России понадобилась новая опричнина

Можно ли справиться с задачами очищения страны от коррупции и ее развития, не применяя чрезвычайных мер? Об этом, заглядывая в прошлое и прозревая будущее, думали недавно в Институте динамического консерватизма (ИДК).

Русская история демонстрирует, что опричный принцип то и дело всплывает в критические моменты жизни страны. Видимо, и в этом веке нам придется прибегнуть к опричнине.

Один из базовых принципов русской истории

По мнению профессора Андрея Фурсова, опричнина – ключевое событие русской истории за последние 500 лет. Она заложила фундамент той власти, которая затем мутировала, регенерировала и развивалась по принципам, заложенным во время «опричного разрыва». Опричный принцип – один из трех основных принципов русской истории (власти), модерирующий два других: самодержавно-национальный и олигархический, связывающий их и одновременно снимающий противоречия между ними.

Сжато и выпукло изложив историю первой опричнины (Ивана Грозного), Андрей Фурсов сделал вывод: опричнина была централизацией власти на самодержавно-национальных принципах – в противовес централизации олигархической (княже-боярской). Причем в режиме «чрезвычайки», ибо у Грозного не имелось на тот момент ни нужных институтов, ни окрепшего противовеса боярам-олигархам – дворянства.

Опричнина Грозного смогла разорвать связь между боярами и дворянами («детьми боярскими»). Опричнину никто не отменял (А.Фурсов это убедительно доказывает). Скорее она как бы растворила в себе окружающую реальность. Опричники возглавили Государев двор. Террор же после 1572 года продолжался, хотя и в меньших масштабах. Опричнина, по словам Андрея Ильича, выполнила свою функцию, «переукатала» часть русской территории и превратилась в Государев двор. Так что «отмена» отмене рознь.

В чем смысл опричнины? В борьбе с олигархизацией страны.

А.Фурсов согласен с историком Д.Альшицем, который считал, что, во-первых, конфликт между боярством и дворянством – не миф, а реальность; во-вторых, царь, бояре и дворяне – все были за централизацию, здесь различий и расхождений не было. Различия – и непреодолимые, антагонистические – касались вопроса: какую централизацию (едино-самодержавную или олигархическую), в чьих интересах (центра-верха, т. е. царя и основной массы господствующего слоя – или бояр) проводить?

Решение этого вопроса обусловила специфика русского хозяйства, исследованная в работах Л.Милова и историков его школы, которые А.Фурсов оценивает исключительно высоко. Речь о том, что на Руси в силу суровости ее природно-климатических условий создается небольшой по объему совокупный общественный (а, следовательно, и прибавочный) продукт – это так и само по себе, и особенно по сравнению с Западной Европой, Восточной или Южной Азией. В таких условиях средним и тем более нижним слоям господствующего класса прибавочный продукт может достаться только в том случае, если будут ограничиваться эксплуататорские аппетиты самых верхов. Ограничить эти аппетиты могла только сильная единодержавная центральная власть.

Таким образом, в «деолигархизации», единодержавии и постановке бояр на «учет и контроль» оказались заинтересованы средние и нижние эшелоны господствующего класса. Интересы боярства и дворянства в данном случае оказались совершенно противоположными. Чем больше знать ограничивала монарха, тем меньше доставалось представителям среднего и низшего слоев господствующего класса. И только самодержавие «грозненского» типа могло обеспечить эти группы. Опричнина, соглашается А.Фурсов с Д.Альшицем, и есть зародыш самодержавия. Если добавить к нему крепостничество, то возникает самодержавно-крепостнический строй.

При этом формально опричнина выглядела как возвращение к удельной системе. Над Боярской Думой, над земской Русью надстраивалась другая – опричная – система. Она решала ряд задач, которые из-за слабости общественных сил и институтов в стране не могли быть решены иначе, кроме как в режиме «чрезвычайки». Как это актуально для нынешних времен!

Опричнина все-таки смогла дотереть удельную систему, след былой удельной раздробленности страны (уничтожен последний удел – Старицкого). Устранена угроза новгородского сепаратизма (Новгород так и не отложился от остальной Руси даже в Смуту, хотя попытка и предпринималась в 1611 году). Под контроль центральной власти оказались поставленными и боярство, и церковь. Произошло это рывком, в режиме преемственность через разрыв. Как считает А.Фурсов, терапевтически с опорой на дворянство как слой все это можно было осуществить только в теории, на практике же не было времени, да и дворянство не представляло собой «властного слоя» – его надо было создавать. Опричнина рассекла старую власть – и надстроила над нею новую систему власти.

