Является ли ребенок человеком?

Является ли ребенок человеком? Казалось бы, вопрос абсурдный. Тем не менее, некоторые считают, что дети — это своего рода неотчуждаемая собственность семьи, которая вправе делать с ними, что хочет. Разумеется, эти люди исходят из того, что родители всегда хотят для своих детей только хорошего, хотя и понимают это хорошее по-разному. Как и допустимые меры воспитания. Кто-то убежден, что без ремня мальчика не вырастить, а кто-то считает, что даже повышать голос – признак родительской некомпетентности.

В условиях деструкции общества психологическим спасением от агрессии внешнего мира для многих россиян, как свидетельствуют опросы, стала именно семья. Поэтому неудивительно, что разговоры о возможном введении в стране системы ювенальной юстиции вызывают весьма нервную реакцию в обществе. Государство, успешно разрушившее привычные стереотипы поведения и жизни, взялось за последнюю цитадель – семью. Учитывая, насколько некомпетентны были многие предыдущие реформы, есть из-за чего волноваться.

Прежде всего, что такое ювенальная юстиция? В трактовке уполномоченного по правам человека в РФ Владимира Лукина, «это совокупность государственных органов, органов местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждений, должностных лиц, осуществляющих на основе установленных законом процедур действия, направленные на обеспечение прав, свобод и законных интересов ребенка.»

Таким образом, речь идет по большому счету о том, что ребенок — не просто член семьи, но и гражданин, ответственность за которого несет государство. Собственно, именно это является камнем преткновения. В России большинство людей склонны считать, что все вопросы, касающиеся детей, уполномочена решать семья, которая может обращаться к государству во имя его интересов, если пожелает. Ювенальная юстиция предполагает, что ребенок может взаимодействовать с государством напрямую —так сказать, «выносить сор из избы».

И здесь сразу встает целый ряд острых вопросов. Во-первых, российское государство уже сейчас не справляется с грузом ответственности – и за работающих взрослых, и за пенсионеров, и за детей, оставшихся без попечения родителей, и за многие другие категории граждан. В стране не хватает средств и человеческих ресурсов, чтобы создать нормально работающую службу милиции, положение в детских домах и домах ребенка — без преувеличений драматическое.

Почему, спрашивается, навести порядок там категорически не получается, а ювенальная юстиция вдруг поможет? Откуда возьмутся средства? Откуда возьмутся люди, которые будут работать в новой системе? По-видимому, оттуда же, откуда они приходят в милицию – больше неоткуда. И к чему это приведет? Можно понять тех, кто заранее с ужасом ждет взаимодействия с такими работниками. Ведь госслужащие в России воспринимаются в первую очередь как люди, которые уполномочены государством творить произвол, создавать проблемы, вымогать взятки. Это одна сторона вопроса.

Другая – в том, что положение детей в стране действительно прискорбно. «Ежегодно в интернатные учреждения поступает не менее 100 тысяч детей, многие из которых оказались «социальными сиротами» при живых родителях. Судьба детей без семьи трагична…», — говорится в официальном докладе уполномоченного по правам человека за 2007 год. Сейчас ситуация не сильно изменилась. То, что из выпускников детских домов лишь около 10% становятся адаптированными, благополучными членами общества, а остальных ждет алкоголизм, наркомания, тюрьма и ранняя смерть, тоже давно стало общим местом. Но почему-то никаких кардинальных мер государство не принимает. Правда, в России была развернута система социальной агитации за усыновление, и число детей, взятых в семьи, действительно возросло.

Однако социальная реклама рисует маленьких ангелочков, которые ждут маму и папу, а это очень мало похоже на живых детей, многие из которых озлоблены, агрессивны, отстают в развитии, страдают от неврологических нарушений. Новые родители, как правило, переживают тяжелый стресс — их никто не предупреждал о реальных трудностях, с которыми придется столкнуться.

В результате тот же Владимир Лукин отмечает, что многие усыновленные дети возвращаются в детдома. «По данным правозащитных организаций, в 2008 году общее количество случаев возврата детей из приемных семей в интернатные учреждения выросло в два раза (с трех до шести тысяч). Каждый такой случай – трагедия для ребенка», — подчеркивает омбудсмен. Заметим, каждый такой случай — трагедия и для экс-приемных родителей.

Другая проблема – нищета, в которой живут многие дети. Это происходит, в том числе, из-за невыплат одним из родителей (в 90% случаев – отцом) алиментов на содержание ребенка. «По оценкам независимых экспертов, в настоящее время около 10 миллионов российских детей живут в неполных семьях и вправе по закону рассчитывать на алименты. Однако более половины детей из неполных семей алиментов не получают, поскольку покинувшие их отцы (или матери) уклоняются от исполнения алиментных обязательств. При этом законодательство, призванное защищать права детей из неполных семей, практически не работает. Причины такого порочного явления следует, видимо, искать как в безответственности плательщиков алиментов, так и в пассивности судебных приставов и в крайней бюрократизации и неэффективности всего процесса розыска «уклонистов» (по статистике исполняется лишь половина судебных решений о взыскании алиментов)», — отмечает Лукин.

