«Черная книга коммунизма»? Глава 4. Грязная война (окончание)

«30 апреля 1919 г. Тамбовская губерния. В начале апреля, в Лебедянском уезде вспыхнуло восстание кулаков и дезертиров на почве мобилизации людей и лошадей, и учета хлеба. Восстание шло под лозунгом: «Долой коммунистов! Долой советы!» Восставшие разгромили четыре волисполкома, замучили варварски семь коммунистов, заживо распиленных. Прибывший на помощь продармейцам 212-й отряд внутренних войск ликвидировал кулацкое восстание, 60 чел. арестовано. 50 расстреляно на месте, деревня, откуда вспыхнуло восстание, – сожжена».

«11 июня 1919 г. Воронежская губерния. Положение улучшается. Восстание в Новохоперском уезде можно считать ликвидированным. Бомбами с аэропланов сожжено село Третьяки – гнездо восстания. Операции продолжаются».

«Из Ярославля 23 июня 1919г. Восстание дезертиров в Петропавловской вол [ости] ликвидировано. Семьи дезертиров были взяты в качестве заложников. Когда стали расстреливать по мужчине в каждой семье, зеленые стали выходить из леса и сдаваться. Расстреляно 34 вооруженных дезертира»²⁶.

Тысячи подобных донесений²⁷ говорят о беспримерной жестокости карательных мер, направленных против крестьянских восстаний, в которых участвовали главным образом дезертиры, но которые чаще всего квалифицировалась в донесениях как «кулацкие бунты» или «действия бандитских шаек». Три процитированных отрывка показывают нам, какие методы усмирения в основном применялись: взятие заложников из семей дезертиров или «бандитов», бомбардировка и сожжение деревень. В ослеплении власть прибегала к самым крайним мерам, но при этом явно помнила о традиции коллективной ответственности, существующей в деревне. Обычно власти давали дезертирам определенный срок для сдачи оружия и капитуляции. По истечении такого срока дезертиры рассматривались как «лесные бандиты», подлежащие немедленному расстрелу. Обращения властей как гражданских, так и военных, уточняют, что «если жители деревень помогают каким бы то ни было способом прячущимся в соседних лесах бандитам, эти деревни будут полностью сжигаться».

Обобщенные донесения ЧК содержат цифровые показатели размаха войны по усмирению деревни. Так, за период между 15 октября и 30 ноября 1918 года только в двенадцати губерниях России вспыхнуло 44 бунта, в результате которых 2320 человек были арестованы, 620 убиты в бою, 982 расстреляны. При этом погибли 480 советских работников и 112 бойцов продовольственных отрядов, Красной Армии и частей ЧК За сентябрь 1919 года в десяти губерниях, о которых есть обобщенная информация, арестованы 48 735 дезертиров и 7325 «бандитов», 1826 человек убиты в бою и 2230 – расстреляны, 430 жертв насчитывается среди военных и советских работников. Этот далеко не полный перечень не включает число жертв крупнейших крестьянских восстаний.

А такими восстаниями отмечено несколько периодов: март – август 1919 года – в районах Средней Волги и Украины; февраль – август 1920 года – в губерниях Самарской, Уфимской, Казанской, Тамбовской и снова на Украине, отвоеванной большевиками у белых, но контролируемой «в глубинке» крестьянскими партизанами. С конца 1920 года и в течение всей первой половины 1921 года крестьянские волнения, жестоко подавляемые на Украине, Дону и Кубани, достигают в России масштабов подлинной крестьянской войны с центром в Тамбовской, Пензенской, Самарской, Саратовской и Симбирской губерниях²⁸. Пожар этой крестьянской войны погас только с наступлением самого страшного голода XX века.

Именно в двух богатейших губерниях, Симбирской и Самарской, на которые пришлась в 1919 году пятая часть всех хлебных реквизиций в России, отдельные крестьянские бунты превратились в марте 1919 года, впервые после установления большевистской власти, в широкое крестьянское восстание. Десятки сел были захвачены повстанческой крестьянской армией, насчитывавшей до 30 000 вооруженных бойцов. Чуть ли не на месяц советская власть утратила контроль над Самарской губернией. Восстание провозгласило политическую программу с требованиями прекращения реквизиций, разрешения свободной торговли, свободных выборов в Советы и уничтожения «большевистской комиссарократии». Это восстание способствовало успешному продвижению к Волге частей Белой армии адмирала Колчака, т.к. большевикам пришлось перебросить на «внутренний фронт» десятки тысяч солдат, чтобы покончить с хорошо организованной повстанческой армией. В итоге, как докладывал глава Самарской ЧК в начале апреля 1919 года, 4240 повстанцев были убиты, 625 расстреляны, 6210 дезертиров и «бандитов» арестованы...

