Кураев: в церкви нарастает классовая напряженность

Диакон Андрей Кураев о «конвертиках» для патриарха, роскоши в РПЦ, почему в церкви нарастает классовая напряженность и о том, как рейтинг главы православия в России зависит от популярности Путина. Эксклюзивное интервью «URA.Ru»

Диакон Андрей Кураев, жестко критикующий нравы современной церкви, верен своей риторике. В откровенном интервью «URA.Ru» — провокационный старт для дискуссии: станет ли Россия периферией Китайской империи или Европы. Какие тревожные сигналы из Кремля поступают главе РПЦ, чего ждут от патриарха Кирилла духовенство и паства, почему о размере церковной казны знают всего три человека и кому пора посмотреть сериал «Борджиа».

— Диакон Андрей, сейчас в Ульяновской области обсуждается церковный скандал — там нового митрополита Симбирского и Новоспасского Анастасия клирики и православные встретили криками «Анаксиос!» (с греческого — «недостоин»). В прошлом владыка Анастасий возглавлял Казанскую семинарию, ученики которой публично жаловались на сексуальные домогательства со стороны ректората. Шумная тогда была история. Почему недавние события в Ульяновской области не вошли в федеральную повестку? Все смирились с такими вещами в православной церкви? Или они не столь значимы?

— Да, это странно, потому что даже спустя сутки после этого происшествия федеральные ленты новостей дружно молчали. Не было даже информации о событии, а не то что аналитики. Сутки не было ни малейшего упоминания, в том числе и на специализированных сайтах, таких, как «Интерфакс-Религия». Ничего. Нет такого события. Это означает, что поставлен административный фильтр — по каким-то политическим мотивам об этом не писать и не говорить. И это показывает цену нашей журналистики, ее ангажированность и то, чего стоят когда-то модные слоганы «Новости — наша профессия».

— А как вы можете прокомментировать эти события? Чем они могут закончиться для местных священников?

— Их поступок в каком-то смысле жертвенный или самоубийственный. Патриархия никогда не сможет признать их право на несогласие с собой. Я не исключаю, что она перевела Анастасия из Казани в Симбирск для того, чтобы потом с ним тихонечко расправиться. Это такая методика сталинской чистки 37-го года. Когда надо было арестовать какого-то комдива, его неудобно было брать в штабе его родной дивизии (вдруг там кто за него вступится?). Поэтому ему говорили: приезжай в Москву, тут для тебя есть интересное предложение. Он едет, облизывается, думает, может быть, корпус дадут или еще что-то, а его в поезде тихонечко арестовывают. Что-то подобное, возможно, было задумано и тут.

Я не исключаю, что были планы через годик тихонечко убрать Анастасия на пенсию по состоянию здоровья. Но это должно было выглядеть как умная многоходовка патриарха, а не как уступка чьим-то требованиям. И в этом случае объективно Анастасий должен быть благодарен и мне, и этим священникам-бунтовщикам, потому что в патриархии кастовая солидарность ценится выше всего. Патриарху особого дела до Анастасия нет, но он заботится о своем личном престиже и о том, чтобы каста, которую он возглавляет, была «тефлоновой» и не сменяемой снизу. Священноначалие — это голос Бога, и оно по определению не может быть неправым. То есть он сам может кричать матом на своих епископов (патриарх прекрасно знает им цену), но народ должен верить, что это оракулы и представители Бога на земле.

— Как изменилась ваша жизнь за эти два года (после публикации в СМИ высказываний Андрея Кураева о «голубом лобби» он был уволен из Московской духовной академии и прекратил преподавательскую деятельность в МГУ — прим. ред.)? Чем вы сейчас занимаетесь? Лекции больше не читаете?

— Да, лекции теперь — это редкость. Только иногда — вне Москвы, в поездках. Но я по этому поводу не очень переживаю. Я столько наговорился за предыдущие четверть века, что с удовольствием молчу сейчас. Сегодня я наслаждаюсь частной жизнью, общением с внучатами. К тому же оказалось, что интернет-публицистика занимает довольно много времени.

Обнаружился дефицит честного и нетайного разговора о язвах и проблемах церковного роста. Причем такого, который шел бы изнутри церкви, а не со стороны. Сегодня в церкви нет реальной площадки, где можно было бы обсуждать наши проблемы, а не просто обличать гнилой Запад и восторгаться мудростью наших древних традиций и современных иерархов. Официальные сайты онлайна лишены.