То есть 5 миллионов родителей не хотят тратить на содержание своих детей ни копейки! Наверное, в этой ситуации государству все же надо надо вмешаться в дела семьи?

Сейчас уполномоченный по правам детей в РФ Павел Астахов добивается решения вопроса об ответственности за массовые отравления в детских учреждениях, за нарушения материальных прав детей и их семей. Кстати, в нашумевшем деле российско-финской семьи Рантала он твердо стоит на позиции семьи и взаимодействует с финскими социальными органами с этой позиции. Ничего, кроме пользы, от такой деятельности нет.

Если же кто-то принципиально считает, что в семье может происходить все, что угодно, и это никого не касается, то так можно дойти и до оправдания жестоких избиений, приучения детей к спиртному чуть ли не с детсадовского возраста и сексуального насилия, что, увы, в семьях тоже случается. Все-таки ребенок – не вещь, и определенный контроль за тем, что с ним делают родители, должен быть. Достаточно вспомнить дикий случай в Австрии, когда отец долгие годы держал в подвале и регулярно насиловал свою дочь.

Утверждения же о том, что в Европе и вообще в странах с ювенальной юстицией детей забирают из семей чуть ли не по одному звонку — это явное преувеличение. В Австралии, например, огромные усилия и средства тратятся именно на сохранение семьи, на помощь ребенку в семье, и, если с ребенком есть проблемы, то государство просто оказывает ему дополнительную поддержку внутри семьи. Если в школе есть «ребенок со специальными проблемами» (болезнь Дауна или ЗПР в широком смысле), то в класс направляется дополнительный педагог. Таким образом, наличие ребенка с проблемами скорее помогает классу и преподавателю – благодаря тому, что выделена дополнительная рабочая единица. По результатам года дети, которые имеют наибольшие проблемы с учебой, получают дополнительные бесплатные занятия (индивидуально в школьное время) со специальным преподавателем. Одновременно есть и некоторые ограничения «свободы родителей» – в частности, детей не полагается оставлять одних до 10-ти лет. И если такие случаи будут иметь место, то родителей вызовут для беседы. В России некоторые родители отпускают детей гулять одних чуть ли не с пяти лет — но стоит ли бороться за подобную свободу?

Лично мне известен только один случай, когда двух детей забрали из семьи и отдали бабушке и ее мужу. Причем он долго разбирался в судах, и решение было принято отнюдь не с кондачка. Кстати, сама ситуация довольно типична и может случиться где угодно. Мать двух детей 6-ти и 3-х лет с раннего детства имела проблемы в отношениях со своей матерью – строгой, холодной, успешной, высокоорганизованной женщиной, которая воспитывала дочку в жесткой манере, беспрестанно критиковала, ругала за малейшие упущения, в результате чего, во-первых, у девочки развились многочисленные комплексы, во-вторых, возникло резкое неприятие матери и всех ее ценностей.

Едва окончив школу, девочка ушла жить к бойфренду. Жизнь, которую вела эта юная пара, напоминала образ жизни хиппи – никакой работы, никакой карьеры, никаких жестких обязательств и, соответственно, доходов. Когда родился ребенок, стало очевидно, что обеспечить ему нормальную жизнь они не в состоянии. Мать девушки сообщила об этом в социальную службу. Соцработники долго пытались реабилитировать семью, в которой вскоре родился и второй ребенок. Молодым людям сняли приличное социальное жилье с условием, что кто-то их них должен где-нибудь работать.

Одно время казалось, что они впишутся в общество. Однако надолго их не хватило — в семье начались физические разборки, во время одной из которых соседи вызвали полицию. Детей забрали и после изучения ситуации отдали бабушке и ее мужу. Другого варианта просто не нашли – о том, чтобы оставить детей в приюте или отдать в другую семью, даже речи не шло.

Стоит отметить, что в семьях австралийских аборигенов до сих пор творится бог знает что. После сотен лет борьбы с «традиционным» образом жизни Австралия выделила их в особую страту – аборигенами ведает особое ведомство, и там все решается по другим законам. А были времена, когда детей аборигенов массово изымали из семей — во многом как раз потому, что условия жизни этих людей не соответствовали представлениям белого общества о том, чем дети должны быть обеспечены (хотя бы по минимуму). Некоторые образованные аборигены и сейчас полагают, что уж лучше бы детей изымали. Но это – случай особый. Жизнь аборигенов была тотально сломана машинной цивилизацией. Некоторым в этом видится некая прогрессистская неизбежность.

В любом случае, совершенно не факт, что молох прогресса не перемелет и другие, не столь примитивные с нашей точки зрения культуры…. В том числе, например, и культуру семьи в России.