Эхо Москвы /Код доступа / Суббота, 06.03.2010

На этой неделе наконец открылся долгожданный процесс «ЮКОСа» в Европейском суде по правам человека. Несколько раз Россия пыталась перенести заседание. Причем один из судей, по просьбе которого перенесли заседание (он сказал, что у него заседание в Госдуме), выяснилось, это заседание в Госдуме прогулял. Явно власти боялись этого процесса.

Вспомните, как Путин начал перед процессом вдруг говорить то, чего он никогда не говорил, – что Ходорковский убивал людей. Более того, видимо, все эти высказывания Владимира Владимировича, они, наверное, будут как-то приобщены к процессу как доказательство того, что пытается доказать сторона «ЮКОСа», доказательство того, что это политическое дело.

Можно также приобщить высказывание Владимира Владимировича о том, что он знает лично акционеров «БайкалФинансГруп». Никто не знает, Владимир Владимирович знает. Также о том, что это было куплено через «БайкалФинансГруп» специально, чтобы конечный приобретатель был добросовестным выгодоприобретателем. В общем, история капитальная скорее по тому, что она произошла, чем по ее последствиям.

История «ЮКОСа» – это ключевая история для того, что случилось с Россией. Михаил Борисович Ходорковский, по моему глубокому убеждению, политический заключенный не просто потому, что у него взяли компанию и нефть от этой компании теперь экспортируют люди типа Геннадия Тимченко через компанию Gunvor, но именно потому, что между Ходорковским и Кремлем случилось кардинальное несовпадение о том, как должна развиваться Россия.

Ходорковский до 2001 года был просто одним из российских олигархов, которые могут, разумеется, объяснить происхождение всех своих миллионов, кроме первого. Кажется, это сказал Генри Форд. Ходорковский сам, по-моему, эту фразу повторял. Ходорковский создал огромное состояние, и Ходорковский стал задумываться над тем, что теперь надо повышать капитализацию тех активов, которые он имеет, их цену. А для этого надо повышать открытость компании, а для этого надо повышать еще и открытость страны.

Еще раз повторяю, Ходорковский действовал не просто в интересах общего блага. Он действовал, как тот самый адамсмитовский булочник, в собственных интересах. Но что хорошо для General Electric, то хорошо для Америки, и что было хорошо для «ЮКОСа», то было хорошо для России. Страна становилась открытой, «ЮКОС» становился открытым. В очередь уже за ним выстроились. Там «РусАл» кому-то заказал свой аудит, «Альфа» заказала.

И в этот момент оказалось, что те люди, которые пришли к власти в Кремле, не хотят, чтобы Россия состояла из большого количества могучих и процветающих компаний. Они хотят, чтобы эти компании, может быть, были беднее, и Россия была беднее, но зато чтобы все ходили на поклон в Кремль. Это очень важный момент.

Есть такая штука, которая случилась у Филиппа Красивого с тамплиерами. Хотелось Филиппу Красивому денег – посадил он тамплиеров. Тамплиеры – политические заключенные. Но нельзя сказать, чтобы тамплиеры видели какое-то другое будущее для Франции. Вот захотел Филипп Красивый денег.

Ходорковский не Жак де Моле. Ходорковский – это человек, который, в отличие от людей в Кремле, обладал стратегическим видением того, как должна развиваться Россия. Еще раз повторяю, не потому что он так любил Россию, а потому что это было выгодно для его компании.

Понимаете, что важно в Европейском суде по правам человека? Наша страна, как Ходорковский же сказал, занимается экспортом коррупции очень успешно и прекрасно договаривается с Европой, прекрасно, как мы видим, договаривается с комиссией Тальявини по поводу Грузии. Но вот с Европейским судом договариваться гораздо сложнее. И сможем ли мы это дело как-то аргументировать Европейскому суду, это большой вопрос. Это вопрос не о судьбе «ЮКОСа» и не о судьбе России, это как раз скорее к вопросу о судьбе Европы.

Потому что суд, с одной стороны, полностью независим. Комиссия Тальявини тоже была как-то полностью независима, а мы видим, что она написала какие-то достаточно странные заключения. Еще раз повторяю, это история, в которой будет очень тяжело доказать. Потому что наше российское правосудие, оно, к сожалению, неконкурентоспособно на Западе, так же как машина «Жигули». И это очень хорошо в Басманном суде рассказывать, что Ходорковский, во-первых, не заплатил налоги, во-вторых, украл всю нефть у самого себя. Как-то так странно получается, если в Европейском суде Россия будет доказывать, что он не платил налоги, а в Басманном (вернее, в Хамовническом сейчас) – что он украл всю нефть.

