Ситуацию спасла мудрость многовековых русских устоев: в 1858 г. в деревнях Саратовской, Тамбовской, Пензенской губерний самопроизвольно, без указки сверху, стали появляться общества трезвости. К концу 1859 года Россия была буквально усеяна их ячейками. И хотя Правительство была от народной инициативы явно не в восторге (иных активистов трезвеннического движения ссылали на каторгу за погромы винных погребов и лавок), ему пришлось принимать срочные меры.
Начиная с 1885 года, в стране постепенно стала вводиться государственная водочная монополия, готовившаяся несколько лет комиссией во главе с великим русским химиком Д.И. Менделеевым. В 1902 году по всей стране право продажи спиртного полностью стало принадлежать государству.
Д.И. Менделеев разработал новую технологию производства водки, а продажа спиртного была строго регламентирована. Были созданы специальные комитеты и комиссии, которые координировали следующие задачи:
- полное изъятие из частных рук производство и торговлю спиртным, а также ликвидация подпольного самогоноварения;
- контроль за высоким качеством спиртного;
- разработка системы мер, которые помогут привить русскому народу культуру потребления водки и других алкогольных напитков.
Производство самогона предполагало уголовную ответственность. В 1899 году была подготовлена первая группа психиатров-наркологов, а 1910 в Петербурге открылся первый антиалкогольный институт.
Принятые меры дали положительные результаты. Уже к 1914 году, по официальным данным, потребление водки в России было самым низким в мире. А 2 августа 1914 года в стране вступил в силу сухой закон. Погромов, бунтов, публичного недовольства при этом не наблюдалось.
Первое правительство Республики Советов почти сразу же после революции 1917 года объявило водку вне закона. Правда, продажа легкого вина и пива была разрешена. Производить же и реализовывать напитки крепостью выше 20 градусов категорически запрещалось. В общественных местах, в буфетах, клубах и т.д. спиртное не продавалось. Пили, как правило, в небольших количествах, в ресторанах или дома. Производство самогона считалось уголовным преступлением (что в условиях гражданской войны не мешало пьянству на свободных от советской власти территориях). Замеченные в пьянстве товарищи несли строгую административную ответственность и подвергались презрению со стороны друзей.
В 1924 году государство возобновило производство и продажу водки высокого качества, но это, в связи с высокими общественными идеологическими убеждениями, не изменило ситуации.
И все бы хорошо, но именно в этом году С. А. Есенин выпускает свою “Москву кабацкую”.
“Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролет, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт…”.
“Ах, сегодня так весело россам,
Самогонного спирта – река.
Гармонист с провалившимся носом
Им про Волгу поет и про Чека”…
А слово поэта в России, тем более, такого как С. Есенин, в некоторые периоды истории имеют громадную силу. Ведь, говоря словами Е. Евтушенко: “Поэт в России – больше, чем поэт” (хотя, не всегда). Слово поэта воспринимается, порой, гораздо легче исторической правды. И уже не важно, что С. Есенин был одним из самых высокооплачиваемых поэтов России, а поэтому мог себе позволить покупать даже то, что запрещено, за огромные деньги. Не имеет значения и то, что в Москве он пользовался такой известностью, что даже у бандитов “в малине” был своим (где и происходили его попойки). Нивелируется и тот факт, что Сергей Александрович страдал алкоголизмом, т.е. без спиртного существовать не мог, а значит, знал подпольные точки продажи спиртного. На эти общеизвестные факты с высоты сегодняшних лет внимания обращать как-то не хочется. В результате чего складывается впечатление, что в далекие двадцатые годы в России процветало пьянство.
«Огромный вклад” в формирование пьяного образа петровской России сделал А.Н. Толстой, изобразивший эпоху коренных преобразований страны в парах алкогольного угара. Художник громадного таланта и еще большей беспринципности мог написать все, что угодно, лишь бы заработать больше денег и угодить власть имущим. Историческая достоверность его мало заботила. Писатель подобострастно исполнял политический заказ. И хотя Петр карал за пьянство жесточайшим образом (да и как можно было побеждать в войнах, строить города и корабли в нетрезвом состоянии?) – миф о его беспробудном пьянстве уже много лет живет самостоятельной жизнью и влияет на умы современников именно благодаря Алексею Николаевичу.
В 1937-1941 годах, в связи с увеличением торговли государством шипучими винами, потребление их несколько выросло за счет стараний так называемой богемы – высшей творческой интеллигенции.