Опричная власть

Кроме того, возник собственно опричный принцип власти. Он, как считает эксперт, занимает место рядом с самодержавным и олигархическим ее принципами. Речь идет о принципе чрезвычайных действий с построением параллельного контура управления, надстраивающегося над уже существующим и делая его своим внутренним, так сказать, объектом для перемалывания и переваривания. По завершении этого процесса чрезвычайка превращается в регулярный институт и КАК БЫ отменяется (опричнина – Государев двор, ЧК – ГПУ). Этот новый контур был чрезвычайной мерой против встроенной с княже-боярских времен и постоянно присутствующей тенденции к олигархии. Показательно, что даже в XVIII – начале XIX вв. в начале правления каждого монарха вельможи каждый раз пытались протолкнуть проект олигархизации самодержавия.

Олигархический принцип встроен в русскую власть, убеждает профессор Фурсов. Это – наследие княже-боярского «комбайна», от которого никуда не деться; это – выстрел из ордынского прошлого, стрела, расщепить которую влет был призван опричный принцип – выстрел из будущего. Столкновение породило самодержавие и, соответственно, самодержавный принцип, который начал жить самостоятельной жизнью, «замкнув» триаду принципов. Опричный принцип каждый раз выступал контроружием самодержавия (в любой его форме), давая возможность реализоваться самодержавно-национальному варианту и самодержавному принципу.

Первой исторической опричниной стала опричнина Ивана Грозного. Вторая опричнина – петровская гвардия. «Бархатная опричнина» – редакционные комиссии 1859–1861 гг., готовившие отмену крепостного права. Наконец, опричниной можно считать сталинскую фазу в истории СССР (правление Иосифа Грозного).

Опричнины Ивана и Иосифа Грозных («грозненская» версия опричнины) – это одно. Опричнина Петра I («питерская» версия) – другое. Различие нужно искать в том, насколько эти варианты соответствовали национальным интересам. Согласно А.Фурсову, грозненская опричнина носила ярко выраженный национальный характер. Она была антизападна и работала на развитие национального целого. А вот питерская опричнина представляет собой жестокое (огнем и мечом) создание новой правящей группы, способное к беспощадной эксплуатации русского населения. Нужна была система, где верхи и низы отличаются друг от друга, как два субэтноса. Что и было сделано Петром: верхи Российской империи превратились как бы в отдельный народ, господствующий над русской сермяжной массой.

«Поэтому я противопоставляю грозненские (Ивана IV и Сталина) и питерский варианты опричнины», – говорит А.Фурсов.

Новая опричнина как неизбежность. Но в какой версии?

По мнению А.Фурсова, опричный принцип необходим русской истории. Только такой «чрезвычайный субъект» совершает мощные рывки в развитии страны.

Однако специфика рывков и ответ на кардинальный вопрос «кто – кого» зависят от того, с каким иным принципом блокируется опричнина. Если сочетание идет с олигархическим принципом, то получается, если пользоваться терминологией ХХ века, правоавторитарный режим. Если блокировка идет с самодержавно-национальным принципом – выходит совсем иной вариант.

«Когда мы говорим, что опричнина может вытащить нынешнюю Россию из тупика, нужно всегда уточнять: какая опричнина? – считает Андрей Ильич. – «Грозненская» или «питерская»? Ждущее нас в ближайшем будущем столкновение будет конфликтом не между опричниной и демократией, а противоречием между «питерской» и «грозненской» ее версиями. И победит тот вариант, персонификаторы коего, помимо прочего, эффективнее всех сыграют на мировой площадке. Ибо время сейчас сложнее, чем во времена обоих Грозных».

