в литературе. Я убедился в том, что священнослужители обычно не знают ответов, и даже боятся вступать в обсуждение некоторых вопросов».[34]

Садович указывает, что Запад в свое время перенял рационализм у ислама (что является спорным) и констатирует: «И в то время как Запад двинулся гигантскими шагами вперед, до тех пор, до вчерашнего дня прогрессивный исламский Восток сорвался в примитивизм и отсталость».[35]

Подобным образом размышляет и перс, профессор Халиби, шиит, в своей действительно профессионально написанной монографии. Он говорит, что работал над книгой „с надеждой, что однажды мусульмане примут истины и 'что не забудут свой удел от дуньи', чтобы не отстать от каравана, называемого цивилизацией, материальной и духовной культурой народа, чтобы снова взять на себя свою научную и культурную миссию, как и раньше, и чтобы решительно двинуться вперед".[36]

В цивилизации, как правило, выделяют четыре основных элемента или части:

-          предусмотрительность и осторожность в экономических вопросах,

-          появление политической организации,

-          появление этической и моральной традиции, и наконец,

-          работа и вложения в сфере науки и распространения искусства.[37]

 

СТАТИСТИКА ИЛИ СПАД МУСУЛЬМАНСКОЙ КРЕАТИВНОСТИ

Сегодня оценка ученых и науки производится в количественном и качественном аспектах. В количественном подсчитывается число опубликованных научных работ, их цитированность, то есть количество патентов, инноваций, награжденных монографий и их авторов. Но когда дело касается исламских авторов, предыдущий период они просто проспали. „Сон был долгим и глубоким. В 2005-ом году Гарвардский Университет опубликовал больше научных работ, чем 17 арабских стран вместе взятых".[38] Поразительны данные, что мусульман в мире около 1,6 миллиардов, и дали они всего двоих лауреатов Нобелевской премии по химии и физике. Оба переехали на Запад. Еще жив химик Ахмед Хасан Зевали, который работает в Калифорнийском технологическом институте. Лауреаты Нобелевской премии по литературе из исламского мира, как правило, осуждаются на смертную казнь или многолетнее наказание тюрьмой (исключение составляют обладатели этой награды из Ирана), из-за произведений, расходящихся с исламом. И в вопросах поддержки науки исламские государства не выглядят безупречно. Так, Организация исламского сотрудничества тратит 0,81% валового национального дохода на науку, тогда как Америка тратит 2,9%, а Израиль - целых 4,4%.[39]

Мусульмане не только мало вкладывают в науку, проводят мало исследований, но и переводят недостаточно книг с других языков на арабский. Поэтому известная журналистка и общественный деятель - мусульманка, Иршад Мани, задает (и) следующий вопрос: „Почему весь арабский мир за прошедшие тысячу лет перевел меньше книг, чем это сделала Испания за год?"[40]

Известный иракский ученый Али А. Алави комментирует в своей монографии Кризис исламской цивилизации (и) „Спад креативности мусульман", где констатирует: „В науке и технике статистика действительно пугающая, к тому же еще и депрессивная. Если взять данные 2006-го года, в мусульманских странах-участницах Организации исламского сотрудничества (ОIC) было 8,5 ученых и техников на 1000 жителей, в сравнении со средним мировым показателем 40,7 и цифрой 139,3, средним показателем развитых стран. Участие всего исламского мира в области мировой научной литературы составляло 1,17 %, в сравнении с 1,48% одной только Испании. Страны Организации исламского сотрудничества выделяют 0,3% валового национального дохода на исследование и развитие, в то время как средний мировой показатель составляет 2,4%. Список можно продолжать, включая очень небольшое количество опубликованных в журналах статей, к чему стоит добавить и непростую ситуацию в области ранжирования университетов и факультетов, а также выдачи патентов".[41]