Едва погасили огонь в Самарской губернии, как он с новой силой вспыхнул на Украине. После того как в конце 1918 года Украину начали покидать германские и австро-венгерские войска, большевики вознамерились овладеть этой самой богатой в сельскохозяйственном отношении частью бывшей империи, предназначенной, по мысли большевиков, «накормить пролетариат Москвы и Питера». Здесь, в сравнении с другими районами, были резко завышены нормы реквизиций. Выполнить их – значило обречь на голод тысячи деревень, уже обобранных во время германо-австро-венгерской оккупации в течение всего 1918 года. Кроме того, в отличие от политики, проводившейся ими в конце 1917 года в России – раздел земли между крестьянскими общинами, – русские большевики намеревались провести на Украине национализацию всех крупных помещичьих хозяйств (самых развитых на территории бывшей империи). Эта политика, направленная на превращение крупных зерновых и свекловодческих хозяйств в коллективные хозяйства, а крестьян – в сельскохозяйственных рабочих, не могла не вызвать недовольства в крестьянской среде. Закаленные в борьбе против германских и австро-венгерских оккупантов, крестьяне к началу 1919 года стали объединяться в крестьянские армии численностью в несколько десятков тысяч человек под политическим и военным командованием таких командиров, как Симон Петлюра, Нестор Махно, атаманы Григорьев, Зеленый и десятков других более мелких атаманов. Эти крестьянские армии были полны решимости осуществить программу своей аграрной революции: земля – крестьянам, свободная торговля, свободно избираемые Советы «без москалей и жидов». Для большинства украинских крестьян, привыкших к традиционному противопоставлению украинского села и городов, населенных преимущественно русскими и евреями, казался простым и естественным сплав: москали – большевики – евреи. Всех их надо гнать с Украины.

Все эти особенности объясняют ожесточенность и продолжительность столкновений между большевиками и украинским селом. Присутствие на арене третьего участника – белых, которые сражались одновременно и с большевиками, и с различными крестьянскими армиями, не желавшими возвращения старых порядков, еще более запутывало политическую и военную обстановку в этом регионе. Киев четырнадцать раз за два года переходил из рук в руки.

Первые вспышки сопротивления большевикам и их реквизиционным отрядам отмечены в апреле 1919 года. Уже в следующем месяце произошло 93 крестьянских восстания в Киевской, Черниговской, Полтавской губерниях и в окрестностях Одессы. За первые двадцать дней июля официальные данные ЧК сообщают о 210 восстаниях, в которых приняло участие несколько сотен тысяч крестьян и к подавлению которых были привлечены войска численностью в 100 000 человек. Крестьянская армия Григорьева – почти 20 000 бойцов, в основном из взбунтовавшихся частей Красной Армии, с 50 орудиями, 700 пулеметами – в апреле – мае взяла целый ряд городов Южной Украины: Черкассы, Херсон, Николаев, Одессу и некоторые другие. Свои цели Григорьев провозглашал без экивоков: «Вся власть Советам народа Украины!», «Украина для украинцев без большевиков и евреев!», «Раздел земли», «Свобода предпринимательству и торговле»²⁹. Почти 20 000 партизан атамана Зеленого удерживали чуть ли не всю Киевскую губернию, за исключением важнейших городов. Под лозунгом «Да здравствует власть Советов, долой большевиков и жидов» они организовали десятки погромов в еврейских местечках и городках Киевской и Черниговской губерний. Гораздо более известна деятельность Нестора Махно, вождя огромного народного движения, армии в десятки тысяч бойцов. У этого движения была своя программа, одновременно национальная, социальная и анархистская, принятая на съезде крестьянских, повстанческих и рабочих делегатов Гуляй-поля, состоявшемся в апреле 1919 года в самом центре махновского восстания. Так же, как и другие, менее структурированные крестьянские движения, махновцы выражали прежде всего полное неприятие всякого государственного вмешательства в крестьянские дела и желание жить в условиях самоуправления в виде свободно избранных Советов. К этим основным требованиям добавлялись другие, общие для всех крестьянских движений: приостановка реквизиций, отмена налогов и сборов, свобода для всех социалистических партий и анархистских групп, раздел земель, упразднение «большевистской комиссарокра-тии», отрядов особого назначения и ЧК³⁰.