Сегодня: в реалиях предвоенной эпохи

По словам эксперта, есть некая эмпирическая регулярность. В истории опричнины всегда были преддверия, или течение мировых смут. Собственно говоря, все русские смуты – часть мировых. Наша Смута начала XVII столетия – часть всемирной смуты «длинного XVI века» (1453–1648 гг.). При этом финал русской Смуты (символ – возвращение из польского плена отца Михаила Романова, Филарета, в 1619 г.) совпал с началом европейской Тридцатилетней войны 1618–1648 гг. Это спасло русских: Запад был занят своими делами, ему оказалось не до нас. Ибо Россия после первой Смуты лежала обескровленной и обессиленной. Нечто подобное повторилось после смуты, устроенной сверху при Петре I. После нее нас тоже можно было брать голыми руками, как и столетием раньше. Но Европа была занята войнами за разные наследства, а к началу Семилетней войны в 1756 году Россия уже крепко стояла на ногах, причем настолько, что сломала хребет Фридриху II.

Если брать ХХ век, то здесь русская Смута и «опричнина» Сталина оказались преддверием и элементом новой Тридцатилетней войны – 1914–1945 гг.

А что будет сейчас?

«Не хотелось бы это признавать, но против правды не попрешь: сегодня мы живем в предвоенную эпоху, – говорит Андрей Фурсов. – Думаю, если обстановка в РФ обострится до такой степени, что опричнина станет неизбежной, это будет еще и индикатором резкого обострения мировой ситуации и вползания мира в принципиально новую эпоху. Причем новая мировая война вполне может быть не планетарной (в духе 1939–1945 гг.), а чем-то вроде Тридцатилетней войны 1618–1648 гг. Последняя представляла собой четыре локальных конфликта, которые последовательно растерзали тогдашнюю Европу. Думаю, что войны глобальной и постглобальной эпох скорее напомнят именно ту далекую войну. Ибо вход в капиталистическую систему (тогда) и выход из этой системы (сегодня) должны быть зеркальными.

По-видимому, Россия вступает в самое критическое десятилетие своей истории. Национально-ориентированная опричнина сейчас – необходимое, но недостаточное условие наших побед. Одна из очень важных задач, стоящих перед нами, – формирование принципиально нового типа интеллектуально-политического руководства. Как недавно заметил Шамиль Султанов, одна из главных тенденций развития нынешнего мира – резкое «проседание» интеллектуально-волевой сетки управленческих структур. Наблюдается глобальное ослабление управленческого потенциала тех, кто «рулит» современным человечеством. Но политика – это, как правило, дело политиков, а мне бы хотелось сказать о задаче интеллектуалов: создании интеллектуально-информационного оружия. Напомню о той формуле, что Карл Поланьи в труде «Великое изменение» вывел в отношении руководителей Третьего рейха. Они, как заявил Поланьи, имели зловещее интеллектуальное превосходство над своими противниками и потому выигрывали. Но то же самое можно сказать и о большевиках. Они в своей стране были людьми ХХ века, тогда как их оппоненты остались еще в XIX.

Для того, чтобы побеждать на мировой арене, нам нужно зловещее интеллектуальное превосходство над противником. И создание нового корпуса знаний о современном мире есть интеллектуальный компонент национально-ориентированной опричнины наших дней. Этот корпус знаний пригодится нам и в том случае, если мировой катастрофы удастся избежать, и в том, когда она разразится, и даже в том случае, если – не дай Бог – Россия рухнет. В таком случае это знание станет необходимо для сохранения русскости, сетевого русского мира в посткатастрофическом мире. Для создания нового, Четвертого Русского Рима, русского власте-социума.

Думать обо всем этом нужно сейчас, чтобы побеждать в стремительно меняющемся мире. Т. е. национально-ориентированной опричнине необходимо принципиально новое знание. Может быть, оно станет называться консервативно-динамическим, не знаю. Но то, что оно должно быть бескомпромиссным и «убойным» и работать по принципу «штык в горло с двумя поворотами», не оставляя шансов противнику, – в этом у меня нет сомнений».

Опричнина – модернизация по-русски

Глава Института динамического консерватизма Виталий Аверьянов представил тезисы своей грядущей статьи с одноименным заголовком: «Опричнина – модернизация по-русски».

По его мнению, вопрос об опричной русской идее встает во весь рост именно сейчас, когда очень много говорят именно о модернизации. Одни видят в опричнине самые кровавые эпизоды нашей истории, другие считают, что в ней выразился мучительный поиск выхода из тупиков.