Еще одна замечательная история. Следственный комитет при прокуратуре страшно возбудился по поводу убийства семилетнего российского мальчика в США. Это очень интересная тема на тему того, что волнует их и что волнует нас. Если посмотреть, о чем весь Интернет гудел последнюю неделю, о чем блоггер Алексеев сочинял песни, что висело на каждой первой странице любого блога, это страшная авария на Ленинском проспекте, когда «Мерседес» вице-президента «ЛУКойла» г-на Баркова выехал с разделительной на встречную полосу и уничтожил, убил двух женщин в красненьком «Ситроене», у которых не было шансов выжить, по словам свидетелей происшествия.

Теперь есть уже и пленка. ГАИ сначала сказала, что нет пленки. Там же очень много камер. Наконец она нашла какую-то камеру, на которой самого происшествия не видно, но видно, что «Мерседес» выруливает на резервную. Есть некоторые вещи, о которых твердо можно говорить, в которых я уверена. Я уверена, что «Мерседес» выехал на резервную полосу, левым куском заехал на встречку и там расколошматил «Ситроен». Это видно по тому, что осталось от «Мерседеса», что осталось от «Ситроена» и где они стоят.

Я уверена, что гаишники, прибывшие на место происшествия, получили деньги. Потому что представить себе, что они обладают таким высоким чувством моральной ответственности, что они просто решили помочь вице-президенту Баркову, я не в состоянии. Плохо я думаю о наших гаишниках. А вот кто сидел за рулем, это большой вопрос. Судя по всему, сам вице-президент «ЛУКойла» Барков. Судя по всему, убийцей женщин является сам вице-президент «ЛУКойла» Барков. Это можно предположить по тому, что у него ушиб ноги. Мы видим, где вмятина у «Мерседеса», она слева. И человек, сидевший за рулем, должен был получить ушиб ноги. Но это можно только предполагать.

Но что несомненно – что общество гудит, вплоть до призыва к бойкоту заправок «ЛУКойла», что я, кстати, глубок поддерживаю. Не потому что это нанесет какой-то материальный ущерб «ЛУКойлу» (понятно, что это капля в море), а потому что это нанесет моральный ущерб «ЛУКойлу». Потому что за всё надо отвечать. И я понимаю, что вице-президент Барков не нарочно врезался в красный «Ситроен». Но всё, что происходило потом, было нарочно. Так вот это обсуждает общество.

Точно так же, как общество обсуждает избиение профессора в Екатеринбурге, обсуждает мента, который убил мальчика в Туве и которому дали за это год и три месяца, обсуждает майора Евсюкова. А следственный комитет при прокуратуре, он не интересуется вице-президентом «ЛУКойла», он не интересуется гаишниками, которые туда приехали, он не интересуется ничем. Его интересует семилетний убитый мальчик в Америке.

Уважаемый следственный комитет, приемные родители, которые убили этого мальчика, они сидят, причем без права освобождения под залог, в отличие от вице-президента «ЛУКойла», в отличие от огромного количества ментов, которые совершают в России преступления. К тому же, знаете, не совсем понятно, параллельно с этим американским мальчиком занимаются делом российско-финской пары г-жи Рантала, у которой отобрали ребенка, потому что она его била. И госпожа Рантала, ее защитники рассказывают всякие невероятные истории про то, что, ах, мальчик пришел в школу, рассказал, что его шлепнули по попе, а еще он сказал, что его хотят забрать в Россию, после этого его определили в приют. И это серьезно рассказывается. Это версия родителей.

Все-таки как-то нашим властям надо определиться, кого они защищают. Т.е. нельзя бить приемных мальчиков американским родителям, но российско-финской паре можно бить своего мальчика, если за это у них власти отбирают мальчика. На мой взгляд, это интересная история, которая называется «способы лжи».

