Демократический крючок. Ценности и процедуры выборов

В истории человечества есть два величайших изобретения, которые сэкономили массу ресурсов, времени и сил и вообще дали роду людскому возможность расти и развиваться. Я не про колесо и письменность. Я про спорт и политику.

Спорт заменил смертельно опасную драку молодых самцов, входящих в период половой зрелости и оттого особенно агрессивных. Вместо жестокого побоища с последующей кастрацией, а то и пожиранием проигравшего, были учреждены публичные состязания по заранее известным правилам.

Политика заменила войну. Вместо того чтобы вырезать соседнее племя или согнать его с плодородных земель в пустынные края, появился навык договариваться. Вы — нам, мы — вам. Обмены и гарантии. Изобретение политики не ликвидировало войну, но количество войн всё-таки уменьшилось.

Политика — это продолжение войны иными средствами. Именно так. Когда немецкий военный теоретик XIX века Карл фон Клаузевиц выдал свой известный афоризм («война — это продолжение политики иными средствами»), он, скорее всего, хотел этак парадоксально пошутить. Поскольку со времён Томаса Гоббса (то есть с XVII века) было известно: первобытная война всех против всех прекращается с помощью общественного договора, то есть политических установлений и правил. Сначала война, потом, чтобы избежать войны, — политика. Точно так же власть как символический инструмент используется вместо прямого насилия.

Однако в основе политики всё же лежит война. То есть весьма жёсткая конкуренция. Поэтому правила используются тоже максимально жёстко. В том числе и правила демократического волеизъявления. Больше того, именно демократическая политика является наиболее суровой. Потому что монархия (или диктатура) ценностна, а демократия процедурна. Монарх или диктатор имеет возможность поступать по принципу «нравится — не нравится» и поэтому в отдельных случаях может оказаться ласковым, милостивым, щедрым. Может даровать прощение врагу за прошлые заслуги. Демократия не может себе такого позволить. Демократическая власть — это согласование (вернее, постоянные согласовывания) интересов массы людей, от рядовых избирателей до воротил национального масштаба, в конкуренции с интересами других простых избирателей и других крупнейших воротил. Тут правит бал не каприз деспота, а необходимость платить по счетам, пропихивать своих, отбрасывать чужих. А то сам останешься отпихнутым и с пачкой неоплаченных счетов в дрожащих руках…

И всё это проталкивание и отпихивание протекает в рамках демократической процедуры. С помощью максимально эффективного (то есть циничного) использования избирательного законодательства и сложившихся обычаев.

Давайте не путать понятие «демократический» с понятием «хороший». Демократическая власть (то есть власть, избираемая в ходе прямых, равных, тайных и, что немаловажно, альтернативных выборов) хороша постольку, поскольку она лучше власти монархической, военно-диктаторской и прочее. Сама же по себе она бывает всякая. От совершенно лучезарной (когда у власти «мы»), до беспросветно кошмарной (когда рулят «они»).

Зачем вся эта высокая теория? А вот зачем.

Эти размышления посетили меня перед грядущим воскресеньем,14 марта, когда должны состояться выборы в восемь региональных парламентов и ещё шесть с лишним тысяч выборов разных уровней, всего в 76 субъектах Российской Федерации.

Мне бы очень не хотелось, чтобы на выборах 14 марта повторился скандал, который произошёл на выборах в Мосгордуму 11 октября минувшего года.

Мне бы очень хотелось, чтобы в новоизбранных парламентах и муниципальных собраниях был представлен максимально широкий спектр оппозиционных политических сил. Чтоб там были и коммунисты (которых я не люблю), и либерал-демократы (которых я не понимаю), и справедливороссы, и яблочники, и патриоты, и, конечно же, правые (которых я продолжаю любить по старой спсовской памяти; вот такой уж я, извините).

Недавно президент предложил либерализовать избирательное законодательство. Дать возможность малым партиям присутствовать в региональных парламентах, сделав им некоторое послабление в смысле барьера и сбора подписей.

Поэтому я не исключаю, что какие-то региональные руководители воспримут предложение президента как прямое указание. Так в России бывает довольно часто. Поэтому, возможно, в отдельных региональных парламентах и муниципальных представительных органах появятся, как перчинки в рассольнике, единичные представители оппозиции. Тут яблочник, там патриот, тут праводелец, там либерал-демократ. Но столь же возможно, что этого не случится: депутатские места позарез нужны для своих, и поэтому те, кто вершит политику на региональном уровне, не станут бежать впереди паровоза. Они будут делать вид, что никаких предложений-пожеланий из Москвы не доносилось, пока в избирательном законодательстве субъектов федерации не появятся соответствующие нормы и пока Москва не начнёт реально контролировать их выполнение. Так в России тоже бывает, и тоже часто. Вероятность обоих вариантов — пятьдесят на пятьдесят.

Какой вариант лучше?

Оба хуже. Потому что в обоих случаях представительство оппозиции будет регулироваться сверху. То, что в областном заксобрании или городской думе появится оппозиционный депутат, — это, конечно, неплохо. Но то, что он появится по указанию Москвы или областного начальства, придаст всей ситуации какой-то неприятный привкус. Привкус неполной легитимности, что ли.

Повторю ещё раз: политика — это война иными средствами. Особенно политика в рамках демократической процедуры, с её юридическим крючкотворством, помноженным на административный ресурс.