«Как бы то ни было, но сегодня Россия вновь оказалась в тупике, – говорит В.Аверьянов. – В положении раздвоенности: одна половина головы заявляет о стремлении к развитию, к инновационному прорыву, к выходу из состояния рискованного равновесия, чреватого полным отставанием от более активных мировых игроков. А другое полушарие до смерти боится перемен и судорожно цепляется за пусть мелкое и неприглядное, но осязаемое наследство РФ образца 1991 года. Не нужно понимать все это банально-упрощенно: я не имею в виду двух первых лиц в государстве. Там все гораздо сложнее».

По мнению директора ИДК, предлагаемый нам «консерватизм» – самый подлый вариант. Это – консерватизм «для себя» и «для своих». Для сохранения того, что удалось урвать. Быть может, в безобразии такого консерватизма и кроется объяснение нынешней раздвоенности власти в РФ: ведь надо же как-то эту неприглядность прикрывать.

«Поэтому слова об учете национальных традиций, звучащие из уст нашей власти, – не более чем проходные отговорки, – убежден В.Аверьянов. – Лозунг «модернизационного консерватизма», заявленный недавно «Единой Россией», удручает, поскольку у них он звучит как абсолютный оксюморон. «ЕР» – классическая «боярская партия», выражение олигархического принципа, о котором говорил А.Фурсов. Она думает о народе и обществе примерно то же самое, что говорят вслух самые отпетые либералы. При этом сама она молчит, враждебно-безразлично слушая речи тех, кому позволено говорить «сверху». В т. ч. речи о модернизации, об инновациях, о программах развития, о сильной России и выходе в великие державы, о преодолении коррупции и т. д.».

«Модернизационный консерватизм», принятый на съезде правящей партии в 2009 году, по мнению Аверьянова, шизофреничен, ибо созданная система блокирует всякую возможность развития страны. У нашей «топ-элиты» есть лишь один шанс инновационного прорыва. Это шанс в том, что она убедит крупный международный капитал в том, что часть их инновационных предприятий имеет смысл разместить на территории Российской Федерации. Однако инновационные технологии и мозги легко перебрасываются из одной точки планеты в другую. Туда, куда велят Большие Деньги. И такой модернизационный проект у нас под исполнительным руководством, скажем, А.Чубайса возможен.

Мы же в «Русской доктрине» (2005 г.) и последующих трудах говорили о совершенно другом развитии. Без шизофренического «консерватизма», галлюцинирующего модернизацией. Мы имели в виду консерватизм динамический, предусматривающий быстрый обмен смыслами и действиями между левым и правым полушариями. Консерватизмом он является потому, что способен в таком быстром обмене и круговороте смыслов и действий удерживать целое, динамическим – потому что учится жить в состоянии неустойчивого равновесия, упреждая реакции внешней среды. Стать динамическими консерваторами значит, оставаясь русскими и опираясь на Россию, превратиться в виртуозов такого состояния неустойчивости, нестабильности, не подчиняющихся хаосу, а владеющих им.

По словам эксперта, динамический консерватор – хозяин хаоса, чувствующий себя в условиях быстрых перемен как рыба в воде. Играющий на опережение, по заветам графа Александра Суворова. Консерватизм не вечно обороняющихся, но непрестанно наступающих, «когда голова хвост не ждет». Когда инициатива перехватывается.

Именно в перехвате исторической инициативы и состоит глубинный смысл русской опричнины, убежден директор ИДК. По его словам, недавно замглавы президентской администрации Владислав Сурков дал интервью «Ведомостям», где сказал о том, что подлинной модернизации нужна не предварительная политическая модернизация (читай – либерализация № 2), а, напротив, реализация авторитарной модели. Дословно: «Консолидированная власть в России – это инструмент модернизации, и, смею вас уверить, он – единственный».

«Сильные слова. И тут же В.Сурков признает, что в РФ авторитарно-дирижистские методы и так задействованы «на пределе» существующей системы. Это и есть патовая ситуация, о которой я говорил в самом начале, – отмечает Виталий Аверьянов. – К либералам пойти нельзя, потому что получится не модернизация, а разворовывание. Но и укрепить авторитарную модель нельзя, потому что Система не выдержит.