Сотни крестьянских повстанцев, действовавших в тылу Красной Армии весной и летом 1919 года, сыграли не последнюю роль во временных успехах Белой армии генерала Деникина. Выступив с юга Украины 19 мая 1919 года, войска белых продвигались на север и запад. Части Красной Армии были ослаблены борьбой с крестьянскими восстаниями. 24 июня войска Деникина взяли Харьков, 24 августа – Киев, 6 октября – Воронеж*. Отступление большевиков, чья власть держалась только в городах, тогда как сельские местности были предоставлены восставшим крестьянам, сопровождалось массовыми расправами с узниками тюрем и заложниками. В стремительном отступлении через враждебные местности Красная Армия и чекисты не знали жалости, их путь был отмечен сожженными селами, массовыми расстрелами дезертиров, «бандитов» и заложников. Возвращение их на Украину, отвоеванную у противника в конце 1919 – начале 1920 года, сопровождалось не менее страшными расправами над гражданским населением, описание которых можно найти в шедевре Исаака Бабеля Конармия³¹.

_______________

* Весной и летом 1919г. войска Деникина заняли Донбасс и обширную область от Царицына до Харькова и Екатеринослава. Начав поход на Москву в июле 1919 года, Добровольческая армия 6 октября заняла Воронеж, 13 октября – Орел и создала угрозу Туле. (См.: БСЭ, т. 8, М., 1972, с. 96). (Прим. ред.)

К марту 1920 года войска белых оказались разгромленными. Лишь части их, под командованием преемника Деникина, барона Врангеля, удалось закрепиться в Крыму. Большевики и крестьяне оказались лицом к лицу на театре военных действий. Вплоть до 1922 года селу предстояло испытать всю беспощадность репрессий утверждавших свою власть большевиков. В феврале – марте 1920 года новое грандиозное волнение, так называемое «вилочное восстание», охватило обширное пространство между Волгой и Уралом, Казанскую, Симбирскую и Уфимскую губернии. В этих краях, где наряду с русским населением проживали татары и башкиры, реквизиции были особенно тяжелы. За несколько недель восстание охватило десятки уездов. Численность повстанческой крестьянской армии «черных орлов» в момент наивысшего подъема достигала 50 тысяч человек Части ЧК и ВОХРа, вооруженные пушками и пулеметами, безжалостно истребляли повстанцев с их вилами и пиками. За несколько дней тысячи крестьян были убиты и сотни сел сожжены³².

После быстрого подавления «восстания вил» пламя крестьянских волнений снова распространилось на центральные и средневолжские губернии, также сильно затронутые реквизициями: Тамбовскую, Пензенскую, Самарскую и Саратовскую. Как признавал большевистский функционер Антонов-Овсеенко, руководивший репрессиями против повстанцев Тамбовской губернии, если бы план реквизиций (продразверстка) 1920–1921 годов был выполнен, это обрекло бы крестьян на верную смерть: им оставляли в среднем по пуду зерна и по полтора пуда картофеля на человека в год, в 10–12 раз меньше прожиточного минимума! Таким образом, крестьянам этих губерний с лета 1920 года пришлось вступить в борьбу за выживание. Этой борьбе предстояло затянуться на два года, пока с крестьянскими повстанцами не покончил голод.