Когда я пытаюсь понять, какую картину мира нам рисует наша власть, у меня всё время возникает впечатление, как будто смотришь через окно, и там большой настоящий мир, в котором люди живут, рожают детей, занимаются каким-то делом. И этот большой мир застилается каким-то экраном, и на этом экране рисуется какое-то откровенное фуфло. Есть реально то, что занимает общественность, это вице-президент «ЛУКойла». А есть то, что нам пытаются навязать в качестве новости. Это история г-жи Рантала и история семилетнего мальчика.

На мой взгляд, вообще такая капитальная проблема, как люди лгут. Люди лгут словами. Когда слова появились далеко-далеко, когда человек стал человеком, благодаря тому, что он научился говорить, когда он научился мыслить, потому что научился говорить (потому что сначала речь, потом мышление), слова обозначали простейшие вещи – дерево, небо, траву. Очень легко понять, что такое дерево, хотя в случае с бамбуком можно спутать.

И когда люди начали пытаться описывать этими простыми словами сложный мир – дикари же не знали слов «суперпозиция», «поливариантность», – они описывали этот сложный мир с помощью очень простых понятий, поэтому у них боги были деревьями, камнями, у них боги женились, разводились, имели сестер. Потом это всё стало сложнее. Потом мы стали описывать с помощью слов мир, который на самом деле совершенно не приспособлен к описанию с помощью слов. Потому что слова, они обозначают довольно простые предметы.

И оказалось, что мы с помощью слов описываем настолько сложные объекты, которые, например, называются демократия, или свобода, или история, эти объекты существуют в таком многомерном пространстве, что их никогда полностью с помощью слов не опишешь. Я это говорю к тому, что раньше, когда мир был очень прост, вранье состояло исключительно из того, что черное называлось белым и белое называлось черным.

А сейчас основное количество вранья заключается не в том, что вы о чем-то говорите, что оно черное, когда оно белое, а в том, что вы не описываете всей сложности предмета, в том, что о самых существенных деталях, которые являются ключевыми факторами, вы умалчиваете, а вместо них рассказываете про семилетнего мальчика, которого приемные родители, к жуткому несчастью, убили в Америке.

Два простых примера, один совершенно замечательный. В чем главное вранье российских официальных СМИ о Грузии? Не в том, что они, допустим, говорят: вот Нина Бурджанадзе приехала к Путину, и они будут заниматься большой политикой (а Саакашвили занимается какой-то мелкой, видимо). А в том, что есть страна под названием Грузия. В этой стране проведена реформа полиции. Причем страна Грузия была синонимом коррупции, как в советское время, так и во времена Шеварднадзе, когда в Тбилиси не было света, а полиция занималась тем, что торговала наркотиками и людьми с Панкисским ущельем.

И вот проведена полная реформа полиции, эта полиция лучше, чем в Израиле или Америке, по крайней мере такая же. Она не берет взяток вообще. Не просто не берет, а вообще не берет. Надпись на киоске с пивом: «Пива нет», и другая надпись: «Пива вообще нет». Вот коррупции вообще нет. Есть государственная собственность, которая продана. И никто не может показать того друга президента, того г-на Тимченко или того г-на Ковальчука с грузинской фамилией, которому продана эта собственность.

Есть нехорошая история с разгоном митинга 9 ноября, она есть. Но последняя история, которая случилась, это митинг оппозиции, который был прямо заточен на то, чтобы снять Саакашвили. И этот митинг ходил по проспекту Руставели три месяца, и он доставал Саакашвили всячески, и делал всё, чтобы его разогнали. Не пускали Саакашвили в ресторан. Можете себе представить, что будет с российской оппозицией, если она его не пустит Путина в ресторан. Перекрывали Саакашвили дорогу в аэропорт. Вы можете себе представить, что будет с российской оппозицией, если она перекроет Путину дорогу в аэропорт.

Избивали журналистов правительственных телеканалов. Когда тех, кто избивал журналистов, арестовали, толпа пошла брать штурмом СИЗО. Посадили сами себя в клетки посреди проспекта Руставели. Сидели, спали, ходили, извиняюсь, под себя в этих клетках в знак того, что в Грузии кровавый режим. Но, согласитесь, одно дело, когда вас кровавый режим посадил в клетку, совсем другое, если вы добровольно там сидите и говорите, что это символ кровавого режима.