К этим скромным показателям прибавляется и делегитимизация гуманитарных и общественных наук. Это явление становится очевидным, если сравнить различные реакции на Нобелевские премии, присужденные в прошлом веке мусульманским авторам. Спустя девять лет после того, как Нобелевскую премию по физике получил Абдус Салам, в 1988-ом того же признания, на этот раз по литературе, удостоен Нагиб Махфуз. Эта награда намного слабее и совсем по-другому была воспринята в общественности. Нобелевская премия, присужденная Махфузу, вызвала смущение и даже критику в отдельных исламистских и консервативных кругах, поскольку раннее исламская цензура осудила писателя за его романы Истории нашего квартала и Дети нашего квартала. Различные реакции на одну и ту же награду, присужденную сначала в области точных наук, а затем по литературе, указали на то, что существуют внутренние раздоры в мусульманском обществе. Гуманитарные науки постулируют неуверенность, относительность единства, подрывают стабильность сообщества, по мнению некоторых, и, следовательно, связываются с ослаблением органического единства, находящегося в основе догмата о единстве Божием; в то же время точные науки, напротив, подтверждают существование Бога. То, что в биографических сведениях о выдающихся личностях исламского радикализма часто указываются дипломы технических школ или университетов технической направленности, подтверждает подобный образ мыслей. Кроме того, наука и техника - носители глобализации, которая приводит и к укреплению ислама в мире, считают другие.

Крайности в том, что даже те мусульмане, которые не принимают экстремизм (фундаментализм), считают, что не нужно следовать западной науке, особенно общественной, так как, по их мнению, это приводит к разрушению традиционных духовных ценностей и навязывает отчуждение и алчность.[42] В данном контексте необходимо понимать, что древние Арабы переводили с греческого языка научные труды, но не литературные. Отказ от гуманитарных и общественных наук, однако, ведет идеологов радикального исламизма или неофундаментализма в некий социологический тупик, из-за того что таким образом прерывается древняя связь культуры и религии.[43]

Этот вопрос чрезвычайно важен для всех народов, соседствующих с мусульманами, то есть и для сербов.[44] Не секрет, что мусульманские политики, священнослужители и отдельные «ученые» из этого культурного круга самым грубым образом фальсифицируют историю, литературу, а также и результаты других наук и ученых, чтобы доказать утверждения, заданные религиозными лидерами из Сараево или Стамбула.[45] Отдельная проблема в том, что сербы, в основном, сталкиваются с суннитским исламом, принесенным на Балканы османами во время завоевания этой территории, а у него нет рационалистической традиции, исключая быстро подавленную рационалистическую школу мутазилу 9-го века. (Само это утверждение для мусульман спорно, так как они считают турок не завоевателями, а распространителями прогресса и цивилизации). Именно по религиозным причинам некоторые мусульмане Боснии и Герцеговины не принимают научную истину о себе, а развивают фальсификацию фактов, чтобы привести свою идентичность в согласие с требованиями ислама, точнее, улемов. Однако такое явление может приписываться и заданным политическим требованиям, когда для любого народа создается новый этногенез, который должен отвечать новым политическим запросам. Конечно, в науке нельзя действовать избирательно. „Речь идет о в перспективе вредном и опасном продолжении инерции движения по линии интеллектуальной вялости, догматической жесткости и самодовольства, происходящих из чувства превосходства без какого-либо должного покрытия".[46]

Однако здесь объективные ученые должны попросить помощи ученых со всего мира, которые должны понимать истину и поддержать коллег, ищущих полной истиной картины.[47]

 

ПРИЧИНЫ РАВНОДУШИЯ НЕКОТОРЫХ МУСУЛЬМАН К НАУКЕ

 

Как правило, колебания исламских теологов, когда речь идет об обсуждении отношения ислама к науке, следующего порядка. Некоторые мыслители считают, что ислам и прогресс не согласуются, то есть что первый представляет собой препятствие для развития общества, аргументируя это окаменением жизни мусульман. Другие к исламу относятся с подозрением, так как для них это религия, которая принуждает верующих учить наизусть религиозные тексты, носить чалму и перебирать четки. Теологи же на это отвечают, утверждая, что те забывают о колоссальном вкладе мусульманских ученых в развитие мировой науки, сделанном в то время, как в Европе процветал религиозный фанатизм.[48]

Из консультативной литературы понятно, что многочисленные авторы, когда речь заходит о причине научной инертности мусульман, приводят множество причин. Так, некоторые винят (предположительно) врожденное неприятие ислама по отношению к науке и подчеркивают, что некоторые исламские «университеты», кажется, больше склонны к молитве, чем к учебе. Например, в Университете Куэйд-и-Азам в Исламабаде три мечети в студенческом городке, планируется построить и четвертую, но нет ни библиотеки, ни книжного магазина. Заучивание наизусть религиозных текстов, особенно Корана вместо критического размышления - особенность высшего образования во многих исламских государствах. Именно так рассуждает Иршад Мани, считающая, что причина того, что мусульмане не занимаются наукой, в том, что «мозги мусульман заняты, и что проблема ислама в том, что в нем преобладает буквально чтение Корана».[49]