Тупик? Нет. Для реальной инфраструктурной и технической модернизации в стране нужны социальная и кадровая модернизация. Но никак не повтор 1990-х! Нужна модернизация по-русски, или новая опричнина. Нужно перетряхнуть нынешнюю систему и стать консерваторами не для себя, а для Бога и народа. Необходимы новые люди и в науке, и в управлении, и в обеспечении безопасности. Нужен новый социальный порядок, когда в чести тот, кто служит. Таков принцип опричнины.

Что такое «консерватизм для себя, любимых», предлагаемый нам сегодня нынешними «боярами»? Это коррупция и неприкосновенность коррупционеров как потребителей стабильности всей системы. Он предлагает сохранение кланового статус-кво как условие благополучия кланов и корпораций. Это – игра на разделении интересов, на олигархической удельности и неофеодальных отношениях. Т. е. это – сговор против самой возможности предъявления целей целого, самой постановки вопроса о национальном интересе как целом. Как следствие – вечная имитация деятельности на возрождение страны».

По мнению эксперта, обстановка в современной РФ очень похожа на олигархат XVI века, в борьбе с которым царская власть и выработала модель самодержавия. Именно через опричнину, причем ее принципы (и здесь В.Аверьянов согласен с А.Фурсовым) возрождались неоднократно. Но означает ли это, что опричнина – крайняя мера? Отчасти – да, а отчасти – нет. Ведь можно ввести опричнину упреждающим образом, не доводя страну до крайности. Одно ясно: чем больше будет доминировать «боярская модель», тем более разрушительной в социальном плане окажется новая опричнина.

«Поэтому вводить ее нужно как можно раньше, – доказывает В.Аверьянов. – Тем меньше будет у нее издержек».

Эксперт считает, что ненависть к Ивану Грозному (а ненавидеть и любить этого вечно актуального царя продолжают вот уже пятый век подряд!) объясняется ненавистью к усилившейся России. Ненавистью к ней как к таковой. Грозный не боялся заниматься историческим творчеством, а сегодня в нашей политике – явный дефицит такого творчества. Применяются заемные схемы. Иоанн IV выступает как символ национального творчества, создававшего в России собственные национальные формы и институты. Они не отрывались от мирового опыта, но и не «калькировали» его бездумно.

Правление Грозного – инновации во всех сферах, Прежде всего – социальные, ибо в тот век формировалось социальное ядро России. Но были и инновации политические, культурные, торгово-экономические, военные. Это и технические инновации: развитие русской артиллерии, появление книгопечатания. А духовные инновации? Ведь эпоха Грозного – время состоявшегося духовно-культурного лица страны. Формируются каноны летописного свода, созывается Стоглавый собор, вводятся сами понятия «Святая Русь» и «Россия».

«Но главными тогда были именно социальные инновации, к коим относится опричнина», – считает В.Аверьянов.

Принцип служения стране

Опричнина заложила принцип служения, и его уже никогда и никто из последующих государей не отвергал. Критика Грозного актуальна для нынешних врагов России. А для сегодняшней «элиты» очернение Грозного служит профилактикой от того, что она называет «политическим экстремизмом». Она не хочет возникновения такой власти, которая пресекает то, что при Иване IV назвалось крамолой. Она не хочет ограничения своего права на воровство и сверхпотребление, на безответственность и некомпетентность. Строя аналогии «Грозный – Сталин», эта «элита» пытается не допустить самой возможности возникновения власти, ориентированной не на олигархические, а на национальные интересы.

Главный же политический смысл опричнины – в перехвате реального политического суверенитета, причем за очень короткий срок.

Те, кто попадал в опричнину (а отбор, по мнению В.Аверьянова, был тщательным), попадал в сферу прямой связи с царем. Через опричнину началось «выращивание имперского позвоночника России». Смысл опричнины был все же не в смене элиты, полной или частичной, а в выдвижении именно служилой элиты. Было прямо сказано: и собственностью, и безопасностью, и честью, и славой в государстве будет обладать лишь тот, кто служит ему как целому, тот, кто его укрепляет и обороняет от врагов. Все остальные мотивы отступали далеко на задний план. И репрессии опричнина вела – но не по классовому признаку, а по принципу «Уничтожаем тех, кто против примата служения стране».