Третьим центром противостояния большевиков и крестьян оставалась в 1920 году Украина, доставшаяся большевикам после поражения армии Деникина. Глубинные сельские местности Украины тем не менее все еще находились под контролем сотен больших и малых отрядов зеленых или формирований, в разной степени связанных с армией Махно. В отличие от «черных орлов» России, украинские зеленые, чьи отряды состояли в основном из дезертиров, были хорошо вооружены. Летом 1920 года в армии Махно насчитывалось около 15 тысяч пехоты, 2500 кавалеристов, сотня пулеметов, 20 орудий и два бронепоезда. Сотни более мелких «шаек» численностью от нескольких десятков до нескольких сотен бойцов каждая также оказывали сильное сопротивление большевикам. Для «ликвидации бандитизма на Украине» правительство назначило в мае 1920 года Дзержинского начальником тыла Юго-Западного фронта. Более двух месяцев Дзержинский оставался в Харькове, создав 80 специальных частей ВОХР – отборные войска, оснащенные кавалерией, чтобы преследовать «мятежников», и авиацией, чтобы бомбить «бандитские гнезда»³³. Перед ними была поставлена задача в три месяца покончить с крестьянским партизанским движением. На деле же борьба затянулась на два с лишним года, с лета 1920 по осень 1922 года, и стоила десятков тысяч жертв.

Среди различных эпизодов войны, которую большевики вели против крестьянства, расказачивание, т.е. устранение казаков Дона и Кубани как социальной группы, занимает особое место. В самом деле, впервые новый режим предпринял ряд карательных мер, чтобы устранить, уничтожить, выслать, следуя принципу коллективной ответственности, все население территории, именовавшейся на лексиконе большевистских вождей «советской Вандеей»³⁴. Эта операция не была ответной мерой, предпринятой в разгаре сражений; она была спланирована заранее, стала предметом многочисленных распоряжений, отданных на самом высоком государственном уровне многими ответственными лицами в большевистском руководстве (Ленин, Орджоникидзе, Сырцов, Сокольников, Рейнгольд)**. Расказачивание, неудавшееся с первой попытки весной 1919 года ввиду отступления большевиков, возобновилось с новой силой в 1920 году, когда большевики вернулись на казачьи земли Дона и Кубани.

_______________

** В этом перечне стоит упомянуть также Свердлова – наиболее последовательного и яростного сторонника политики расказачивания. (Прим. ред.)

В декабре 1917 года большевики лишили казаков того статуса, который существовал при старом режиме; в глазах большевиков они представляли собой «кулаков» и, стало быть, являлись «классовыми врагами». Отказавшись от первоначального нейтралитета, казаки под знаменами атамана Краснова присоединились к белым силам, собиравшимся на юге России весной 1918 года. Только в феврале 1919 года во время генерального наступления большевиков на Украине и юге России первые части Красной Армии вышли к станицам донских казаков. Прежде всего большевики предприняли меры по упразднению всего, что составляло специфику казачества: казачьи земли были конфискованы и переданы в пользование поселенцам из России и местным крестьянам, не имевшим статуса казаков; казаки обязаны были под угрозой смертной казни сдать все оружие (согласно своему статусу защитников Российской империи все казаки имели право на ношение оружия); все окружные и станичные органы самоуправления были распущены.

Эти шаги были частью заранее составленного плана расказачивания, определенного в секретной резолюции ЦК партии большевиков от 24 января 1919 года: «Учитывая опыт гражданской войны против казачества, признать единственным правильным политическим ходом массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно. Провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью»³⁵.

На деле же, как признавал в июне 1919 года председатель Донского ревкома Рейнгольд, на которого была возложена задача «навести большевистский порядок» на казачьих землях, «у нас была тенденция проводить массовое уничтожение казачества без малейшего исключения»³⁶. В течение нескольких недель с середины февраля до середины марта большевистские отряды уничтожили более восьми тысяч казаков³⁷. В каждой казачьей станице революционным трибуналам требовались минуты, чтобы просмотреть списки подозреваемых; как правило, всех их приговаривали к «высшей мере» за «контрреволюционное поведение». Перед лицом такого разгула репрессий казакам ничего не оставалось, как поднять восстание.

Восстание началось в Вешенском округе 11 марта 1919 года. Организовано оно было превосходно. Восставшие казаки объявили поголовную мобилизацию всех мужчин от шестнадцати до пятидесяти пяти лет; они разослали во все округа Войска Донского и в соседнюю Воронежскую губернию телеграммы с призывом к населению подниматься против большевиков. «Мы, казаки, не против Советов. Мы за свободно избранные Советы. Мы против коммунистов, коммун и жидов. Мы против разверстки, грабежа и безобразий, причиненных большевицкими охранками»³⁸. К началу апреля 1919 года восставшие казаки представляли собою армию в тридцать тысяч опытных и хорошо вооруженных бойцов. Действуя в тылу Красной Армии, сражавшейся южнее с Деникиным и кубанскими казаками, донские казаки, как и восставшие украинские крестьяне, обеспечили стремительное продвижение армии белых в мае – июне 1919 года.