В общем, всё это творилось несколько месяцев, пока рейтинг оппозиции не упал ниже плинтуса. И пришлось разойтись, потому что больше уже ничего не оставалось. Так и не разогнали их. Они так хотели, чтобы их разогнали, а их взяли и не разогнали. Это не демократия? А тогда что же демократия? Если это всё рассказать – а это самые существенные вещи, – если рассказать про то, что может делать грузинская оппозиция, про то, что произошло в Грузии с собственностью, про то, что произошло в Грузии с полицией, то после этого о визите Бурджанадзе даже говорить как-то нечего. Потому что даже нельзя сказать, что после того, как г-жа Бурджанадзе вернется в Тбилиси, у нее упадет рейтинг, потому что нельзя упасть тому, чего нет.

Или другой пример, совершенно не из серии Грузии, совершенно не из российской серии. Есть история 11 сентября, взрыва башен-близнецов в Нью-Йорке. В чем заключается главное вранье всяческих сайтов, которые рассказывают, как ЦРУ или ФБР, или сами себя взорвали башни-близнецы? Есть товарищ по имени Бен-Ладен, который в 1998 году объявил джихад Америке. Можно по этому поводу прочитать фетву Бен-Ладена, в которой Бен-Ладен говорит, что, во-первых, «я считаю возможным убивать любого американца, который платит налоги». Во-вторых, это не является преступлением, а преступлением является то, что делают американцы. В-третьих, почему-то нехорошие американцы и вообще весь проклятый Запад считает, что мы, мусульмане, люди кровожадные.

Есть биографии всех 11-ти террористов (простите, по-моему, их было не 11, а больше, я могу перепутать). Гамбургская четверка во главе с Мухаммедом Аттой и все эти, которые были пушечным мясом, навербованным в основном из Саудовской Аравии. На сайтах, посвященных тому, как американцы сами себя взорвали, вы почему-то никогда не найдете ни фетвы Бен-Ладена, ни биографии Мухаммеда Атты. Потому что если эту фетву и если эту биографию привести, то как-то дальше вопросов не возникает.

Вот это тот главный тип лжи, который сейчас существует в мире, эта ложь называется умолчанием: вместо того, чтобы просто врать, вы рассказываете о чем-то другом. Вместо того, чтобы рассказывать о главных чертах сложного события (а в мире сейчас все события очень сложные), вы рассказываете о его мелких чертах и говорите, что слон – это змея, и мы готовы предъявить хобот в качестве доказательства.

Очень много вопросов по поводу уничтожения Саида Бурятского, если он, конечно, уничтожен (а скорее всего да). ФСБ успела объявить, что именно он отвечает за подрыв «Невского экспресса», что может быть с равным успехом и правдой (потому что если что-то помешало Саиду Бурятскому взорвать «Невский экспресс», то только какие-то технические детали), и с равной вероятностью ложью, потому что, к сожалению, у нас ФСБ любит списывать на покойников всё нехорошее, что произошло до этого.

Саид Бурятский, он же Александр Тихомиров, наполовину бурят, наполовину русский, уроженец города Улан-Удэ, приехал на Кавказ делать джихад. И для того чтобы понять, чем нынешнее поколение джихадистов отличается от прежнего поколения борцов за независимость, действительно, надо зайти на джихадистские сайты и посмотреть там видео Саида Бурятского, в котором несколько очень основных вещей сказано. Например, Саид Бурятский говорил, что «прошли те времена, когда мы сражались за свободу, за это языческое понятие, мы теперь сражаемся за Аллаха».

Второе, что говорил Саид Бурятский: «Прошил те времена, когда мы делились по национальностям. Теперь чеченец, если он на стороне кяфиров, он муртад и мунафик, – т.е. он изменник, неверный, он отщепенец, – а русский, если он принял ислам, наш ближайший друг». Пункт третий: «И не надо говорить, что народ против нас. Народ пребывает в состоянии джахилии, – т.е. язычества, – и в этом смысле его слово не имеет значения».

Вообще, биография Саида Бурятского, к сожалению, является живым опровержением любимого тезиса правозащитников, любимого тезиса, который сами ваххабиты пытаются затолкнуть правозащитникам, который выглядит так: а) если человек пропал, то это кровавые менты не понятно почему его утащили; б) если все-таки оказалось, что человек убивал ментов, то это потому что кровавые менты его спровоцировали. Вот точно Саида Бурятского в его Бурятии никаких зачисток его родного Улан-Удэ не наблюдалось. Человек, который был достаточно серым учеником в школе, человек принял ислам, человек с этой идеей уехал на Кавказ и там занимался, чем ему хотелось заниматься.