Проблема выбора вариантов

По мнению В.Аверьянова, страна сегодня нуждается именно в такой, национально-самодержавной «новой опричнине». Но не исключает он и того, что в РФ может возникнуть крайне жесткий политический режим с совершенно иными целями. Он может быть хуже, чем та «питерская версия», о которой говорит профессор Фурсов.

«Какой бы ни была тяжелой для страны версия опричнины Петра I, Россия устояла, хотя и сильно мутирована и утратила многие свои важные и ценные черты. А вот после новой «питерской версии» может и рухнуть», – говорит директор ИДК.

Задачи новой опричнины

Лидер Движения «Народный Собор» Владимир Хомяков также повернул разговор в прикладное русло.

Он убежден, что в рамках существующей политической и экономической системы невозможно преодолеть повальную коррупцию, провести модернизацию, преодолеть духовно-культурный кризис. Однако смена системы по воле царя, диктатора или генсека, как считает В.Хомяков, невозможна без разрушения страны. Предоставленная же самой себе, система продолжит идти вразнос – и все закончится хаосом. Выйти из него сможет только твердый политический режим, взявший на себя функции опричнины.

Но хаос опасен, особенно в условиях, когда им дирижируют большие силы извне. Можно и не справиться с задачей, потеряв Россию. Поэтому, считает В.Хомяков, гораздо лучше было бы силовым способом изменить направление движения нынешней системы, силовым же методом «сверху» начав процесс замены элиты. Так мы имеем шанс избежать впадения в хаос или минимизировать его. Важно иметь субъект такой опричнины. За Грозным в его опричном предприятии была не только воля, но и мощная идеология, разделявшаяся большинством общества. Сегодня подобного в социуме РФ мы не видим.

Грозному пришлось действовать в условиях, похожих на нынешние, прежде всего – при массовой измене и недееспособности правящей элиты, при ее готовности предать Родину ради сохранения власти и собственности. Во-вторых, при необходимости проводить реформы в системе, каковая эти реформы не дает проводить. В-третьих – при смертельно опасных внешних вызовах. В-четвертых, в условиях сильных сепаратистских настроений на окраинах. Наконец, в условиях недееспособности тогдашней вертикали власти, репрессивного и чиновничьего аппаратов.

Грозному пришлось изымать часть территории страны из существующей системы, налаживая особый порядок управления вычлененной частью. Эту часть он реформировал директивными методами. Но таким образом царь создал экономическую базу, повел возрастающий набор людей в опричнину. Новые кадры позволили начать «зачистку» старой элиты. Стоя на такой базе, Грозный смог провести военные преобразования, расширить территорию страны, отбиться от самых грозных внешних противников и подавить сепаратизм. Экономическую базу опричнины Грозный создал, перераспределяя главное средство производства той эпохи – землю, а также взяв в опричнину соляные доходы и доходы от волжской торговли.

«Сегодня государство не может преобразовать всю экономику, сделав ее базой для новой опричнины, – говорит Владимир Хомяков. – Но можно представить другое: появился сильный вождь с сильной идеологией и передал в новую опричнину некий кусок экономики. Какой? Это – нефтегазовый сектор, земля и ее недра, некоторые ключевые предприятия. Здесь же – отрасли, от которых зависит физическое выживание страны: электроэнергетика, железные дороги, продовольственное снабжение. Речь идет не о национализации, но хотя бы о контрольном пакете. Тут же – предприятия, критически важные для поддержания производства в других отраслях.

Имея такую экономическую часть, новая опричнина сможет начать отбор нужных управленческих кадров. Отбор не вообще, а в конкретных делах в реальном секторе. Именно здесь можно выращивать кадры – на ролях управляющих того самого «опричного сектора». Понадобится система подготовки людей, по словам В.Хомякова, носящая полувоенный характер. При этом у детей имущих кругов не должно быть возможности миновать такую суровую школу перед тем, как войти в систему управления. «Сын любого Абрамовича сможет туда поступить: но придется 5 лет ходить строем вместе со всеми, учиться Родину любить и много лет не видеть папу». (Владимир Хомяков тут обрисовывал мощный социальный лифт, ибо в полувоенную школу подготовки кадров неизбежно попадут и самые способные люди из среднего класса и низов).

