Куда бежать от одиночества?

Наверное, один из самых распространенных страхов современного человека — остаться одиноким. Тема одиночества стариков, которые на закате жизни заперты в пределах своих квартирок, или людей, не нашедших свою вторую половинку, актуальна — хотя такое одиночество имеет в большей степени социальный характер. Но почему же одинокими чувствуем себя и мы, православные люди, братья и сестры во Христе? И как быть, если одиночество вдруг напомнило о себе?

…Это было мое первое Прощеное воскресенье в храме. Я плохо понимала, что происходит вокруг и что лично мне нужно делать. Попыталась спросить об этом свою знакомую, с которой пришла,— но ответа не получила. И тут стоящая рядом совершенно незнакомая женщина взяла меня за руку и сказала: «Пойдем, не бойся!». Тогда я поняла, что в храме всегда есть кто-то, кто поймет и поддержит,— важно только обозначить свою потребность в участии. И мой дальнейший опыт церковной жизни подтвердил это. Когда мы вместе идем по одному пути, как мы можем быть одиноки? Даже если мы не знакомы — мы все подходим к одной Святой Чаше и всех нас объединяет Тело Христово. Так приходишь к выводу, что если грызущее чувство одиночества все же возникает, причина — не во внешнем мире. Значит, что-то не так со мной, с моей душой.

По большому счету, одинок каждый из нас: мы ни с кем не можем разделить наше рождение и нашу смерть, да и наш путь к Богу тоже проходим в одиночку. Как бы ни была весома роль тех, кто нас на этом пути поддерживает, каждый шаг вперед делаем мы сами, и он — всегда результат нашего личного выбора. Но если говорить не о глобальном, а о «повседневном» одиночестве, то мало-мальски честный взгляд внутрь себя может рассказать о многом.

Во-первых, все мы большие эгоисты: хотим, чтобы любили нас, и, когда к нам относятся не так, как нам хочется, ныряем в омут одиночества и остро переживаем драму под названием «Никто меня не любит». Понятно, что в такие моменты коварная память нас подводит: мы забываем, что наша задача как христиан — любить самим. В теории мы, конечно, многое освоили, но как же сложно воплощать в жизнь то, что так красиво звучит, когда прочитывается нами в книге, и так трогает душу своей очевидной правильностью!

Во-вторых, мы часто мучаемся от чувства невос требованности: вдруг замечаем, что не особо нужны тем, кто рядом. Причем это могут быть как коллеги, знакомые, так и самые близкие люди. Не такая уж редкая картина — муж и жена, которые целый день провели дома и не сказали друг другу ни слова; сестры, живущие в одной комнате, но «параллельно»… В такой ситуации вместо того, чтобы сделать первый шаг навстречу, мы замыкаемся и обижаемся. Ведь проще укутаться, как в шаль, в одиночество и думать, например, о том, что близкие не способны оценить нашей тонкой душевной организации.

В-третьих, мы живем бесконечными внешними впечатлениями: они занимают все наше внимание, дают пищу уму и душе. А когда мы лишаемся этого, оставшись вечером в тишине один на один с собой, на нас наваливается гнетущее чувство одиночества. Хочется снова куда-то бежать, с кем-то общаться или, по крайней мере, включить компьютер и начать бродить по лабиринтам Интернета.

Если мы обратимся к Евангелию, то вряд ли найдем там многочисленные прямые ответы на вопрос об одиночестве. Но есть один, самый важный, данный самим Спасителем: «ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18, 20). Если Христос всегда с нами, разве можем мы чувствовать себя одинокими? А святые? Бывают моменты, когда особенно остро ощущаешь, что нет никого, кто был бы нам ближе, чем угодники Божии. Может, поэтому в наследии Церкви так мало мы найдем высказываний об одиночестве? Более того — в христианской традиции свойственно было стремиться к одиночеству, потому что оно позволяло человеку остаться наедине с Богом. Вот что писал святитель Николай Сербский: «Одинок тот, кто не знает Бога, даже если имеет в друзьях полмира. …Безо всего можно и без всех, только без Бога нельзя: вот о чем их свидетельство (пустынников), которое они, словно драгоценный капитал, оставили Церкви».

Я приведу размышления моих хороших знакомых. Их высказывания поразительно перекликаются с тем, о чем хотелось сказать мне.

Елена, 33 года:

— Если такие состояния случаются, для меня это верный знак того, что в духовной жизни наступил кризис и надо срочно идти в церковь исповедоваться и причащаться. Иначе ощущение одиночества, страха, покинутости будет усугубляться и может со временем пере расти в затяжную де прессию.

В арсенале современного человека есть, конечно, и другие способы борьбы с одиночеством. Можно отправиться в веселую компанию или заняться шопингом. Но все эти «псевдотерапевтические средства» создают скорее иллюзию выздоровления, и, если и помогают, то только на время. По-настоящему восстановить мир и радость в душе могут только церковные Таинства.