Ошибочная политика некоторых правительств, подобно властям Саудовской Аравии, которые, к примеру, поддерживает издание книг для исламских школ, наподобие таких как „Неоспоримые чудеса Корана: факты, которые наука не может отрицать", указывает на внутренний конфликт между верой и разумом.

Исламская цивилизация, подчеркивает Алави, занимала в свое время ключевую и командную позицию в мировой истории. Однако пересмотр мирового уклада в соответствии с современными нормами и огромные технологические, культурные, военные и экономические силы Запада, сконцентрированные, как есть, вокруг Соединенных Штатов, а также все более и вокруг Восточной Азии, определили ей по сути своей подчиненную, даже незначительную роль. Кажется, что ислам, даже если посмотреть на его словарь, в конфликте с остальным современным миром".[50]

В свое время бывший премьер Малайзии Махатхир Мохамад говорил, что наука исчезла в исламском мире благодаря приходу исламских теологов, начавших утверждать интерпретацию ислама, согласно которой наука не должна выходить за рамки изучения шариатских наук.[51] Второй фактор - прекращение поддержки ученых со стороны халифов и султанов. Точнее, не существовало какого-либо другого способа поддержки ученых, кроме личной помощи халифов и султанов, а те под влиянием исламских теологов перестали ученых поддерживать. Современные исламские власти также не поддерживают (достаточно) ученых и науку, так как не выделяют из бюджета достаточные средства на их деятельность.

Распад Римской империи, упадок Запада и прекращение сотрудничества с Византией привело к тому, что в эпоху Ренессанса арабская литература послужила опорой (не более и не менее) для чтения новооткрытой греческой философии и науки. Однако, когда европейцы получили доступ к оригинальным произведениям греческих авторов, их интерес к «арабской науке» быстро угас. Западные авторы здесь подчеркивают, что арабские научные тексты были, в сущности, переводами, в лучшем случае компиляциями и рефератами, созданными задолго до полной исламизации арабов (особенно индийцев, персов, ассирийцев, шумеров и других). Научные сообщества этих народов занимались переводом и написанием рефератов, так как не располагали условиями для собственной научной работы, с тем что тогда речь шла о начале научной деятельности. Поэтому ислам и шариат окончательно подчинили себе все общественные механизмы завоеванных народов, включая образование, и делая акцент на теологических дисциплинах. [52]

Вообще, наука в исламском мире понимается исключительно как часть богословия, то есть изучение Корана, хадиса, преданий и арабских религиозных преданий. Тиби утверждает, что в этом смысле нет оснований называть институции наподобие аль-Азхар в Каире большим и выдающимся центром исламских наук - Университетом. «Некоторые историки ислама ошибочно переводят понятие медреса университетом. Это неправильно, так как если мы понимаем университет как universitas litterarum, объединение науки, или хотя бы как копию парижского universitas magistrorum, то есть «сообщество учителей» XIII века, тогда мы знаем, что университет - это место, где свободно и без ограничений исследований создаются различные аспекты рациональной карты мира, что определенно является изобретением Европы.[53]

Мусульманский реформатор немецко-сирийского происхождения Бассам Тиби в своей книге «Ислам между культурой и политикой» отмечает: «Рациональная наука в средние века в исламе воспринималась 'иностранной ересью', за что ее запрещали. Сегодня исламские фундаменталисты не хотят признавать, что фрагменты рациональной науки в исламе основаны на улум аль-кудах (знаниях предков), собственно, на греческом наследии».[54] В отличие от японцев, которые переняли китайскую культуру и достижения китайской цивилизации, которые проникли в ее сущность и систему ценностей, и довели ее до совершенства, «арабский мир» оказался неспособен систематически усваивать культуру покоренных народов, не смог также и полученные научные знания реализовать и развивать далее. Ошибаются ли те, кто считает, что исламская идеология - одна из главных затормаживающих факторов и причин падения средневековой ближневосточной науки и философии.[55]