В начале июня восставшие казаки соединились с основными частями Белой армии и кубанскими казаками. Вся «казачья Вандея» была освобождена от позорной власти «москалей, жидов и большевиков».

Однако военное счастье переменчиво, и большевики вернулись на Дон в феврале 1920 года. Вторая оккупация казачьих земель оказалась гораздо разрушительней и смертоносней первой. На область Войска Донского была наложена контрибуция в 36 миллионов пудов зерна – количество, явно превосходящее возможности края; у сельского населения отбирались не только скудные запасы продовольствия, но и все имущество, «включая обувь, одежду, подушки и самовары», как уточняется в одном из донесений ЧК³⁹. В ответ на эти грабежи и притеснения все мужчины, способные носить оружие, присоединялись к партизанским отрядам зеленых. К июлю 1920 года в таких отрядах на Кубани и Дону насчитывалось по меньшей мере 35 тысяч человек Запертый с февраля 1920 года в Крыму генерал Врангель решил прибегнуть к союзу с зелеными Кубани как к последнему средству***. 17 августа 1920 года пять тысяч человек высадились в районе Новороссийска. Под объединенным натиском белых, казаков и зеленых большевики вынуждены были оставить Кубань. Также Врангель вел наступление на юге Украины. Но успехи белых оказались недолгими. Охваченные с флангов превосходящими силами противника, отягощенные массой гражданских лиц и обозами, войска Врангеля к концу октября в беспорядке отступили в Крым. Занятие Крыма большевиками – последний этап открытого противостояния белых и красных – стало причиной самых массовых убийств за все время гражданской войны: десятки тысяч гражданских лиц были уничтожены большевиками в ноябре – декабре 1920 года⁴⁰.

_______________

*** Врангель так объяснял свое решение: «Приходилось искать новые источники пополнения». (Белое дело. Летопись белой борьбы, Берлин, 1928, т. VI, с. 116.). (Прим. ред.)

Снова оказавшись в лагере побежденных, казаки в очередной раз подверглись красному террору. Один из руководителей ВЧК латыш Карл Ландер, назначенный полномочным представителем ВЧК на Дону и Северном Кавказе, организовал на месте специальные трибуналы (тройки) по расказачиванию. За один только октябрь 1920 года эти тройки приговорили к смерти с немедленным исполнением приговора более шести тысяч человек⁴¹. Семьи, а иногда и просто соседи зеленых и казаков, еще не попавших в руки властей и боровшихся с оружием в руках против большевиков, повсеместно арестовывались, объявлялись заложниками и попадали в концентрационные лагеря, представлявшие собой, по сути, лагеря смерти. Вот красноречивое свидетельство Мартына Лациса, в то время председателя Украинской ЧК: «Заложники – женщины, дети, старики – изолированы в лагере недалеко от Майкопа, выживают в страшных условиях, при холоде, октябрьской грязи <...>. Дохнут, как мухи <...>. Женщины готовы на все ради спасения, и стрелки, охраняющие лагерь, этим воспользуются⁴².

Всякое сопротивление подавлялось беспощадно. Когда председатель Пятигорской ЧК попал в засаду, его коллеги решили устроить «День красного террора». В своем рвении они пошли гораздо дальше инструкций самого Ландера, который предписывал «использовать эти акции устрашения, чтобы захватить ценных заложников для последующего их расстрела и чтобы расширить масштабы экзекуций в отношении белых шпионов и контрреволюционеров вообще». Пятигорские же чекисты устроили настоящий разгул арестов и казней. Вот как это выглядело по Ландеру: «Вопрос красного террора был решен самым простейшим образом. Пятигорские чекисты решили расстрелять триста человек в один день. Они определили норму для города Пятигорска и для каждой из окрестных станиц и распорядились, чтобы партийные ячейки составили списки для исполнения. <...> Этот, крайне неудовлетворительный, метод привел ко многим случаям сведения личных счетов. <...> В Кисловодске дело дошло до того, что было решено убить людей, находившихся в лазарете»⁴³.