Инна, 26 лет:

— По-настоящему я не знакома с проблемой одиночества. Господь ко мне безмерно милостив, Он посылает мне в жизни таких родных людей, с которыми я не чувствую одиночества, даже если они очень далеко. Предполагаю, что так будет не всегда. Наверное, человек в какие-то периоды своей жизни неминуемо входит в «клетку» одиночества. Это дается каждому для укрепления души, чтобы в пустыне одиночества она по-настоящему училась познавать Бога. На мой взгляд, любой христианин по-своему счастлив, так как знает, что ему делать в этой ситуации, к Кому обращаться. Главное, преуспеть в этом хоть самую малость. Чтобы, когда душа предстанет перед Творцом абсолютно одна, разлученная даже с телом, это предстояние не было ей чуждо.

Ольга, 30 лет:

— Я почти не бываю одна: делю дом с семьей, трамвай — с попутчиками, рабочий кабинет — с коллегами. Что не мешает мне испытывать иногда острые приступы одиночества. Потому что быть одной и быть одинокой — не одно и то же.

Однажды, гуляя по центру одного из самых больших городов планеты, я поняла, что существую только внутри себя, а весь мир вокруг — лишь декорация, меняющаяся со скоростью взгляда. А в другой день, совершенно одна оказавшись в глухой деревеньке, я до боли прочувствовала все нити, связывающие меня с каждым человеком, когда-либо жившим или живущим на нашей земле.

Вспоминаю, как раньше, оставаясь дома одна, я засыпала с включенным светом. Мне и сейчас бывает страшно остаться наедине с собой — настолько гнетущим бывает ощущение пустоты и темноты. В этом случае нужно постараться «включить» внутри себя «маленькую солнечную батарейку», тепло от которой растопит холодные границы, прочерченные железным циркулем одиночества.

В итоге получается, что самое главное — в том, чем становится для нас переживание одиночества: хорошей школой, которая делает нас сильнее, или постоянной, изматывающей болью души, которая может сделать жизнь невыносимой. Ведь одиночество — категория, которая не существует объективно, а является лишь нашим переживанием. А значит, как это ни парадоксально, выбор: с одиночеством мы или без него, но с Богом,— зависит целиком только от нас.

Иеромонах Дорофей (Баранов), клирик Архиерейского подворья — храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» г. Саратова:

— Человек сотворен по образу Божию. В книге Бытия мы читаем о том, как Бог перед сотворением человека имел совет в Себе Самом. Господь самодостаточен, Он не одинок, имея возможность диалога и любви внутри Себя, между Лицами Святой Троицы. Но человек, хотя и образ Божий, создан для общения с кем-то вне своего «я». Поэтому, можно сказать, что «онтологиче ски» человек очень одинок, и его главная задача — одиночество преодолеть.

Одиночество Адама на земле с самого начала не устраивало и Бога. Господь говорит: не хорошо быть человеку одному, сотворим ему помощника (Быт. 2, 18). И появляется «другой» — жена, в которой Адам как бы увидел и узнал самого себя. После того как первозданный человек не услышал Бога (нарушил заповедь) и не восстановил нарушенного диалога с Творцом — «спрятался» от Бога (Быт. 3, 8), жена осталась единственным собеседником. С тех пор и до сего времени люди делятся на тех, кто пытается наладить диалог с Богом, и на тех, кто удовлетворяется человеческим общением, которое, однако, не устраняет, а иногда даже усугубляет тоску по Богу.

Одиночество человека пропорционально удалению его от главного своего Собеседника, для диалога с Которым он и создан. Поэтому нетрудно увидеть, что проблема «одинокого человека» совершенно непонятна для религиозно насыщенного Средневековья и возникает только в «новое время» с его принципиальным нежеланием говорить с Богом, особенно после зарождения новой «религии» — гуманизма. Высшей точкой абсурдного диалога человека с самим собой явилась философия Ф. Ницше, а в России — более чем отчаянный вопль состарившегося Л. Толстого: «Человек закован в свое одиночество и приговорен к смерти».

Христиане призваны к богообщению. Один раз испытав жажду общения с Богом: «Имже образом желает елень на источники водныя, сице желает душа моя к Тебе, Боже» (Пс. 41, 2), человек уже не успокаивается и не «книжки читает да по свету рыщет» в поисках того, чего люди дать не могут, а взывает: «Боже, Боже мой, вонми ми, вскую оставил мя еси», «ниже отврати лице Свое от мене, и егда воззвах к Нему, услыша мя» (Пс. 21, 2; 25).

Но, конечно, и молящийся, и ищущий Бога человек может чувствовать себя одиноко среди людей, только он старается не делать из этого проблемы и стойко переносить искушение, сокрушаясь прежде всего об утраченном богообщении и укоряя себя в том, что это он оставил Бога, а не наоборот.