Как стать гражданином России

Я очень не хотела писать эту статью. Потому что тогда пришлось бы признаваться, что я - гастарбайтер, чего я не люблю. Гастарбайтеры в России ассоциируются с общественным дном и нацменами. Мне неприятно думать, что я тоже принадлежу к категории людей, отмеченных специфическим к ним отношением на всех уровнях, от бытового до правового. Правда, мой пример можно во многих смыслах полагать счастливым исключением. Хотя бы оттого, что у меня есть возможность писать о нем. Собственно, я и решилась на это описание, осознав, каким преимуществом обладаю. Я не знаю лично ни одного гастарбайтера, которому бы так же повезло.

Я родилась в Советском Союзе, в Узбекистане, тогда Узбекской ССР. Если точнее - в Каракалпакской автономии, в 400 км. от Аральского моря.

Городок, в котором я появилась на свет, был построен вокруг гидроэлектростанции, имевшей стратегическое значение и обеспечивавшей энергией огромную территорию в Средней Азии. В нем, кроме того, располагались заводы по переработке местных полезных ископаемых, известняка и мрамора, крупный мукомольный комбинат, предприятия по производству железобетонных конструкций. Словом, это была маленькая, но довольно крепкая советская промышленная зона.

Мои родители были первым поколением коренных горожан. Каким ветром занесло в те края уже их отцов и матерей, моих дедушек и бабушек, я знаю смутно. Мне известно только, что моя бабушка с маминой стороны приехала туда из Белоруссии по комсомольской строительной путевке.

Большая часть местных жителей пятьдесят лет назад состояла из приезжих со всего СССР: строителей, инженеров, врачей, учителей. Ехали по распределению, подгоняемые диковинным сейчас советским энтузиазмом, для того, чтобы заработать или получить квартиру - специалистам государство предоставляло жилье в первую очередь. Разумеется, квартир на всех не хватало. Моя бабушка до самой смерти прожила в бараке-времянке с удобствами на улице и такими тонкими стенами, что слышался каждый вздох соседей. Но мои родители, поженившись, вскоре получили однокомнатную "хрущевку", а позднее - двушку. Те времена они вспоминают как самые счастливые в своей жизни.

В моей советской темно-зеленой метрике написано, что мой отец, Николай Андреевич, - русский, мама, Людмила Николаевна - русская, и я, их дочь - русская тоже. В пору моего детства, на рубеже 70-80 годов, в городе проживало очень много русских семей. Родной микрорайон №1 был типичным советским жилмассивом. В московских Кузьминках до сих пор кучкуются четырехэтажки, удивительно сильно напоминающие район моего детства: те же подъезды с прилегающими к ним скамейками, те же разговоры на скамейках, и даже люди, кажется, те же.

С развалом СССР русские начали уезжать из Средней Азии массово. Продавали квартиры за копейки, иногда оставляли нехитрый скарб и уезжали налегке, потому что отправлять контейнерами не бог весть какие пожитки выходило дороже, чем они сами стоили. Самые умные везли "стратегические запасы" - рулоны клеенки, тканей, наборы посуды, за которыми предварительно нужно было съездить в соседнюю Туркмению. Почему в тамошних магазинах продавалось то, чего давно не было в нашем городе, я объяснить не могу. Но доступ к туркменскому изобилию был временным - на границе выросли таможенные посты, через которые уже практически ничего нельзя было провезти. Да и изобилие закончилось.

Мигрировали, в основном, в Россию. Для русских в Средней Азии она была "землей обетованной", я хорошо помню настроения и интонации уезжавших. Оставались те, кто не мог осилить переезда морально и финансово (с выплатой зарплат тогда возникли серьезные проблемы, деньги задерживались месяцами, были введены продуктовые карточки). Либо такие, кому совершенно некуда было ехать - никто из родных, у кого можно было бы остановиться хотя бы на короткое время, в России не жил, а отправляться на авось и на пустое место было страшно. Многие тогда боялись всего: оставаться, уезжать. Было непонятно, чего ждать и на что рассчитывать.

Среди оставшихся и, я думаю, страшно всего боявшихся, были и мои родители…

В конце 2003 года существовавшей на британские инвестиции неправительственной организации в Ташкенте, где я работала, было отказано в продлении регистрации. Мой проект "заморозили". Фактически это означало, что у меня больше нет работы.