Имея «опричную экономику», государство сможет переформатировать остальную экономику в интересах страны и народа. Эта часть экономики должна стать наиболее преуспевающей, отличающейся менеджментом наивысшего качества и восприимчивостью к инновациям. Именно благодаря этому из опричной системы подготовки кадров начнут брать людей и частные компании. В опричном ядре можно выстроить более справедливые отношения между управляющими и работниками, перераспределив на них большую часть доходов: ведь здесь исчезнет паразитизм крупных собственников-олигархов, откачивающих доходы в личное сверхпотребление, на яхты и виллы. Тогда и работники частных предприятий начнут добиваться для себя тех же социальных гарантий. В стране возникнет сильная тенденция к борьбе с мародерством верхов. Опричная экономика превратится во флагмана, за коим потянутся остальные.

Еще один полезный урок из эпохи Грозного: параллельно с опричной централизацией власти развивалась потрясающая по ширине и глубине система местного самоуправления, подлинная низовая демократия. Задушил эту систему только «западник» Петр I. Вот и новой опричнине нужно будет опираться на сильное местное самоуправление. Параллельно с опричным проектом в нынешней РФ должен развиваться и земский проект. Они поддержат и усилят друг друга, ибо именно опричнина оборонит самоуправление от попыток олигархии задавить и задушить самоуправление.

«Естественно, понадобятся и «молодцы в черных кафтанах», – считает эксперт. – Поскольку опричная часть экономики – важнейшая часть национальной, то попытки нанесения ей вреда должны рассматриваться как измена. И тут неминуемо потребуются «комиссары в пыльных шлемах», чтобы разобраться с врагами. Появится повод для чистки истеблишмента – но не по классовому признаку и не потому, что этого захотелось царю/генеральному секретарю, а по чисто объективным показателям. Уничтожаться будет угроза, возникшая для ключевых отраслей государства».

«Опричнина – весьма болезненное и горькое лекарство. Но когда страна тяжело больна и вопрос стоит так: либо больной помрет, либо примет неприятное лекарство, то лучше смириться с болью и горечью, – считает В.Хомяков. – И лучше пусть лекарством станет опричнина сверху, нежели пугачевщина снизу. Да, опричнина – чрезвычайный инструмент, все зависит от того, в чьих руках он окажется. Не дай Бог, у тех, кто хочет провести новую модернизацию по «петербуржскому варианту», – заключил эксперт.

Хомякова поддержал автор этих строк. В выделенном секторе опричной экономики можно применить самые передовые технологии и системы управления, обязательно включающие в себя участие трудовых коллективов в менеджменте (система «Компас» В.Водянова, сквозной хозрасчет по М.Чартаеву и Ю.Мухину). Все это позволяет резко поднять эффективность опричных компаний над окружающей экономикой. В опричный сектор нужно добавить инновационные предприятия на прорывных технологиях (питаемые деньгами, сегодня уходящими на сверхпотребление порочной «элиты»), систему городов нового типа – футурополисов. Ибо последние есть модель будущей России, с сильным местным самоуправлением. Безусловно, наша новая опричнина должна развиваться параллельно с системой местного самоуправления, с реформой налоговой системы и кредитно-финансового сектора. И тогда мы создадим «народную диктатуру», опричнину, опирающуюся на сильную низовую демократию. А новые технологии самоуправления уже есть.

В зареве мировой криминальной революции

Таким образом, большинство экспертов ИДК так или иначе склоняются к варианту новой опричнины, ибо иного выхода из тупика просто не видят.

Проблема стоит шире. Процесс разложения и деградации Русского мира есть часть общемировой Криминальной революции, с нашествием ее алчности и некомпетентности. И здесь напрашивается вывод: на мировой арене победит тот, кто первым покончит с криминализацией элит. Тот, кто первым осуществит проект успешной национально-ориентированной опричнины.

У русских же, по мнению автора этих строк, просто нет иного выхода. И наш дальнейший семинар, построенный вокруг доклада Владимира Овчинского «Кризис: криминальные истоки и криминальные последствия», только подтверждает такую точку зрения. Опричнина или смерть – проблема стоит именно так!

Ибо процесс саморазрушения проекта «Беловежская Россия» сегодня пошел семимильными шагами…


Отчет о круглом столе в ИДК подготовлен одним из инициаторов данного обсуждения Максимом Калашниковым