Самодержавие, православие, доходность. Часть 2

Глядя на то, как силовики нынче запросто отбирают собственность, весьма соблазнительно подвести под объяснение современной российской действительности пайпсианскую теоретическую базу.

В своем предыдущем посте я, пожалуй, недостаточно акцентировал внимание на том, в чем разница между отличием культур и отличием исторических путей. Попробую подвести хотя бы краткую теоретическую базу под высказанное ранее соображение о том, что трудности российской модернизации определяются не особенностями отечественной культуры, а наследием того пути, который нашей стране довелось пройти.

ОСОБЕННОСТИ КУЛЬТУРЫ И ОСОБЕННОСТИ ПУТИ

Если мы полагаем, будто Россия отделена от Европы труднопреодолимым культурным барьером, то перспективы нашей модернизации оказываются весьма туманными. Культурные (или, как иногда говорят, цивилизационные) различия преодолеваются с большим трудом, а, может, в некоторых случаях и не преодолеваются вообще. Для сторонников европейского пути России подобные представления становятся источником глубокого пессимизма, тогда как для сторонников особого пути они, по сути дела, являются теоретической базой.

Совсем по-иному выглядят перспективы российской модернизации, если мы полагаем, что наше отставание связано с теми конкретно-историческими условиями, которые определяли путь России на протяжении довольно длительного периода времени. Ведь перемена условий меняет и характер развития. Когда появляются реальные стимулы к модернизации, общество откликается на эти стимулы.

Рассмотрим для сравнения простенький пример. Два исследователя пишут статьи: один – хорошие, другой – плохие. Откуда такая разница?

Возможно, между ними лежат глубокие культурные различия. Первый вырос в богатой, интеллигентной семье, получил хорошее образование, выучил несколько языков, а самое главное – с детства был приучен к тому, что серьезный, обстоятельный труд вознаграждается как морально, так и материально. Второй же сформировался в семье деградировавших алкоголиков, образование получил «заушное» и с молоком матери впитал мысль о том, что жизнь – игра с нулевой суммой, где главное – ловчить, красть, расталкивать окружающих плечами. Не исключено, что этот бедолага, в конечном счете, станет за счет жестокости и беспринципности весьма успешным человеком в карьерном смысле, но вероятность его превращения в серьезного мыслителя чрезвычайно мала.

Но, возможно, различия в результатах исследования определяются лишь тем, что у второго нашего героя в данный момент имеются слишком плохие условия для работы. Его «исторический путь» сложился так, что за науку денег не платят, а потому каждый день приходится «таскать мешки» ради заработка и лишь поздно вечером ненадолго удается сесть за книги. Если переменится образ жизни этого исследователя, то смогут перемениться в лучшую сторону и результаты его работы. Естественно, при условии, что человек не деградировал культурно, то есть по-прежнему стремится к книгам, к расширению знаний, к поиску истины.

РИЧАРД ПАЙПС И НИКОЛАЙ ЛОССКИЙ

При всей условности подобных аналогий, полагаю, что похожим образом обстоят дела и у различных стран, идущих по пути модернизации. Не буду рассуждать сейчас о том, существуют ли миры, столь культурно отличные от Европы и Северной Америки, что их развитие вообще идет в ином направлении. Но у России – при всем очевидном своеобразии нашей страны – столь жестких культурных отличий никто пока не обнаружил. В том числе не обнаружены они и в нашей специфической религиозной культуре.

Интеллектуальных спекуляций насчет «особости» русской культуры – пруд пруди. И сторонников у них чрезвычайно много. Но в основном у этих людей эмоциональное отношение к России сильно превалирует над стремлением понять, куда же действительно движется страна. Приведу здесь лишь пару примеров.

В либеральных кругах весьма распространены пайпсианские представления о России. Американский историк Ричард Пайпс полагает, что у Запада есть принципиальное отличие от Востока – наличие института частной собственности. У нас же в России, согласно Пайпсу, восторжествовал вотчинный уклад, в котором власть и собственность были сосредоточены в руках монарха.