Демократическая оппозиция должна овладеть демократической процедурой во всей её неприглядной красе. Нужно стать такими же крючкотворами, профессиональными истцами, сутягами, лоббистами и толкачами.

Нужно добиться наконец, чтоб была принята общегосударственная норма о единой для всей страны официальной форме подписного листа и форме предоставления сведений. Чтоб в дальнейшем не могло быть споров о том, как писать в подсказках — «ФИО» или «Ф.И.О.». Чтобы не браковались подписи, потому что написано «Москва», а не «г. Москва». Или как минимум нужно заверять образец подписного листа и форму предоставления сведений в каждом отдельном избиркоме, с подписями и печатями избиркомовских боссов и штемпелем нотариуса, а в случае отказа — обжаловать этот отказ в суде. Пройти по всем инстанциям, от районного суда до верховного. И добиться нормы, обязывающей избирком заверить образец. Чтоб не могли снять партию с выборов потому, что подписной лист не с такими линеечками, а почтовый индекс написан не там.

Нужно сделать понятными (опять-таки официально опубликованными) критерии экспертизы подписных листов. Нужно законодательно развести понятия «фальшивая подпись за реального человека», «указание несуществующего человека» и «ненадлежащее оформление подписного листа». Нужно определить меру ответственности экспертов и членов избиркомов за принятые ими решения по подписным листам.

Или вообще отменить эти подписные листы.

Нужно официально согласовать, заверив избиркомовскими подписями и печатями, карты поселений, чтоб не оказалось вдруг, что дом или целая улица отсутствует на плане города. А ситуация, кстати говоря, вполне реальная. Мои приятели не раз видели карты, где их дачный посёлок «Красный Металлург», существующий с 1932 года, просто-таки отсутствовал. Лес, овраг, дорога — и никакого посёлка. Бывает.

Нужно наконец изобрести какой-то нормальный, эффективный и всех устраивающий способ контроля над подсчётом голосов. Вся штука в том, что именно демократизм тайного голосования открывает возможности вбросов и подтасовок. Но это вопрос далёкого будущего.

Нужно, далее, подготовить наблюдателей и юристов. Нужно научиться составлять исковые заявления о фальсификациях, набирать свидетелей, доводить дело до суда, выступать в суде. Нужна армия партийных журналистов, нужны ораторы и агитаторы. Нужен серьёзный, педантичный, скрупулёзный подход к демократической процедуре.

Собственно, это и есть демократия в действии. В её непосредственной данности.

В общем, есть чем заняться.

Готова ли к этому оппозиция? Не уверен. И мне это очень обидно. Потому что я хочу, чтобы в органах представительной власти были оппозиционные депутаты.

Что такое истина? Моё ощущение правды? Или документированный факт, подтверждённый в суде? Увы, как ни противно это признавать, для демократии истина — это судебное решение. Конечно, тут есть свои тонкости и подводные камни; в частности, это касается работы судов. Но в любом случае возмущение фальсификациями выборов не должно ограничиваться репортажами в блогах.

Для меня, например, очевидно, что выборы 11 октября в Мосгордуму проходили с ужасающими нарушениями. Меня полностью убеждают рассказы участников, свидетельства наблюдателей, тайком отснятые видеофильмы. Но для меня также очевидно, что эта очевидность не является юридическим фактом, основой для отмены результатов. Увы. Это оскорбительно для моего демократического чувства, но моя же демократическая совесть подсказывает, что «очевидность» и «убеждённость» — плохие советчики в процедурных вопросах. Есть же люди, которые убеждены, что надо продолжать дело Сталина. Мне совершенно очевидно, что такому убеждённому надо дать по морде. Но прямые действия в соответствии с этими убеждённостями и очевидностями — это возврат к дополитическому состоянию, к войне всех против всех.

Нынешняя оппозиция в пору своего пребывания у власти была — именно в политическом смысле — великодушна и отчасти легкомысленна. Компартию не запретили (даже дали ей возможность отстоять себя в суде). Люстрации не проводили. Октябрьских путчистов амнистировали. С радикально-реформаторской точки зрения это плохо, это безволие, это подкоп под собственные планы. С другой стороны, это сильно облагородило общественную атмосферу: история перестала быть чередой отмщений. Замечательно. Но никто сегодня не станет благородно уступать места в парламенте политическому конкуренту, потому что он вчера не повесил своих тогдашних противников.

Конечно, тот, кто уже у власти, имеет огромные преимущества. Которые позволяют использовать демократическую процедуру в своих интересах.

Наверное, это нехорошо. Но это естественно. Смешно думать, что партия власти будет действовать в интересах оппозиции.

Демократическая процедура, как, например, статистика, — это инструмент. Инструментом часто злоупотребляют. Но если я вижу научный труд, в котором перевраны все цифры, я не просто заявляю, что «вот дурак, он всё наврал, это же козе понятно, что так не бывает!». Я ищу верные цифры, верную методику. И, как это часто бывает, для опровержения передержек и подтасовок требуется гораздо больше времени и сил, чем для фабрикации ложных данных. Но по-другому не получается. Точно так же дело обстоит и в политике.

Третий раз напоминаю, что такое политика. Продолжение войны иными, да, иными, бескровными, ненасильственными, законными средствами. Но всё же войны, то есть очень серьёзной затеи.