Хомячки и принцип фальсификации

Хорошо было натурфилософам: высказал максиму про человеческую природу — и спорь с такими же, как ты сам, не оглядываясь на заблуждения простолюдинов. Ученому-естественнику из современной экспери-ментальной науки стоит трижды подумать, прежде чем взяться исследовать людей. Этика и полит-корректность загоняют ученого в узкий коридор, где быть непредвзятым не получится. Выход один: писать басни. Даже если те и выглядят как научные статьи

Встретишь в новостной ленте заголовок «Ученые опровергли миф: беременность не делает глупее» и сразу понимаешь — что-то здесь не так. Хотя с первого взгляда придраться вроде не к чему. Статью напечатал авторитетный The British Journal of Psychiatry. Несколько сотен женщин-добровольцев отобрали по всем правилам науки. В течение нескольких лет — до беременности, во время и после — им предлагали тесты, проверяющие разные аспекты умственной активности. И, наконец, заключили, что «поглупения» не происходит.

Но привкус надувательства остается. Будь результат другим — «да, делает глупее», — увидели бы мы заголовок «Миф подтвердился»? Наверное, нет: это было бы оскорбительно для молодых мам и вообще неполиткорректно. А раз правильный ответ известен заранее, что толку затевать исследование?

То же ощущение надувательства вызывает всякая работа, где наука расправляется с каким-нибудь неполиткорректным предрассудком. Или, наоборот, подтверждает общественно полезную истину. «Психологи доказали: насилие в семье ухудшает обучаемость в школе». А если бы вдруг оказалось, что улучшает — что бы делали психологи со своими выводами?

Без малого 80 лет назад философ Карл Поппер сформулировал принцип фальсифицируемости: научно только то, что можно опровергнуть. Мы не можем научно говорить, что у ангелов белые крылья, так как даже теоретически невозможен эксперимент, способный показать, что эти крылья зеленые или синие.

Ученый, выдвигая гипотезу, всерьез рис­кует оказаться неправым — но если такого риска нет, то гипотеза ничего не стоит.

Самурай должен быть готов к смерти, ученый — к отрицательному результату, который не всегда равносилен провалу.

Физик Майкельсон пытался измерить скорость движения Земли относительно космичес­кого эфира, но в итоге никакого движения и никакого эфира не обнаружил. Можно сказать, что Нобелевскую премию ему дали за честность.

Когда же в центре внимания не эфир или бозоны, а человек, принцип Поппера заводит в тупик. Гипотеза помимо прочего обязана быть этичной и политкорректной. Вспомним историю Уотсона: первооткрывателя ДНК осудили все кому не лень, едва он решил заговорить о расовых различиях с точки зрения науки. А чтобы фальсифицируемость работала, отрицательный результат тоже обязан быть политкорректным и этичным. Единственный выход — чтобы оба результата лежали в перпендикулярной морали плоскости.

Получается, «поверить алгеброй» наши моральные убеждения не выйдет. Но хочется. Если наша картина мира научная, кому, как не ученым, давать жизненные советы. И ученые придумали уловку. Когда нельзя говорить прямым текстом, говорят иносказаниями. Как поступали баснописцы? Жадный и лукавый — это лиса; алчный и хищный — волк.

А превратить исследование в басню проще простого. Если хочется порассуждать о семейных ценностях, берем хомячков, которые отвечают полигамией на засуху. Если про вред монотонного труда — появляется заголовок «Может ли работа быть источником расстройств поведения? Исследование на лошадях» (это, кстати, реальная статья в PloS ONE с правдоподобным выводом: от работы кони дохнут). Если про наркотики — мы прочтем увлекательнейшее сообщение, что крысы, выбирая между кокаином и новыми ощущениями, иногда предпочитают одно, а иногда другое.

Поэт Ходасевич писал: «Только мыши не обманут истомившихся сердец». Мы-то знаем: это, конечно, про лабораторных мышей. Им всегда можно воткнуть электрод в мозг, ввести подкожно порцию кокаина, рассадить по клеткам и, в конце концов, отрезать голову, чтобы найти в мозгу эндорфины — гормоны счастья. И это счастье будет самым настоящим, а рассуждать о нем можно без всякой политкорректности.