Довлатов еще 30 лет назад написал о своей встрече с Мединским

Министр культуры Мединский назвал Довлатова выдающимся писателем XIX века. Ну, хаха, разумеется, но хочу вот что сказать. Нашего Мединского еще не было, а тридцать лет назад Довлатов уже описал свою встречу с ним. Умел смотреть в будущее. Классик все-таки.

Находим в колонках Довлатова для американского радио (публикую с небольшими купюрами):

«Известно, что отечественную партийную верхушку составляют люди нередко темные и безграмотные. Убогий монотонный лепет по бумажке разносится в дни торжественных заседаний на всю страну. Фюреры местного значения, как правило, еще более ограничены и неинтеллигентны. Сейчас, правда, нарождается генерация дипломированных аппаратчиков. Действительно, им без особого труда удается копировать внешние манеры интеллигенции. Возможно, эти люди обладают даже какими-то профессиональными знаниями и навыками, однако, внутреннее двоедушие, без чего немыслимо существование партийного функционера, решительно ставит их вне культуры. И этим людям доверен руль огромного государства, судьбы многотысячных коллективов, будущее России.

Не скажу, чтобы жизнь очень тесно сводила меня с крупными партаппаратчиками и функционерами, а вот чиновники и бюрократы среднего уровня попадались. Воспоминания о некоторых я как журналист и литератор бережно храню.

Помню раз как-то отчитывал меня эстонский литературный начальник Владимир Бэкман, предостерегал, учил, старался напугать.

В качестве зловещего примера называл „отщепенцев“ — Ахметову и Зайченко. Видимо, подразумевались Ахматова и Зощенко. В газете „Советская Эстония“ была опубликована статья по искусству, там упоминался скульптор Эрнст Неизвестный, он еще жил тогда в Союзе. На редакционной летучке зав военно-патриотическим отделом Игорь Гаспель сказал: „Непрофессионально работаем, товарищи. Что это значит — Неизвестный? Разве нельзя было уточнить фамилию?“.

Как-то я оказался в санатории на юге, познакомился с директором киевской автобазы, чем-то его заинтересовал. Мы подолгу гуляли, беседовали, обсуждали, в том числе, и литературные проблемы. Однажды директор спросил: „Это верно, что Достоевский был приговорен к расстрелу?“. Я подтвердил. „Когда же это случилось?“, — поинтересовался он. Я в шутку ответил: „При Сталине“. Директор мгновенно напрягся и ответственно выговорил: „Что ж, отдельные перегибы в сталинскую эпоху имели место, исторически же роль Сталина весьма прогрессивна“».

Довлатов, говорят, сам нечасто смеялся. Но, боюсь, расскажи ему кто, что все эти люди в его честь станут произносить торжественные речи, Сергей Донатович расхохотался бы демонически.