Конечно, глядя на то, как силовики нынче запросто отбирают собственность у любого олигарха, весьма соблазнительно подвести под объяснение современной российской действительности пайпсианскую теоретическую базу. Но, увы, пайпсианство покоится на весьма шатком основании. И не потому, что в России можно говорить о давнем формировании прочного института частной собственности (его и впрямь не было), а потому, что существуют многочисленные примеры «басманного правосудия» в Европе Средних веков, Нового времени и даже совсем недавнего прошлого. Институт частной собственности – отнюдь не культурное отличие Запада, а результат постепенного исторического развития, в котором Россия, бесспорно, отстала, но отнюдь не так сильно, как представляется пайпсианцам.

Я полагаю, что методологической базой для российских исследований могут стать, скорее, не работы американца Ричарда Пайпса, а размышления прекрасно знавшего нашу действительность Егора Гайдара, который в «Долгом времени» (М., Дело, 2005) писал об отставании от Европы на одно–два поколения (стр. 278) и о зависимости от траектории предшествующего развития (стр. 377–380).

Второй пример абсолютизации культурных особенностей России прямо противоположен пайпсианскому. Он содержится в книге «Характер русского народа» Николая Лосского.  Там много говорится в восторженном духе о национальных особенностях и делается вывод, что основное свойство русского народа – искание абсолютного добра, которое осуществимо лишь в Царстве Божьем. Понятно, что если это так на самом деле, то ни о какой модернизации на этом свете речи идти не может. Наш народ оказывается выше вульгарных, приземленных задач экономического развития.

Правда, наш народ еще на рубеже XIX–XX веков интенсивно занимался экономическим развитием. А потому аргументация во всех восторженных трудах об особенностях русской культуры основывается преимущественно на цитатах из художественной литературы, но не на анализе исторических фактов. И в результате то, что весьма уместно в романах столь яркого писателя, как Достоевский, может вызвать лишь скептическую усмешку при перенесении в философский трактат.

Крайности сходятся. Как Пайпс, которого любят цитировать либералы, так и Лосской, который близок сердцу националистов, обосновывают идеи культурной особости России. Но жизнь при этом идет своим путем, не соприкасаясь с подобного рода теориями. Миллионы людей прекрасно понимают, что такое частная собственность, активно стремятся к ней законными и незаконными путями, а вот поисками абсолютного добра, увы, занимаются лишь в свободное от «основной работы» время. Да и то без особого фанатизма.

ОСОБЫЙ ПУТЬ КОЛБАСЫ

Сегодня это может показаться банальностью. Но я хорошо помню, как лет двадцать назад, то есть еще до гайдаровской реформы, весьма широко были распространены представления о том, что никакой рынок не заставит наш народ работать и не наполнит магазины товарами, зато радикальная реформа непременно вызовет социальный взрыв, чреватый очередной революцией. Сторонники подобных взглядов обычно не теоретизировали насчет особого пути русской культуры, но, по сути дела, именно на данную теорию и опирались. Если бы реформаторы придерживались этих взглядов, то, наверное, по сей день «готовили бы народ к рынку», раздавая талоны на мыло и колбасу.

Но реформаторы пришли к выводу о том, что отсутствие мыла, колбасы и демократии связано не с особостью культуры, а с движением по специфическому историческому пути. И ничто по-настоящему не мешает нам с него свернуть. Хотя поворот, конечно, окажется более крутым, чем для венгров, поляков или эстонцев, чьи пути не столь сильно разошлись с европейский магистралью.

Мы свернули. Колбаса ушла со своего особого пути, пролегавшего через номенклатурные распределители, и выбралась на магистральный путь человечества, ведущий через прилавок к платежеспособному потребителю. А самое главное – оказалось, что исконное отечественное православие, вековое российское самодержавие и рыночная, модернистская доходность могут у нас сочетаться. Они не отторгли друг друга как элементы разных культур, а худо-бедно притерлись. По крайней мере, на время. До тех пор, пока новый неизбежный этап модернизации не ослабит быстро устаревающий самодержавный элемент.