Опять же — по этой ситуации в Ульяновске: это местный выплеск общей боли. Низовое духовенство с огромной надеждой и тревогой смотрит на ульяновские события. И дело не в сексуальной тематике — в церкви нарастает классовая напряженность. За 25 лет церковная элита явила множество образцов упоения своей роскошью и властью. Епископы рассматривают обычных тружеников-священников как орудие своей финансовой добычи. Священники в глазах епископов — это бесправные крепостные (плюс еще их семьи в статусе заложников владычной воли). Никогда в истории епископы не были столь безотчетны, как сейчас. Епископы не отчитываются ни перед государством, ни перед своими епархиями. И патриархия их отчетам верит на слово. А сама не отчитывается ни перед кем.

— Узнав такие вещи, простой человек как минимум испытает разочарование. Но вы не усомнились в своей вере…

— Вы знаете, я не готов к сегодняшнему дню применить классическую строчку — «бывали хуже времена, но не было подлей». Я все-таки неплохо знаю церковную историю. Я крестился по ходу обучения на кафедре научного атеизма МГУ. Так что все возможное дерьмо, которое про церковную историю можно сказать, мне уже сказали профессора-атеисты. Потом моя жизнь уже внутри церкви и изучение церковной истории все-таки умножили и осовременили эти печальные представления. Но именно поэтому я сейчас не паникую. Я знаю, что были гораздо худшие времена, на фоне которых даже то, что делалось в Казани, — почти невинные «цветочки». Все-таки это «избыток любви», а не избыток ненависти, зажигающей костры.

— Но какое будущее в таком случае нас ждет? Если говорить, что произошедшее в Казани — это «цветочки», то что будет дальше?

— Не знаю. Судьба церкви очень связана с судьбой общества и страны. У нас на удивление похожи патриархи и президенты. Полусонный Брежнев — и такой же был Пимен. Ельцин, который был готов раздавать столько суверенитета, сколько сможете унести — и такой же Алексий II, говоривший: «Я ни из кого не буду делать мученика». У Путина главная забота — «вертикаль власти», и Кирилл ту же вертикаль втыкает в тело церкви.

Путин поставил страну перед выбором. Впервые в истории этот выбор и в самом деле «евразийский». Даже князь Владимир, крестя, вел Русь в Европу. И даже Иван Грозный, и Ленин и Сталин и Хрущев. И лишь сейчас обозначилась серьезная перспектива растворения в Востоке. Это только с «киселевского» экрана кажется, что наш президент возрождает суверенную и великую Москву, Третий Рим. Боюсь, что он в конце концов возродит не Российскую Империю, а Империю Чингизидов.

Не хотели быть младшими партнерами Запада? Кисо обиделось? Что ж, гордо станем прислугой Китая в его геополитике и экономике. Выбор 21 века для нас не очень горд: быть периферией Китайской Империи либо периферией Европы. Путин выбрал первое. Осознает ли этот выбор и примет ли его Россия? Не знаю. Но от того, какими мы будем к середине XXI столетия, и будет зависеть судьба церкви. Если победит европейская прививка уважения к чести и достоинству личности, умение жить, не ходя строем, тогда это рано или поздно скажется и на религиозной жизни. Или же победит азиатчина с ее идеалом «консолидации и стабильности», и тогда церковь, конечно, подстроится под это и внесет свои пять копеек в торжество богдыханского дела.

— Давайте поговорим о деятельности патриарха Кирилла. Как менялось ваше отношение к нему с момента интронизации? Я знаю, что сначала вы видели в нем жесткого и требовательного управленца…

— Каждый из нас сложный человек, в каждом есть свои плюсы и минусы. Я и сам вовсе не «белый и пушистый зайчик». Я понимал, что митрополит Кирилл — тоже сложный человек и у него тоже свои минусы. Но его конкуренты не были лучше. У них у всех были общие минусы, но у Кирилла были плюсы, бонусы, которым не было альтернативы: интеллектуальная мощь, ораторский, дипломатический дар, вкус к креативу, решению сложных проблем. Я надеялся, что минусы растворятся в огромной предстоящей работе.