Надо сказать, что все эти истории про не понятно почему пропавших родственников, про ментов, домогательства которых вынудили пойти на месть, они не очень сильно отличаются от западных историй такого же типа. Я рассказывала в прошлой передаче о человеке по имени Моаззам Бегг, которого выпустили из Гуантанамо. Он примерно то же самое рассказывал, только западным правозащитникам, Amnesty International, которая за него заступается.

На Западе захватывались специальные учебники, где написано, что салафитам, что воинствующим исламистам говорить в таком случае. У нас таких учебников не захватывалось, но тексты примерно одинаковы. И эти тексты специально рассчитаны на глупых кяфиров. За спинами этих кяфиров говорят: «Убей неверного – попадешь в рай». Перерыв на новости.

НОВОСТИ

Ю. ЛАТЫНИНА: Добрый вечер. Юлия Латынина, «Код доступа». +7-985-970-4545 – это смс-ки. Буквально несколько слов, заканчивая про ликвидацию Саида Бурятского, если, повторяю, он мертв. Есть одно центральное понятие для воинствующего ислама, для ваххабитов, для сторонников Имарата Кавказ. Оно называется оборонительный джихад. Его надо точно так же хорошо знать, как знать понятие классовая борьба или диктатура пролетариата, если вы пытаетесь разобраться в психологии большевиков.

С точки зрения сторонников Имарата Кавказ, на Кавказе идет оборонительный джихад. Он идет, потому что эта земля была когда-то землей ислама, на ней были законы шариата. И оборонительный джихад от наступательного отличается тем, что оборонительный джихад есть фард айн, т.е. обязанность каждого мусульманина, а не обязанность всей общины, которая выставляет кого-то, что оборонительный джихад, в отличие от наступательного, не требует ни согласия кредитора, ни согласия родителя, он индивидуальная обязанность каждого мусульманина.

Можно посмотреть по этому поводу замечательные по красноречию проповеди Анзора Астемирова, лидера кабардино-балкарского джамаата, тоже еще одного из людей, у которых в Чечне никого не защищали, но который был одним из людей, поднявших восстание в октябре 2005 года в Нальчике. Или можно посмотреть – это, правда, менее характерно – цитаты из человека, которого зовут Магомед Тагаев, автора книг «Наша борьба, или Повстанческая армия имама». Это не совсем ваххабит, но человек, который вместе с ваххабитами сражался в 1999 году, когда они пытались освободить Дагестан от ига неверных. Там довольно много цитат на тему того, что «меня тошнит, когда я слышу о русских на Северном Кавказе, вырезать всех и залить кровью». Цитата закончена.

Как я уже сказала, к сожалению, это общая проблема современного правозащитного движения. Я в прошлой передаче довольно много говорила о Human Rights Watch, которая строчит доклад за докладом о нарушении прав человека Израилем, не обращая внимания на нарушение прав человека «Хамасом».

Можно привести анекдотический пример. Был такой президент Перу Альберто Фухимори, который сделал для Перу очень много. В частности, уничтожил с помощью «эскадронов смерти» террористическую группировку под названием «Сендеро Луминосо», которая, естественно, вовсе не была исламской – маоистской, одна из самых, вернее самая страшная группировка, которая действовала в Западном полушарии, под контролем которой находились протяженные территории, которая запугивала людей в селах, которая имела гигантские материальные ресурсы, потому что она занималась торговлей и выращиванием кокаина.

Каждый раз, когда посмотришь, в чем правозащитные организации обвиняют президента Фухимори, то всё время видишь фразы: мирные студенты где-то праздновали Первомай, прилетели «джипы», забрали студентов, увезли в неизвестном направлении. Как-то странно: убивали мирных людей – ликвидировали «Сендеро Луминосо».

Примерно того же рода претензии предъявляются Кадырову. Как ни посмотришь, кого он убил, всё обязательно мирных и невинных людей. Кадыровцам не известно, кого они убивают, а вот из Москвы виднее. К сожалению, разница между западными правозащитниками и российскими правозащитниками заключается в том, что если на Западе это уже полностью обюрократившиеся люди, которые сами никогда не полезут ни в «Сендеро Луминосо», ни в «Хамас», которые знают, с какой стороны масло намазано, то наши правозащитники, наш «Мемориал» – это абсолютно пассионарные люди, которые лезут во всю эту грязь и кровь, которые искренне пытаются помочь и в результате, как Анна Политковская или Наталья Эстемирова, погибают за людей, которые не стоят их мизинца, погибают за людей, которые сами никогда не собираются соблюдать права человека.

