Что хуже, гаже, страшнее: убивать людей или их пищу?

В возрасте 98 лет скончался английский историк Роберт Конквест, автор двух эпохальных книг, посвященных сталинским годам советской истории. Первая вышла в 1968 году, в разгар "пражской весны", послужив более чем выразительным комментарием к этой попытке построить социализм с человеческим лицом.

Книга называлась: "Большой террор: сталинские чистки тридцатых годов". По подсчетам Конквеста, на пике террора в 1937-38 годах было арестовано около семи миллионов человек, миллион был расстрелян и около двух миллионов умерли в лагерях. Конквест не имел в то время доступа к советским архивам сталинских лет, действовал более методом экстраполяции, но его оценки оказались на редкость точными, что подтвердилось, когда после 1991 года открылись многие ранее секретные архивы. "Большой террор" Конквеста по праву ставят рядом с монументальным трудом Александра Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ" – его книга не меньше, чем солженицынская, способствовала изживанию леволиберального мифа в кругах прогрессистской западной интеллигенции.

 Но Конквест не ограничил свои исследования советской истории книгой "Большой террор". Вскоре он написал вторую – "Скорбный урожай: советская коллективизация и голодный террор", посвященную спланированному Сталиным голоду, в частности тому, что на Украине называют Голодомор. Невеселый итог подвел Конквест советским сталинским годам: общее число жертв достигло двадцати миллионов человек – это в мирные годы, когда, как до сих пор еще многие думают, советская страна бурно развивалась под руководством эффективного менеджера.

 Роберт Конквест, культурный британец, отдал дань литературной забаве, которая называется по-английски limerick. В одном таком лимерике он написал: где Ленин убивал одного, Сталин прибавлял десять. Горький юмор, повод к которому давала и продолжает давать российская история.

 Сегодняшняя, самая что ни на есть злободневная история по-прежнему рифмуется с тем, что писал Конквест. Российским правительством принято постановление об уничтожении пищевых запасов, поступивших в страну путями, которые объявлены незаконными.

В этом есть что-то до предела, сверх всяких пределов циничное. Давно уже говорят, что такое не совсем легальное продовольствие нужно раздать малоимущим, которых в России более чем достаточно.

 Но в самом уничтожении пищи, еды, резервов человеческой жизни обнажаются какие-то уже не политические соображения и расчеты, а некий кошмарный колдовской атавизм, тень Кощея и Бабы Яги ложится на страну. И главное: история, совсем недавняя, которая у всех в памяти, ничему не учит российскую власть, ничего не переменила в ее метафизическом составе: власть как враг народа – вот формула новейшей, с 1917 года российской истории.

 В советское время в вузовских курсах истории философии изучался Людвиг Фейербах, считавшийся непосредственным предтечей Маркса и Энгельса. Лучшая и самая читаемая книга Фейербаха называлась "Сущность христианства". В религии зашифрована великая правда о человеке, писал Фейербах, нужно только правильно перевести ее тексты с теологического языка на язык человеческий, ибо правда религии – не теологична, не божественна, а человечна, антропологична. Чему мы поклоняемся в образе Божией Матери? Земному материнству, святости человеческой жизни. Что мы вкушаем в святом причастии – плоть и кровь господню? Нет, мы поклоняемся дарам, которые мы сами добыли и которыми живы. Теологическая возгонка, сублимация исконных реалий человеческого бытия – момент высокой поэзии человеческого существования. Дары земли святы – вот антропологическая истина любой религии.

 И сейчас в России, после десятков лет террора и голода, после гонения на церковь и нового ее подъема что-то не слыхать возмущенных голосов отъевшихся в тучные годы иереев. Идет неправый поход на святые дары бытия – вот смысл этого события. Смело можно сказать: после 1991 года не было в российской истории ничего равного этому онтологическому кошмару.

 Ибо что хуже, гаже, страшнее: убивать людей или их пищу?