Во время войны выпуск спиртного сократился приблизительно в пять раз, но с 1943 года, на фронте были введены “наркомовские” – сто граммов. Мера эта была вынужденная и нерегулярная (наливали лишь перед атакой). Она не привела к возникновению пьянства, однако, подточила довоенные идеологические установки: отказ «пропустить рюмашку» к концу войны стал восприниматься как неуважение к сослуживцам, стремление выделиться или секретное сотрудничество с компетентными органами (сексотство). Подавляющее большинство мужского населения страны носило тогда военную форму. Поэтому негативное отношение к воздерживающимся от употребления спиртного овладело советским общественным сознанием достаточно быстро. Сохраняется оно и до сих пор.
В 1948 году производство спиртного в Советском Союзе достигло довоенного уровня. И все же пьяные не болтались по улицам, не прогуливали на работу, не появлялись на производстве в нетрезвом виде или даже с похмелья. Не возникало такого желания. Несмотря на то, что продажа вино-водочных изделий считалась одной из основных статей государственного дохода, пьянство не буйствовало.
Застолий было мало, носили они символический характер, а поглощаемый литраж был, по сегодняшним меркам, мал до неприличия.
Даже во времена Н.С. Хрущева (который, по свидетельству очевидцев, выпив бутылку водки, мог совершенно четко отчитать доклад) Советский Союз по продаже спиртных напитков все еще занимал двадцать шестое место в мире. Но, вероятно, именно в это время – равняясь на генсека – сложился образ “мужика”, который может много пить и “дело делать”. Однако то, что способен выдержать один организм, совершенно неприемлемо для другого. А быть “мужиками” хотелось многим.
Факт надвигающейся катастрофы был отмечен Вилем Липатовым, который в конце 50-х годов прошлого столетия написал повесть-предупреждение «Серая мышь». Провидение осталось не замеченным.
Опухоль алкоголизации, на фоне всеобщей успокоенности и необоснованной уверенности, что главная работа по построению справедливого общества уже выполнена, метастазировала. Подпольщиками в период революционной ситуации плодились самогонщики (что нашло отражение в известном фильме). Средства массовой информации, показушно борясь с выпивохами, подспудно рекламировали застолья (голубые огоньки, встречи, пикники, фильмы с торжествами, и т.п.). Число сильно пьющих в стране лавинообразно росло. Все чаще в моменты празднеств - для оправдания самих себя – стали рассказывать друг другу басни о том, что на Руси пили всегда и пили много. Желание выгородить свою неприглядность было настолько сильным, что со временем этот миф, (сказка, ложь) превратился в твердое убеждение.
К концу семидесятых годов прошлого столетия пили уже везде: тайком - на работе или службе, открыто - дома, в ресторанах, пивнухах, забегаловках, шалманах, парках, скверах и где только придется. На улицах все чаще встречались «подзаборники» и изможденные женщины, как правило, жены и матери пьяниц. Обвально распадались семьи. Это, в свою очередь, увеличило количества трудных детей и подростков, а также содействовало распространению пьянства в их среде. Участились смертельные исходы от алкоголизма.
Параллельно в Казахстане и Средней Азии формировались очаги наркомании. Они росли тихо, почти незаметно, захватывая все новые и новые, в первую очередь, прилегающие к этим республикам, области.
Советское Руководство начало открытую борьбу с пьянством и тайную с наркоманией. Средства борьбы, в подавляющем большинстве случаев, были репрессивными. Других просто не существовало: старые, начала века, - уже забылись, новых - еще не изобрели. С другой стороны, употребление ПАВ (психо-активных веществ) не воспринималось обществом как недуг. Его считали чем угодно – блажью, распущенностью, безволием, оскорблением человеческого достоинства - но только не заболеванием. Замеченные в пристрастии к спиртному или наркотикам, ставились на психиатрический учет в наркологических диспансерах. О факте постановки моментально сообщалось в отделение милиции по месту жительства. Оттуда автоматически шел сигнал по месту работы несчастного, где он подвергался всевозможным моральным и материальным наказаниям. Появились ЛТП (лечебно-трудовые профилактории), по сути, тюрьмы для химически зависимых, куда их отправляли после нескольких приводов в милицию за употребление ПАВ.
Принятые меры оказались нерезультативными, мало того, дали обратный эффект: больные, которые и так – в силу специфики недуга – отказывались признавать свое пристрастие заболеванием, стали бояться наркологов, прятаться от них.
К этому времени наркотики уже «зацепились» в центральной России. Главными их потребителями были представители культурной элиты и движения хиппи. Совесть России, Владимир Высоцкий, спасаясь от алкоголизма, попытался обмануть болезнь и перешел «на дурь». Уловка не сработала - зависимость от спиртного как была, так и осталась, плюс – артист «подсел на иглу». В ночь на 25 июля 1980 года он умер от передозировки.