Конечно, еще большая разница заключается в том, что есть американцы, которые что-то делают с заключенными в Гуантанамо. И в основном не зря в Гуантанамо сидят люди. И есть правозащитники, которые защищают права заключенных в Гуантанамо. Но американцы, которые борются с террористами, они никак не борются с правозащитниками. Еще не было такого случая, чтобы убили правозащитника, защищающего права заключенного Гуантанамо.

Это, собственно, разница между Рамзаном Кадыровым и Америкой, которая, конечно, не в пользу Рамзана Кадырова и которая объясняет, почему то, что происходит в Чечне, к сожалению, не может кончиться хорошо, и которая объясняет, почему Кадыров после убийства Эстемировой в значительной степени выпал – я бы сказала так – из ранга федеральных политиков.

Вот еще до этого убийства Кадыров был не только восходящей звездой российского федерального политического небосклона, но казалось, что этот человек может очень много значить внутри России, будет очень много решать внутри России. А после убийства Натальи Эстемировой, и особенно после исков, поданных к правозащитникам, которые, правда, потом были сняты (видимо, Кадыров это почувствовал), оказалось, что да, есть такое место Чечня, там что-то происходит, не надо туда лезть, но вот этот местный владыка, он никогда не будет тем человеком, который будет наравне с другими федеральными людьми.

У меня много вопросов насчет того, что опять я ругаю правозащитников, опять я ругаю демократию. Кстати, вопрос, к которому я приду, это вопрос по поводу доклада Марины Салье. На мой взгляд, очень важный.

Я уважаю одну вещь, которая называется свобода, и вторую вещь, которая называется защита прав собственности. Поскольку человеческое общество – это довольно сложная система, то бывает так, что демократия защищает права собственности, как это, допустим, происходит в США, а бывает так, что демократия не защищает права собственности, как это, например, происходило в Афинах.

Афины были замечательное место, но в них не было Билла Гейтса. В них зато был Аристотель. Я ничего плохого про Аристотеля не хочу сказать, я вообще считаю, что Аристотель гораздо важнее Билла Гейтса. Но так получилось, что в Афинах крупных экономических сдвигов не произошло. И не произошло именно потому, что в Афинах была демократия, и афинская демократия, в которой было довольно много бедного народа, она была устроена весьма распределительным образом. Я не знаю, стоит ли вдаваться в подробности.

Одной из самых важных вещей, которые происходили в Афинах, была система так называемых литургий. Это система, заменявшая налогообложение. И она заключалась в том, что с полноправных граждан налоги не брались, но люди богатые должны были добровольно, как на субботнике, жертвовать то на пир, то на представление. Поэтому люди были вынуждены вкладывать деньги не в производство, а в любовь народную, иначе их изгоняли.

Другим, очень сильно ограничивающим фактором, была гелиэя (афинский суд присяжных). Там присяжных было очень много: бывало сто, бывало тысяча человек. Поскольку им платили за заседание сначала два, а потом три обола, то, естественно, в основном участие в заседаниях принимали бедняки. А поскольку казна была постоянно пуста, то нередко обвинитель обращался к заседателям со словами: «Судьи, помните, что у вас не будет денег, если вы не вынесите обвинительного приговора в этом процессе».

В Афинах довольно сильно регулировались цены на хлеб. Сейчас я долго не могу об этом говорить, но суть того, что я хочу вам сказать, что вот тогда, несколько тысячелетий назад, первая демократия, которую мы знаем, оказалась необыкновенно продуктивной в интеллектуальном и духовном смысле, но она была несостоятельна экономически. И самое поразительное, что в античности этого даже не замечали.

Вообще, когда мы пытаемся описывать Афины, мы же их описываем по Геродоту. Вот есть Европа и есть Азия. Европа – это свобода, Азия – это рабство. Так написал Геродот в одной из самых великих мировых книг, в книге, которая называется «История». И единственное наше преимущество над Геродотом заключается в том, что мы немножко лучше знаем, что происходило в Азии до Персидской империи, и намного лучше Геродота знаем, что происходило с Афинами потом.