За квартиру нужно было платить 100 долларов в месяц. Мизерные зарплаты в госучреждениях не покрывали и этих затрат. А неправительственные организации, существовавшие на дотации иностранцев, которые платили своим сотрудникам по 200-300 долларов (большие деньги в то время и том месте), - закрывались одна за другой. За моими двадцативосьмилетними плечами был университетский филфак, институт FOJO в шведском городе Кальмар, проекты в неправительственных структурах, опыт работы корреспондента в нескольких редакциях газет и в одном агентстве новостей. Когда надежды найти работу с достойным заработком не осталось, я решила ехать в Москву.

В моей записной книжке имелось несколько телефонов знакомых и коллег, живших в Москве. Я рассчитывала обратиться к ним за помощью в поисках работы в этом городе. Но главное: в Москве меня была готова приютить моя приятельница, бывшая однокурсница. Ее семья переехала в Россию из Узбекистана еще в 90-х. Из переписки я знала, что она с родителями осела в небольшом кубанском поселке, откуда родом ее мать. Что первое время было невероятно тяжело: никто из членов семьи не мог устроиться на работу без российских документов и люди выживали огородничеством и рыбалкой. Не знаю, трудности ли были тому виной, но родители моей подруги после переезда развелись, несмотря на свой более чем тридцатилетний (и насколько я помнила, очень ладный) брак.

В Москву моя знакомая отправилась за тем же, за чем ехали в этот город все немосквичи - зарабатывать. В своем кубанском поселке, став официально россиянкой, она трудилась учительницей. Работы было очень много, а платили очень мало: в общей сумме не выходило и 5 тысяч рублей в месяц. В Москве она устроилась в магазин одежды продавцом-консультантом, получала ежемесячно около 10 тысяч и снимала комнату в коммунальной квартире. Пути Господни действительно неисповедимы: когда-то в студенческой юности мы снимали комнату на двоих, и теперь история повторялась.

Коммуналку я видела впервые. Это был длинный коридор, поделенный пополам встроенной дверью. На нашей половине проживало еще несколько человек: очень добрый молдаванин-гастарбайтер, две подруги чеченки, круглосуточно строчившие на швейной машинке в своей комнате занавески с ламбрекенами (не шили они только когда к ним приезжали в гости родственники), сухонький дед (бывший з/к), алкоголик и похабник, и супружеская пара, чьи бурные ссоры и примирения происходили на глазах у всех жильцов. На другой половине, как позже выяснилось, жили девушки, которые приезжали в Москву заниматься проституцией.

В этой квартире я прожила почти полгода. Поначалу коммунальный быт очень удручал. Однако на самом деле в него можно быстро втянуться и без колебаний затем мыть общий коридор и унитаз, соблюдать очередь на кухне и самому мыться в общей ванне.

С работой мне очень повезло. Вначале меня хотела трудоустроить владелица вещевой палатки на рынке рядом с домом, куда мы иногда ходили за продуктами. Узнав, что я из Узбекистана и что ищу работу, эта молодая дородная женщина предложила поработать у нее продавцом. Мой рабочий день должен был начинаться в 8 часов утра, а заканчиваться в 20.00. Платить мне хозяйка палатки была готова от 300 до 500 рублей в день, в зависимости от выручки. Я отказалась. Она заверила меня, что найти работу со своим "зеленым паспортом" я в Москве смогу только на рынке - и лучше мне именно там и работать, потому что "каждый день реальные деньги".

Получилось иначе. Один из моих знакомых журналистов поделился телефоном редакции, в которой, по его словам, искали толкового и внятно пишущего человека. Я позвонила, меня пригласили на встречу, предложили написать заметку в виде теста, а через две недели представили коллективу как нового сотрудника.

Я не писала заявления о приеме на работу и не подписывала двухстороннего договора по найму. Я получала зарплату в конверте, но документально в редакции не числилась. Чтобы устроить меня, "игэ" - иностранного гражданина, законным образом, моему руководство пришлось бы сначала добиваться от соответствующих инстанций московского правительства разрешения на подобную необходимость. Безусловно, доказывать необходимость такой необходимости. Подтверждать наличие условий для проживания иностранного наемного специалиста, а также заниматься его временной пропиской. Наконец, за возможность пригласить иностранца к себе на работу, было необходимо платить дополнительные налоги. Многие, полагаю, понимают, что весь этот процесс может оказаться в большой степени трудоемким и затратным - как и большинство процессов, связанных с продвижением бумаг по чиновничьим кабинетам и ожиданием разрешительных резолюций. И обычно именно таким он и оказывается.

В обретении работы я была заинтересована гораздо больше, чем мои боссы в приобретении специалиста в моем лице - это мне казалось очевидным. Практически сам собой возник негласный паритет: меня трудоустраивают, как считают нужным, а я тружусь, положившись на честное слово своего начальника.