В начале восьмидесятых в журнале «Москва» был напечатан антиалкогольный роман эстонского писателя Ахти Леви «Бежать от тени своей». Роман писался под заказ и получился слабым, но сам факт его печатания - не смотря на плохое владение автором сутью проблемы - говорил о глобальных проблемах всесоюзного пьянства и алкоголизма.
Ответом на бедственное положение явилась новая методика лечения химической зависимости - «кодирование» (метод А. Р. Довженко). В ее основе лежат техники, разработанные американским психотерапевтом Милтоном Г. Эриксоном. Суть методики заключается в том, что больные определенными действиями психиатра-нарколога вводятся в состояние транса, после чего в подсознание зависимых внедряется информация о смертельном риске употребления алкоголя или наркотиков (суггестия). «Кодировать» таким образом можно практически на любой срок. Страх перед смертью удерживает больного от употребления психоактивных веществ. Правда, не всегда. Бывают срывы, которые заканчиваются по-разному, вплоть до инвалидности и смерти.
К началу восьмидесятых годов двадцатого века в республиках Средней Азии стали формироваться мафиозные структуры по производству и распространению наркотиков. Киргизский писатель Чингиз Айтматов, озабоченный происходящим, написал роман «Плаха», в котором вывел чудовищный по силе образ манкурта (человека, не помнящего своего прошлого). Писатель буквально кричал о том, что наше общество превращается в стаю манкуртов (Иванов, не помнящих родства). Художественные достоинства романа были замечены, на проблему наркомании почти никто не обратил внимания.
В 1986 году, в целях обуздания ситуации, вышло правительственное постановление о борьбе с пьянством и алкоголизмом. Его следствием явились, в первую очередь, демонтаж ряда ликеро-водочных заводов или их переоборудование в предприятия безалкогольных напитков, вырубка виноградников – попытки ликвидации алкогольно производящей отрасли как таковой. Результатом этой реформы стали огромные очереди за водкой, тихая радость жен крепко пьющих и нескрываемое раздражение «потребляющей» части населения страны. Попытка решить вопрос кардинальными мерами (полным запретом), не смотря на то, что резко уменьшилось число погибших от алкоголизма, закончились полным провалом.
В связи с этим стало приветствоваться и активно пропагандироваться тайное обращение наркологам. Обещали не ставить на учет и никуда не сообщать. О ЛТП старались забыть, как о дурном сне. «Кодирование» стало модным методом лечения. Центр А. Р. Довженко в Москве под названием «Дар» стал одним из наиболее известных центров лечения алкоголизма и наркомании в стране.
Приблизительно в это же время в России начало укрепляться мировое движение Анонимных Алкоголиков, просочившееся к нам из-за рубежа. Созданное в 1935 году двумя отчаявшимися американскими алкоголиками, к 1985 году оно действовало уже в 114 странах и помогло возвратиться к нормальной жизни около 1,5 миллионам человек. Суть движения состоит в том, что алкоголики (наркоманы и другие зависимые), не надеясь на чью-либо помощь, организуются в группы самопомощи, где, работая по определенным методикам и выполняя простые действия, стараются избавиться от накопившихся проблем. Приход Анонимных Алкоголиков оказался весьма кстати, потому что апофеозом российского пьянства семидесятых-восьмидесятых стала книга В. Ерофеева «Москва – Петушки».
Последнее пятнадцатилетие двадцатого века, в виду его смутности, лишь усугубило ситуацию. У китайцев по этому поводу есть, ставшая, в последнее время, расхожей, поговорка: “Не дай Бог Вашим детям жить в эпоху перемен!“. В переводе на статистику наркологов это означает, что число спившихся и приобщившихся к «наркоте» увеличивается, по сравнению с периодами относительной стабильности, приблизительно на 20 процентов. Так и случилось. Появилось огромное количество людей, нуждающихся в лечении от алкоголизма и наркомании. Спрос породил предложение. Грибами после летнего дождя стали плодиться всевозможные шарлатаны, обещающие мгновенное выздоровление и питье в меру. Для людей, столкнувшихся с алкоголизмом и наркоманией лицом к лицу – это была надежда на спасение (на чем искусно играют подлецы, наживающиеся на безысходности и горе). Для человека же, разбирающегося в сути проблемы, это означает только одно: кто-то, мягко говоря, не очень порядочный, желает, как говорят в народе, «на халяву денег снять». Ибо сложнейшие заболевания, приобретавшиеся годам, не лечатся по мановению волшебной палочки, а требуют времени и серьезных усилий, прежде всего, от самого больного и, несомненно, государства.
Комментарии