Наиболее быстрым и распространенным методом расказачивания было разрушение казачьих станиц и депортация их обитателей. В архиве С. Орджоникидзе, крупного большевистского руководителя, направленного в те дни на Северный Кавказ, сохранились документы, относящиеся к одной такой операции в октябре – ноябре 1920 года⁴⁴.

23 октября С. Орджоникидзе приказал:

«1. станицу Калиновскую сжечь

2. станицы Ермоловская, Романовская, Самашинская и Михайловская отдать беднейшему безземельному населению и, в первую очередь – всегда бывшим преданным соввласти нагорным чеченцам, для чего:

3. все мужское население вышеназванных станиц от 18 до 50 лет погрузить в эшелоны и под конвоем отправить на Север для тяжелых принудительных работ;

4. стариков, женщин и детей выселить из станиц, разрешив им переселиться на хутора или станицы на Север;

5. лошадей, коров, овец и проч. скот, а также пригодное имущество передать Кавтрудармии <...>».

Три недели спустя в донесении, адресованном Орджоникидзе, так описывался ход операции:

«Калиновская: <...> полностью выселена.

Ермоловская – от жителей очищена (3218)

Романовская – выселено 1600; остается к выселению 1661 чел.

Самашинская – выселено 1018 чел.; остается к выселению 1900 чел.

Михайловская – выселено 600 чел.; остается к выселению 2200 чел.

Кроме того, в Грозный вывезено 154 вагона продовольствия. Из трех станиц, где выселение еще не закончилось целиком, выселены в первую очередь семьи злостных бело-зеленых и принимавших участие в последнем восстании. Не выселенные еще составляют часть населения, сочувственно относящихся к Советской власти: семьи красноармейцев, советских служащих и коммунистов.

Медленное выселение объясняется <...> плохой подачей вагонов, которых подается в количестве одного эшелона в сутки. К настоящему времени для выселения людей требуется еще 306 вагонов»⁴⁵.

Как же закончились эти операции? К сожалению, ни в одном документе не содержится исчерпывающего ответа на этот вопрос. Известно, что они затянулись и в конечном счете депортированные мужчины были отправлены не на Крайний Север, как это будет практиковаться впоследствии, а гораздо ближе: на шахты Донбасса. Поступить иначе не позволяло тогдашнее состояние железнодорожного транспорта... Однако во многих аспектах операции расказачивания 1920 года предвосхитили «великие операции» раскулачивания, проведенные десятью годами позже: та же концепция коллективной ответственности, те же трудности в снабжении, та же неподготовленность на местах к приему депортированных и та же идея эксплуатировать труд депортированных на принудительных работах. Дорогую цену заплатили казаки Дона и Кубани за свое сопротивление большевикам. Согласно заслуживающим доверия подсчетам, цена эта – от 300 до 500 тысяч погибших и депортированных в 1919-1920 годах из общего числа населения в 3 миллиона человек.

Самыми трудными для подсчета жертв и общей оценки являются карательные мероприятия, которые связаны с уничтожением арестованных подследственных и заложников, подвергшихся каре лишь за принадлежность к «враждебному классу» или к «социально чуждым элементам». Эти убийства вписываются в логику красного террора второй половины 1918 года, но масштабы их еще более потрясают. Оргия убийств «на классовой основе» постоянно оправдывалась родовыми схватками нового мира. Рождался новый мир, и при этом было «все позволено», как объяснялось читателям первого номера «Красного меча», газеты Киевской ЧК:

«Для нас нет и не может быть старых устоев «морали» и «гуманности», выдуманных буржуазией для угнетения и эксплуатации «низших классов».

Наша мораль новая, наша гуманность абсолютная, ибо она покоится на светлом идеале уничтожения всякого гнета и насилия.

Нам все разрешено, ибо мы первые в мире подняли меч не во имя закрепощения и угнетения кого-либо, а во имя раскрепощения от гнета и рабства всех <...>.

Кровь? Пусть кровь, если только ею можно выкрасить в алый цвет Революции серо-бело-черный штандарт старого разбойничьего мира. Ибо только полная бесповоротная смерть этого мира избавит нас от возрождения старых шакалов!.. <...>»⁴⁶.