Именно так я и работала - как бы не существуя в трудовой статистике, хотя, как и любой легальный работник, выплачивая налоги со своих гонораров. Де факто моя жизнь была устроена. Де юре я жила и работала в Москве нелегалом-гастарбайтером. Закон требовал, чтобы через каждые три месяца я выезжала на родину, а затем - если уж так хочется - возвращалась в Россию и оформляла в трехдневный срок временную регистрацию, которая делала бы легальным мое дальнейшее трехмесячное пребывание до следующего отъезда. За нарушение данного порядка иностранцам в Москве грозит штраф и депортация с запретом на въезд в страну в течение пяти лет - в паспорт при этом ставится специальная печать. Однако я нарушала. Платить за каждую такую поездку по 600 - 700 долларов (в зависимости от курса) мне было не по карману. К тому же регистрировать меня на своей жилплощади владельцы съемной квартиры не хотели.

В своей московской жизни я неоднократно сталкивалась с таким нежеланием. По опыту могу судить: мотивируется оно двумя причинами. Зачастую - стремлением не афишировать свой источник доходов от аренды жилья, сдающегося внаем. Порой - иррациональным опасением прописывать, пусть даже временно, у себя чужака. Моими арендодателями были пенсионеры, очень милые люди с большим запасом недоверия к окружающей действительности. Я бы не удивилась, если бы узнала, что регистрировать меня в своей маленькой чистенькой квартирке они просто боятся.

Изменить ситуацию можно было двумя способами. Я могла стать, предположительно, в высшей степени ценным специалистом в своей области, которого был бы счастлив официально зазвать к себе и обеспечить жильем любой работодатель. Или отказаться от своего гражданства, получить российское, и трудоустраиваться "по-белому".

Второй способ казался более реалистичным, хотя и вызывал массу вопросов: с чего именно начинать? что именно делать? куда идти и что говорить? В моем окружении не было людей, которым приходилось решать такие вопросы в Москве, не было никого, кто бы мог дать хороший практичный совет. Я собирала сведения на сетевых форумах московских мигрантов, где нередко предоставлялась совершенно противоречивая информация и давались опровергающие друг друга рекомендации от опытных и бывалых.

Постепенно мне удалось осмыслить ситуацию.

Получить российское гражданство иностранцу можно было по квоте и вне квоты (это правило действует и сейчас). Но все, кто мог мне так или иначе помочь и к кому я обращалась за участием, - уверяли, что стать россиянином по квоте в Москве, мягко говоря, сложно. Выделяемая на этот город квота не вмещала и половины от числа желающих.

По моим сведениям, в списки счастливчиков попадали, в первую очередь, люди с крепкими финансовыми возможностями и полезными в этом деле связями.

Мне советовали обратиться к надежному посреднику - какой-нибудь юридической фирме, которая бы занялась оформлением и продвижением моих документов в рамках квоты. Рекомендовали конторы, чьи специалисты могли помочь в этом деле наверняка. Я позвонила в одно такое учреждение, ответивший мне юрист Роман был готов начать хлопотать за меня хоть завтра. За свои услуги он просил 50 тысяч рублей. Таких денег у меня не было. Но смущало другое (деньги, в конце концов, можно занимать). Никто не гарантировал, не ручался и словом, что посредническое предприятие окончится успехом. Между тем, в случае неудачи я бы не смогла потребовать от юристов денег обратно. Точнее сказать, могла, но не получила бы даже в судебном порядке. Прецедентов с обманами и форс-мажорами было очень много, судя по интернет-сообществам незадачливых претендентов на российское гражданство, обстоятельства нередко складывались очень драматично. Я сама не знаю ни одного случая, когда человек, заплативший и обманувшийся, заставил бы вернуть посредника свои деньги или восстановить через суд справедливость в случае мошенничества. Но знаю девушку, обратившуюся в одну из юридических фирм, получившую российский паспорт в 2003 году и при первом же прохождении паспортного контроля в аэропорту узнавшую, что ее паспорт - контрафактный…

Единственно верным решением было заниматься оформлением документов и добиваться гражданства самостоятельно, и я отправилась в паспортный стол по месту жительства.

То, что там происходило, вызывало мысль о вавилонском столпотворении. Людей было очень много - мигрантов и гастарбайтеров, которым требовалось получить разрешение жить в Москве, в России временно или постоянно, но главное - легально. Никто не хотел выстраиваться в очередь и соблюдать хоть какой-нибудь порядок, многие, кажется, не понимали, чего от них просят, потому что не понимали русской речи. В царившей сутолоке было очень сложно принимать взвешенное и здравое решение. Вокруг шумели, суетились, нервничали, унимали плачущих детей, которым было сложно переносить долгое ожидание, мусолили байки о местных чиновниках. Те, кто приходил сюда не в первый раз и знал о том, как действовать новичку, предпочитали опытом не делиться: каждый здесь должен был идти своим путем.