И мы знаем, что, как ни странно, та Азия, которую Геродот называл рабством, на самом деле в шумерское время была вотчиной таких же городов-государств, в которых было сильное торговое сословие. И эти города-государства были либо завоеваны завоевателями, которые уничтожили их полностью, основав вместо них протяженные царства, либо, чтобы защититься, были вынуждены избрать царей, которые, естественно, покончили с вариантом древнешумерской демократии.

И мы знаем, что то же самое случилось и с самими Афинами, и со всей Грецией, и вообще с любыми городами-государствами, которые существовали в Европе. Они либо сами превратились в протяженные царства, как Рим, и в процессе утратили статус республики, либо были завоеваны.

Мы видим, что средневековая демократия, когда она возникла в коммунах, у нее была та же самая проблема. В отличие от Афин, это была торговая демократия, там очень высокой ценился уровень экономической свободы. Но так получается, что все средневековые итальянские города, в конечном итоге в них приходили к власти диктаторы, либо те, которые были наняты городом для защиты от завоевания, либо те, которые, как Козимо Медичи, апеллировали именно к простому народу.

Потому что демократия, как это отмечали Аристотель и Макиавелли, это неустойчивая форма правления. Если у вас есть нищие, они всегда проголосуют за того, кто обещает им всё. А если у вас нет нищих или если вы исключили нищих из процесса управления, как в Венеции (единственный город, который не стал диктатурой), то у вас другая проблема – у вас люди, которые являются элитой, законсервировали свои привилегии так, что город больше не развивается. Вот Афины, средневековые города, два момента, когда демократия в истории человечества развивалась на наших исторических глазах. И кончилось всё очень плохо, кончилось ее уничтожением.

И сейчас мы переживаем некий третий период развития демократии, который фактически начинается с американской революции. Америка является идеальным образцом демократии, настолько, насколько идеалы существуют вообще. Но с одной мелкой поправкой. Когда в Америке произошла революция, то то, что там возникло, не является демократией в современном понимании. Потому что там не было права голоса ни у рабов, там не было права голоса ни у женщин, ни у бедняков. Более того, если бы это право голоса было тогда рабам и беднякам дано, то Америка была бы не Америкой сейчас, а Гаити.

Если посмотреть на Европу, то ситуация очень неприятная. Потому что нам говорят – европейская демократия. Но европейской демократии нет. Есть британская демократия и британское уважение к правам собственности. Но Британия, когда она стала владычицей морей, она была империей. И британское уважение к правам человека, к правам личности не распространялось ни на завоеванные народы, ни на нищие сословия. Нищета была чудовищная. Нищета была такая, что в Британии середины 19 века существовали не просто ночлежки, где люди спали вповалку по сотне, а там бывали такие ситуации – натягивается специальная веревка, и на этой веревке люди спят стоя.

Если бы этого в Британии тогда не было, если бы в Британии тогда были те же самые социальные гарантии, как сейчас, то не было бы и Британской империи, не говоря уже о том, что все люди, которые создали Британскую империю, от генерала Гордона до Фрэнсиса Дрейка, они бы сейчас там попали в Гааге по полной программе, как Милошевич.

Кроме британской свободы, нам говорят, есть германская демократия. Но как-то сложно назвать Германию демократией до конца второй мировой войны. До этого там демократия была один раз, но кончилась Гитлером. А германская демократия после конца второй мировой войны… Как-то странно называть прирожденными демократами людей, которые за пять лет до этого кричали «Хайль Гитлер» и которые в соседней Восточной Германии стройными рядами вступают в «Штази». Была и есть замечательная германская республика, технические достижения которой были гораздо раньше, чем Германия стала демократией. Ее развитие совпало с послевоенным восстановлением Европы от нищеты и было связано еще с очень сильной угрозой со стороны Советского Союза, который был явно готов сожрать всех. Опять как-то с германской демократией не получается.

Есть Испания, которую очень часто любят цитировать как пример бюрократической империи, проигравшей соревнование Англии. Это совершенно правильный пример. Но есть один пример в истории Испании, который не любят цитировать. Это история начала 30-х годов, когда в Испании пришло к власти республиканское правительство и опозорилось так же, как Керенский в 1917 году. Когда республиканцы не могли сдержать анархистов, которые резали животы беременным дворянкам и священникам.