Эти подстрекательства к убийствам разжигали страсть к насилию и жажду мести, дремавшие в глубине души у многих чекистов, вышедших, как это признавали даже сами большевистские руководители, из криминальной среды, из «социально опустившихся слоев общества». В письме, адресованном Ленину, большевик Гопнер описывал деятельность чекистов в Екатеринославе (письмо датировано 22 марта 1919 года): «В этой организации, пораженной преступностью, насилием и произволом, управляемой уголовным сбродом, вооруженные до зубов субъекты расправляются с каждым, кто придется им не по нраву, производят обыски, грабят, насилуют, сажают в тюрьму, сбывают фальшивые деньги, вымогают взятки, а потом шантажируют тех, кто им эти взятки дал, и освобождают за суммы в десять, а то и в двадцать раз крупнее»⁴⁷.

В архивах ЦК партии, в архиве Дзержинского сохранились бесчисленные рапорты ответственных партийцев, ревизоров ВЧК, рисующие «разложение» местных органов политической полиции, «опьяненных кровью и властью». Упразднение всех юридических и моральных норм очень часто благоприятствовало полной самостоятельности местных ЧК, которые пренебрегали отчетами перед вышестоящими инстанциями и превратились в кровавые деспотии, никем и ни в чем не контролируемые. Три выдержки из подобных рапортов, так же, как и сотни других, иллюстрируют чекистский «уклон» в сторону полного произвола и беззакония.

Инструктор ВЧК Смирнов сообщает Дзержинскому 22 марта 1919 года из Сызрани: «Я просмотрел дело о кулацком восстании в Ново-Патренской волости. Пришел в ужас от хаотического ведения дел. Допрошено 75 лиц. Изо всех показаний невозможно уловить, что произошло <...>. Расстрелы производились так 16. II – 5; 17. II – 13. Постановления вынесены 28. II, двенадцать дней позже произведения в исполнение. Когда я спросил местного начальника ЧК, он мне ответил: "Некогда разбираться и писать постановления. И к чему же, раз ликвидируем кулачество и буржуазию?"»⁴⁸.

Ярославль, 26 сентября 1919 года, донесение секретаря губкома РКП(б): «Чекисты грабят и задерживают кого угодно. Зная, что они будут безнаказанными, они превратили местную ЧК в сплошной притон, куда приводят «буржуек». Пьянствуют вовсю. Кокаин употребляется местным начальством»⁴⁹.

Астрахань, 16 октября 1919 года, донесение Н. Розенталя, инспектора Управления особыми отделами: «Начальник Особых Отделов [О.О.] XI Армии, Атарбеков, не признает даже и центральной власти. 30 июля, когда тов. Ваковский, сотрудник ВЧК откомандированный] из Москвы для ревизии и налаживания работы О.О., зашел к Атарбекову, тот ему заявил: «Скажите Дзержинскому, что я проверять себя не дам». <…>. Штат частей О.О. состоит из подозрительных, а иногда и уголовных элементов, не соблюдающих никаких норм <...>. Дела операц[ионного] отдела в полном беспорядке. О расстрелах даже нет личных постановлений, лишь списки, часто неполные, с краткой заметкой, что «расстрелян по распоряжению тов. Атарбекова». В деле мартовских восстаний даже не разберешь, кого за что и почему расстреляли <...>»⁵⁰.

Рассекреченные ныне документы ВЧК и партийного руководства подтверждают свидетельства, которые, начиная с 1919–1920 годов, собирали противники большевистского режима. Особенно надо отметить роль созданной Деникиным Комиссии по расследованию деяний большевиков. Архивы этой комиссии были вывезены в 1945 году из Праги в Москву и стали доступными лишь в последнее время. Сергей Мельгунов в книге Красный террор в России попытался составить опись главнейших случаев массовых убийств заключенных, заложников и просто граждан, совершенных большевиками почти всегда на «классовой основе». Хотя и неполная, эта опись, сделанная первопроходцем жанра, теперь подтверждена всей совокупностью документов, вышедших из обоих противоборствовавших лагерей. И все же, даже если иметь в виду только те эпизоды чекистских репрессий, достоверность которых на сегодняшний день не вызывает сомнений, точное число жертв невозможно установить до сих пор. Одна из причин этого – организационный хаос, царивший в то время в ЧК. Опираясь на существующие источники, можно дать лишь приблизительную оценку количества погибших.