Никаких объяснений, которые бы могли внести ясность и как-то унять хаос, от сотрудников паспортного стола не поступало. Впрочем, главное я все равно узнала: квоты закончились, и, по крайней мере, в течение ближайшего квартала их точно можно было не ждать.

На российское гражданство вне квоты можно было претендовать, обладая вескими с точки зрения Закона основаниями. Таких оснований насчитывалось (и насчитывается по-прежнему) не так уж и мало, однако ни на одно из них я не могла сослаться. У меня не имелось и одного родителя - россиянина (равно как и родственников в России вообще). Не было ребенка с российской метрикой. Не было супруга-гражданина РФ. Я не владела в России бизнесом, не имела особых заслуг перед страной, не служила здесь в армии, не была политическим беженцем или лицом без гражданства. Таким образом, я не могла просить о российском гражданстве вне квоты.

Судьбу, правда, можно было перехитрить одним способом - выйдя фиктивно замуж. Но даже если становиться женой только ради того, чтобы стать российской гражданкой, нужно знать наверняка, что этот брак просуществует до тех пор, пока не будет получен паспорт. То есть знать, что человек, который возьмет деньги за свою миссию фиктивного мужа, не подведет и не подаст на развод, когда ему вздумается.

Искать такого через Интернет, по-моему, было неосмотрительно, а из числа знакомых нашелся только один, и тот позднее передумал.

Женой я, впрочем, все-таки стала - не фиктивной, а настоящей - этой осенью. Перед тем мы с мужем (гражданином России) прожили некоторое время в союзе, который называют "гражданским браком". В нашей совместной жизни был случай, когда в обувном магазине у меня отказались взять обратно купленные накануне кроссовки, в которых - как показала домашняя примерка - скрывался брак. Отказались только потому, что мой паспорт (его данные необходимы для оформления магазинного бланка о возврате товара) не был российским. Девушка продавец пояснила, что ей не жалко, но от начальства получено соответствующее распоряжение, и что оформить через бухгалтерию этот возврат окажется невозможным, и ей придется выплачивать неустойку из собственной зарплаты. Тогда мы с моим молодым человеком предъявили его паспорт - и только тогда обувь, как и положено, забрали, а деньги вернули.

Еще была история на шоссе в аэропорт Домодедово. На одном из участков трассы нашу машину остановил сотрудник ДПС. Он попросил всех сидевших в салоне людей предъявить документы. Мой паспорт после этой проверки остался у него в руках. С документом сотрудник ДПС направился к стоявшей чуть поодаль машине с этими же буквами на капоте. Муж пошел следом и вскоре вернулся. Паспорт ему вернули за тысячу рублей.

Я вспомнила эту историю недавно, когда ехала в аэропорт Домодедово, чтобы лететь в Киев. Мне нужно было выехать из страны и снова в нее въехать, чтобы затем встать на миграционный учет - без этого я не могла зарегистрировать своих отношений в российском загсе с гражданином РФ. Киев для этой цели подходил лучше всего - лететь туда было недолго и недорого.

Правда, в тамошнем аэропорту Борисполь сотрудница паспортного контроля, пролистав мой паспорт, не захотела впустить меня в страну. Она сказала, что я пытаюсь въехать на территорию Украины, чтобы затем вернуться в Москву и там зарегистрироваться. Я не стала спорить. Возможно, эта вероятность действительно не позволяла открыть передо мной шлагбаум…

Мое положение в это момент зависело от решения начальника смены. К моей удаче, он распорядился пропустить меня после того, как я коротко объяснила ему свою ситуацию.

Прилетев из Киева, я поехала на следующий день в Петербург - вставать на миграционный учет. В этом городе живет мой муж, в его квартире я и зарегистрировалась. А позднее, после нашего бракосочетания, я отправилась в отделение миграционный службы того района, где я уже числилась учтенным мигрантом - начинать процесс ходатайства о предоставлении мне российского гражданства. В качестве законной супруги россиянина я теперь имела полное право рассчитывать на возможность стать однажды гражданкой РФ вне квоты.

Я пишу "однажды", потому что получение гражданства в России - процесс поэтапный, и, собственно, само гражданство предоставляется в нем в последнюю очередь. В самом начале необходимо получить разрешение на временное проживание, так называемое РВП. После него - вид на жительство, и уже в финале - паспорт гражданина.