У Александра Сиротина другое видение взлета и падения науки у мусульман.[56] Так, он следует мысли профессора Сабра из Гарварда, что нет убедительного ответа на этот вопрос, но что после вытеснения мусульман из Испании прервана связь исламских мыслителей и учеников с учеными из Европы. Библиотеки в Кордове и Толедо попали в руки европейцев, что оставило исламских ученых без необходимых средств к работе, а потом прекратилось и их финансирование халифами и султанами, тогда как Запад обеспечил науке средства из производства, а изобретения ученых возвращал в промышленность для улучшения продукции.

В течение XIX и XX веков, когда происходило освобождение от колониализма исламских государств, мусульмане должны были принять западную науку и технику по экономическим и военным причинам, и реформаторы начали борьбу за реформу и модернизацию исламского мира. Реформаторы считали, что если европейцы позаимствовали их знания из «Золотого века ислама», то и мусульмане могут сейчас позаимствовать результаты западной науки. Эти движения за реформу исламского мира дали результаты в Малайзии, Иране, Иордании и частично в Пакистане.

Исследователи отношения ислама к науке выделяют еще два фактора, из-за которых мусульмане отстают в области науки - во-первых, отсутствие среднего класса и, во-вторых, бессмысленное заучивание Корана наизусть, что мы уже упоминали. Так, уверенность в том, что все знания находятся в Коране, тормозит научный прогресс, считает Первез Худбхои. Далее Худбхои подчеркивает, что эта вера является катастрофической для исламского мира, так как препятствует воспитанию и образованию человека, который мыслит, анализирует, спрашивает, сомневается и создает.

Мусульманин Бруно Гуидерони, астрофизик из Национального центра научных исследований в Париже, считает, что мусульмане отстают в области науки потому, что она в их глазах "западная". Другими словами, ученые считают, что консервативная часть мусульман склоняется к использованию современных технологий, но не разделяет научные взгляды на мир, так как они могут поставить под сомнение религиозные догмы.

Алави, однако, считает, что вопреки признанию западных технологий, да и науки, все-таки дошло до того, что, наряду с другими факторами, «относительное ухудшение в плане уровня жизни мусульман неумолимо продолжается еще с 1798-го года, и, возможно, даже усилилось в последние годы, тогда как в то же время в экономической гонке некогда вялые страны вроде Китая или Индии пробились в первые ряды».[57]

Поэтому необходимо вспомнить заявление пакистанского политика (бывшего президента этой страны) Первеза Мушаррафа, которое он сделал по поводу 11-го сентября (нападения на Башни-близнецы в США). Тогда он сказал то, что знали все, что мусульмане сегодня „самые бедные, самые неграмотные, самые отсталые, самые болезненные, наименее образованные, в наибольших лишениях и самые слабые звенья человеческой расы ",[58] и что это (и) причина, по которой мусульмане больше не занимаются наукой.

Реакция мусульман на западную науку - это попытка нового распространения ислама, причем они требуют, чтобы все ученые в мире признали, что сам Коран - самый надежный источник научных знаний. По словам профессора Переза Худбхои, исламисты критикуют науку и не хотят видеть причины и следствия. Например, в инструкциях для преподавателей и студентов пакистанского Института политических наук рекомендуется не связывать физические явления и их следствия. А когда речь идет о химии, исламисты говорят, что нужно поступить следующим образом: если кислород соединится с водородом, то по воле Аллаха мы получим воду.

Ринат Мухаметов, член экспертной группы Совета муфтиев Российской Федерации, считает, что проблема с наукой в том, что 21 арабское государство сегодня вкладывает 1,5 триллиона долларов в экономику западных государств, и только 10 миллиардов долларов на развитие собственной экономики.[59] Вторая проблема, которую мусульмане должны решить, по Мухаметову, в том, возможен ли симбиоз между традиционными исламскими духовными ценностями и модернизацией?

Вторая половина XIX и первая половина XX века представляют собой время самого глубокого упадка исламской цивилизации за всю ее историю. Хотя и сегодня ситуация тяжелая во многих областях, Ринат Мухаметов - оптимист, так как считает, что исламская цивилизация, подобно птице феникс, снова воспарит из пепла.[60] Исламская цивилизация меняется, но остается исламской. Трансформация ислама уже происходила, и не раз. Например, исламский мир времен Абассидов сильно отличается от времени Османской империи, но и одно, и другое - исламский мир.