А когда начался мятеж Франко, те же самые республиканцы, которые не умели командовать анархистами, оказались заложниками в руках враждебного государства под названием Советский Союз, который финансировал ничтожную кучку испанских коммунистов. Но поскольку у испанских коммунистов были деньги, то хотя они были ничтожной кучкой, именно они правили бал, и они сделали испанских республиканцев заложниками в руках чужой сверхдержавы. Нехорошая история. Испанская демократия – после смерти Франко, 70-е годы. Очень недолгий исторический срок.

Есть замечательный пример Франции, которая дала нам просвещение. «Кандид» Вольтера до сих пор одна из самых моих любимых книжек. Но я не могу задуматься о том, что Франция, которая больше всех европейских стран стремилась к свободе (сколько там было революций), она как-то в процессе этих революций утратила интеллектуальное первенство.

В 18 веке немцы и русские (дворяне я имею в виду) говорили на французском языке, а сейчас мы все говорим по-английски. И интеллектуальное первенство Дидро, Руссо и Вольтера сменилось очень странными персонажами, типа Андре Бретона или Поля Элюара, которые отвергали свою собственную демократию, но зато в качестве светоча видели Советский Союз.

Это я всё к тому, что европейская демократия на самом деле развивалась очень ограниченное количество времени, причем ее развитие было связано с весьма специфическими причинами. Одна из них – индустриальная революция и резкий рост благосостояния, который позволил нищим богатеть. Соответственно, нищие голосовали за правительства, которые позволяли им богатеть, а не только правительства, которые хотят всё поделить. Вторая – это чрезвычайная разруха после второй мировой войны. Потому что это давало резкий рост благосостояния. Третья – это угроза со стороны Советского Союза. Потому что всякая национальная европейская бюрократия понимала, что ее сожрут с хвостом, с рогами и копытами.

Как только Советский Союз кончился, чего там только не появилось. Появился ЕС, появилась эта борьба с потеплением, появилось стремительное обюрокрачивание Европы. И когда люди радуются Европейскому союзу как развитию демократии, мне кажется, это не развитие демократии, это ее конец, это превращение демократии в бюрократии, в людей, которые регулируют и раздают, которые идут путем Советского Союза.

И когда эти люди приезжают к нам, объясняют что-то про права человека, про социальные гарантии, то это идеалы Европы, которая вышла на пенсию, это идеалы Европы, которая не развивается. Да, она развивалась и получила возможность иметь эти идеалы. Но сейчас она не развивается. А развивается Китай, который ведет себя в точности так, как вела себя Англия в 19 веке. И это ведь речь идет только о Европе. А, к сожалению, есть еще большое количество регионов в мире.

Есть еще Африка, у которой с демократией очень нехорошо получилось. Как ни посмотришь на товарища, который в Африке пришел к власти путем выборов, обещая всё раздать народу, так или людоед, или каннибал. Есть еще Латинская Америка, где в результате демократических выборов к власти приходит Уго Чавес или Эво Моралес. Есть, наоборот, Юго-Восточная Азия, где, как в Китае, демократии нет, а развитие есть.

Мне очень странно и печально, когда я читаю Немцова, которого я очень уважаю, который говорит: Китай – плохая страна, там куча нищих крестьян, у них нет социальных гарантий. Конечно, у них нет социальных гарантий. Если у них будут социальные гарантии, завтра развитие Китая остановится. Если этим людям дать демократию, то 700 млн. нищих китайских крестьян проголосуют за нового председателя Мао.

Всё это я к чему говорю? Общество – сложная система. И самые одинаковые воздействия на входе порождают очень разные воздействия на выходе, в зависимости от того, что там внутри общества. Российское общество в момент своего перехода после Советского Союза к ельцинскому времени, к сожалению, представляло ужасную картину страны, где 80% ВВП занято оборонкой и 90% населения привыкло жить на халяву, привыкло делать вид, что работает, а они делают вид, что нам платят

Реформаторы, которые пришли к власти, они были исполнены каких-то удивительных иллюзий по поводу состояния общества. Что меня очень порадовало в докладе Марины Салье, вернее в ее новом выступлении, это то, что она напоминает нам о том, кем на самом деле был Собчак, о том, что это вовсе не был светоч свободы. Это был достаточно самовлюбленный, ограниченный человек. Да, он не воровал, в отличие от нынешних, совсем даже не воровал. Но вот он спокойно подписал возможность привозить в Петербург прод