Для того, чтобы оформить прошение о предоставлении мне разрешения на временное проживание, я сделала ксерокопии двух паспортов и свидетельства о браке, заплатила 400 рублей госпошлины и заполнила анкету, где, в том числе, указала, что никогда не привлекалась в России к судебной ответственности и не обременена инфекционными заболеваниями, опасными для общества.

Тот факт, что я здорова, требовалось подтвердить документально. В Боткинской больнице я заплатила в кассу 3 800 рублей, сдала требуемые анализы, прошла осмотры и получила официальное подтверждение того, что не являюсь носителем ВИЧ, не больна туберкулезом и венерическими недугами, и не страдаю наркоманией.

Раньше подобные анализы и медсправки приходилось собирать по различным адресам, где располагались учреждения. Сейчас делать это и быстрее, и легче. Единственным местом, где было не слишком удобно, оказался больничный бокс, в котором нужно было сдавать мочу - по ней затем определяли наличие наркозависимости. В туалетных кабинках там были откручены ручки и висели объявления о том, что ведется скрытое видеонаблюдение. Я пришла к выводу, что все это необходимо, чтобы люди честно сдавали собственную мочу, не подменяя ее чужой.

Получив медицинское заключение, я сложила все свои бумаги в пластиковую папку, как это требуется, и в один из приемных дней (их два в неделю) сдала его в окошко районного УФМС, где оформляется разрешение на временное проживание. Того столпотворения, что я наблюдала в свое время в паспортном столе, не было и в помине - всего лишь стройная очередь. Возможно, кризис утихомирил поток миграции, или, может быть, основная масса желавших стать российскими гражданами свое уже получила.

Сотрудница миграционной службы проверила, все ли необходимые бумаги имеются в наличии, прочла их содержимое. Я письменно подтвердила, что предупреждена о возможном отказе в выдаче разрешения на временное проживание. А также о том, что выданное мне разрешение может быть в любой момент аннулировано, если я как иностранный гражданин нарушу "порядок пребывания в России". В мою карточку миграционного учета тиснули печать, удостоверяющую, что именно все так и обстоит. Эту карточку вскоре мне пришлось предъявлять двум милиционерам, проверявшим у меня документы в волгоградском поезде. Ее прощупали пальцами, а также изучили на просвет, но затем отдали. Документы других пассажиров милиционеров не интересовали.

Спустя два месяца после подачи заявления я получила официальное уведомление о том, что мне разрешено временно проживать в России. Теперь моей задачей было получить в паспорт соответствующую печать, а кроме того - оформить временную прописку.

У меня сняли отпечатки пальцев, я заплатила госпошлину в 400 рублей, предъявила необходимые справки из инстанций жилищного хозяйства.

До того момента, когда в мой паспорт была проставлена печать о выдаче РВП (разрешения на временное проживание), я еще дважды посещала контору федеральной службы, - чтобы продлевать карточку своего миграционного учета. В первый раз пришлось заплатить штраф в 2000 рублей - мы с моей принимающей стороной явились на продление с двухдневным опозданием.

Разрешение на временное проживание предоставляется на срок до трех лет. В этом, не исключено, тоже кроется причина не слишком внушительных очередей в миграционных учреждениях. Раньше претендентам на российское гражданство вне квоты не требовалось жить в стране три года после получения РВП. Им можно было сразу переходить ко второму этапу и хлопотать о получении вида на жительство. Минувшим летом такой упрощенный порядок было решено приостановить. В результате процесс получения гражданства вместо полутора лет как это происходило раньше, - теперь занимает как минимум четыре с половиной года.

Разрешение на временное проживание избавляет меня от необходимости выезжать из страны каждые три месяца. Кроме того, РВП дает мне возможность легально работать. Правда, не везде в России, а только в городе своей временной прописки. И строго при условии оформления разрешения на право заниматься трудовой деятельностью мне как иностранному гражданину. Если я им пренебрегу, и стану работать не в Питере (и Ленинградской области), а, например, в Нижнем Новгороде, то это будет считаться тем самым нарушением, из-за которого мое РВП могут аннулировать.

Но и это не единственное нарушение, в результате которого все вышеописанные труды могут пойти прахом. Меня могут лишить РВП, если мой брак с нынешний гражданином РФ по каким-либо причинам распадется в течение трех лет. Теоретически и какие-либо правонарушения с моей стороны могут послужить основанием для отказа считаться гражданином великой России (нарушать законы без риска потери гражданства могут только граждане, а не кандидаты в них).

Я догадываюсь, что чтение этого текста было не самым увлекательным занятием на свете. Зато теперь читателю будет легче вообразить, каково проходить все эти мытарства на практике. И какой на самом деле вес имеет его паспорт гражданина России.