 

ВСЕ ЖЕ ПРИНИМАЕТ ЛИ ИСЛАМ НАУКУ?

Спустя десятилетия равнодушия, когда исламом и его цивилизацией занимались только специалисты, дипломаты, путешественники и немногие новообращенные, ислам снова прорвался в западный мир. «Ислам долго считался смертельно раненой цивилизацией, цивилизацией, которая не в состоянии приспособиться к современности и которую, следовательно, может ожидать только судьба маргинализации и окончательного исчезновения".[61] Но Саудовская Аравия будто „начала новую страницу", и в 2009-ом году открыла Университет науки и технологии имени короля Абдаллы и обеспечила ему бюджет в 20 миллиардов долларов.[62] Власти соседнего Катара увеличили средства на науку, и вместо до тех пор 0,8% выделили 2,8% валового национального дохода на науку (около пяти миллиардов долларов в год). Турция также увеличила вклады в науку. Из-за этого зафиксирован рост опубликованных научных работ с 5000 в год до 22 000. Иран здесь уже лидирует среди исламских государств, ежегодно его ученые публикуют около 15.000 научных работ.

Исследование 2011-го года в Тhоmsоn Rеutеrs показало, что в начале девяностых годов прошлого века исследователи со всего мира в четыре раза меньше цитировали ученых из самых богатых исламских государств по отношению к остальным частям света. Но с того времени многое поменялось, и Иран стал лидером, достигнув 1,7% всех цитат в мире в области математики, тогда как с частотой в 1% цитируются работы исследователей из Египта и Саудовской Аравии. Турция улучшила положение в области техники. Также необходимо учитывать различие между суннитским и шиитским исламом, так как второй доминирует в Иране, а у персов почти национальная склонность к рационализму. Потому они и лидеры (были и остались) в исламском мире по вопросу науки. Тем более, что многие другие исламские страны еще спят.

Однако здесь нужно обратить внимание на тот факт, что развитие высшего образования в исламских государствах все-таки существует, то есть также и науки, но последняя, как, по крайней мере, кажется, развивается у ошибочном направлении. Так, „Оливье Руа отметил, что формирование и передача знаний в исламе постепенно выходит из традиционных рамок - семинаров и исламских университетов - и переносится на территории, которые постепенно превращаются в главные рассадники исламистского протеста на рубеже восьмидесятых и девяностых: это местные мечети и университетские центры. Такая пространственная делокализация производства знаний сопровождается появлением новой фигуры в современном исламе, фигуры воинствующего интеллектуала, которая формируется в течение девяностых годов".[63] Их появление («воинствующих интеллектуалов») отмечено не только на Ближнем Востоке, но и в Европе, Боснии и Герцеговине и Сербии.

Русский исследователь Плещунов замечает, что мусульмане  Великобритании, что может применяться и к другим государствам, развили большую активность в университетах, но констатирует, что «это связано не столько с получением знаний, сколько с пропагандой ислама и фундаменталистских идей».[64] Во-вторых, Плещунов говорит: когда молодые мусульмане приходят в университет, они неуверенные, сомневающиеся, беспомощные, так как они здесь больше из-за давления среды и социального принуждения, чем из искреннего уважения к образованию и науке. Такая ситуация обеспечивает отличную социальную и идеологическую базу для радикальных исламских групп, которые развивают личные отношения со студентами и таким образом склоняют их в свою сторону.[65] Следовательно, с Оливье Руа Плещунов соглашается, говоря: «В начале XXI века все больше отлично образованных мусульман вступает в ряды исламских радикалов и фундаменталистов».[66]

Так мир, борясь с равнодушием ислама к науке, смог хотя бы тех, кто живет не в исламских государствах, как-то направить к университетам, но иногда он получает не искренних любителей науки и гуманистически настроенных ученых, а воинствующих интеллектуалов. Думается, что Саид Кутб - яркий пример такого интеллектуала, и что полная ему противоположность - знаменитый иранский интеллектуал, геолог, физик, геофизик и философ Сейид Хоссейн Наср, выпускник известного Массачусетского технологического института.