Первые массовые убийства «подозреваемых», заложников и других «врагов народа», оказавшихся под превентивным арестом в тюрьмах или концентрационных лагерях, начались в сентябре 1918 года, во время первой волны Красного террора. Категории «подозреваемых», «заложников», «врагов народа» были установлены, концентрационные лагеря наскоро организованы, машина репрессий была готова к запуску. В условиях маневренной гражданской войны с ее зыбкими фронтами, когда каждый месяц менялось военное счастье, сигналом к запуску в ход этой машины совершенно естественно представлялось взятие какого-нибудь города, занятого до этого момента врагами, или, наоборот, поспешное отступление из города.

Установление «диктатуры пролетариата» в завоеванных или отвоеванных городах проходило одинаково: разгон всех выборных органов предшествующей власти; запрещение свободной торговли – мера, которая тут же вызывала резкое удорожание всех товаров, а затем и полное их исчезновение; конфискация всех предприятий, национализируемых или муниципализируемых; наложение огромных денежных контрибуций на буржуазию – 600 миллионов рублей в Харькове в феврале 1919 года, 500 миллионов в Одессе в апреле того же года. Чтобы гарантировать получение таких контрибуций, сотни «буржуев» были заключены в концлагеря как заложники. Контрибуция фактически являлась синонимом грабежей и экспроприации и была первым этапом «ликвидации буржуазии как класса».

«В соответствии с решениями Совета трудящихся, сегодняшний день 13 мая объявлен Днем экспроприации буржуазии, – можно было прочесть в «Известиях Одесского Совета рабочих депутатов» от 13 мая 1919 года. – Принадлежащие к имущим классам должны заполнить подробную анкету, перечислить имеющиеся у них продукты питания, обувь, одежду, драгоценности, велосипеды, одеяла, простыни, столовое серебро, посуду и другие необходимые для трудового народа предметы.

<...> Каждый должен оказывать содействие комиссии по экспроприации в ее святом деле. <...> Тот, кто не подчинится распоряжениям комиссии, будет немедленно арестован. Сопротивляющиеся будут расстреляны на месте».

Как признавал глава Украинской ЧК Лацис в циркуляре местным филиалам своей службы, все эти «экспроприированные» предметы шли в карманы чекистов и других командирчиков из реквизиционных отрядов, из отрядов Красной Армии, которые в этих обстоятельствах плодились беспрестанно.

Вторым этапом экспроприации была конфискация квартир буржуазии. Но надо было не только отобрать, в этой «классовой» войне важную роль играло издевательство над побежденными. Уже цитированная нами одесская газета писала в номере от 26 апреля 1919 года: «Карась любит, чтобы его жарили в сметане. Буржуазия любит власть, которая свирепствует и убивает. Если мы расстреляем несколько десятков этих негодяев и глупцов, если мы заставим их чистить улицы, а их жен мыть красноармейские казармы (честь немалая для них), то они поймут тогда, что власть у нас твердая, а на англичан и готтентотов надеяться нечего»⁵¹.

Унижение «буржуек», которых принуждали чистить «отхожие места» в чекистских и красноармейских казармах, ставшее обычной практикой, – постоянная тема большевистских газет, выходивших на Украине, в Одессе, Киеве, Харькове, Екатеринославе (а также в Перми, на Урале и в Нижнем Новгороде). Но эти газеты представляли и смягченную, «политически презентабельную» версию жестокой реальности – насилия, принимавшего особенно чудовищные формы при вторичном завоевании Украины, казачьих областей и Крыма в 1920 году.

Логический и последний этап «ликвидации буржуазии как класса» – казни заключенных в тюрьмах, «подозреваемых» и заложников – разворачивался во многих украинских городах после взятия их большевиками. В Харькове от 2000 до 3000 казненных в феврале – июне 1919 года; от 1000 до 2  000 во время второго прихода большевиков в декабре 1919 года. В Ростове-на-Дону – около 1000 в январе 1920 года; в Одессе – 2200 в мае-августе 1919 года, а затем от 1500 до 3000 в период между февралем 1920 и февралем 1921 года; в Киеве – не менее 3000 феврале-августе 1919 года; в Екатеринодаре – не меньше 3000 между августом 1920 и февралем 1921 года; в Армавире, маленьком городе на Кубани, – от 2000 до 3000 в августе-октябре 1920 года. Этот с