За десятилетия в церкви я не раз видел, как некий сложный человек, карьерист, интриган, менялся, получив желанное назначение. Скажем, он стал настоятелем или епископом, у него появилось конкретное поле деятельности и ответственности и он растворяется в этой работе, прошлое отпадает. Выясняется, что он не ради своей славы, скажем, подсиживал прежнего настоятеля, а добивался этого места ради работы и блага людей. Он просто искал точку максимально возможного приложения своих сил. И тут я тоже надеялся, что окалина отпадет при переходе от состояния митрополита к состоянию патриарха. Но я ошибся — далеко не все отпало.

— В чем сегодня вы его поддерживаете и в чем критикуете?

— Мне и многим церковным людям тут видится движение к папству. Мы, православные, очень легко критикуем западное папство. И церковный историк легко и удобно может показать, как от столетия к столетию нарастала догма папской непогрешимости, культ Римского Папы, и как в конце концов это исказило общую картину христианского мироздания. Но легко об этом говорить со стороны и с безопасной многовековой дистанции. А когда у нас здесь, в Москве, такое же происходит? Как тут реагировать? Моя главная боль в этом.

— Но менеджером-то он оказался эффективным?

— Не знаю. Сейчас я бы уже так не сказал. Какие-то проблемы он успешно решает, а какие-то, вы видите, умножаются.

— Я читала о том, что в Санкт-Петербурге клирики жалуются на увеличение налогов…

— Я не против этих налогов и их роста. Навести порядок в церковных финансах действительно необходимо. Я помню, как у нас был разговор еще с митрополитом Кириллом и он сказал, что если бы только навести порядок с церковными деньгами, то церковь стала бы свободной. Не нужно было бы унижаться перед спонсорами, просить государство, потому что были бы свои доходы.

И в этом есть своя правда.

За десятилетия своей жизни в церкви я имел возможность общаться со многими людьми в неформальной обстановке и слышал очень много жалоб попов на епископов и епископов на попов. Епископы жалуются, что хотели бы и то, и другое сделать, да попы денег не дают. Какой-нибудь богатый настоятель с матушкой три раза в год за границу ездит, а на епархиальные нужды копейки отчисляет. Священники жалуются, что епископ отнимает все деньги и на приходские проекты ничего не остается.

Я не знаю церковных проектов, которые бы финансировались за деньги епископов или патриарха, кроме содержания аппарата и обслуги. То есть понятно, что машинистке, шоферу, кухарке и пресс-секретарю надо платить. А что дальше? Я не вижу, чтобы патриархия помогала бедным приходам. Максимальная форма помощи: «Ну ладно, так и быть, не плати епархиальный налог». А вот куда деньги уходят, кроме как на заграничные счета, резиденции, все более дорогие облачения и роскошную жизнь? Я, наверное, плохо знаю российскую историю, но не могу припомнить, чтобы какой-то русский царь одновременно строил несколько дворцов. А патриарх Кирилл смог это сделать одновременно — в Геленджике, Даниловом монастыре (где прошла полная реновация его резиденции), новые палаты в Переделкино, на Рублевке, в Троице-Лыково, на Соловках…

— Говорят, что патриарх Кирилл с момента своей интронизации ни разу не отчитывался по бюджету РПЦ. А якобы патриарх Алексий II делал это ежегодно, зачитывая отчеты по пять часов…

— Это неправда. Те отчеты были фиктивны и нечестны, и занимало это пять минут. Я помню эти выступления патриарха Алексия, и, честно говоря, в нормальном государстве его бы за них посадили. Вот он публично заявляет на Архиерейском соборе, что на содержание аппарата патриархии он не тратит средства, которые епархии перечисляют в центр, а сам зарабатывает на свое обеспечение. Но, простите, как это он зарабатывает? Значит, это конвертики, которые те же епархии и приходы отдают во время его поездок? Значит, это «черная касса» и «серая бухгалтерия»?

— Но, тем не менее, патриарх Кирилл не отчитывается вообще. Это правда?

— Да. И, как и вы, я не считаю, что это нормально. Церковь — это публичная организация. У нее не должно быть секретов. В США государство имеет право контролировать денежные средства религиозных организаций. Думаю, что и в России это со временем появится.

— Получается, что с 2009 года никто не знает бюджет РПЦ?

— Три-четыре человека знают.

— О каких суммах примерно может идти речь?

— Не знаю. Сложность в том, что именно называть бюджетом РПЦ. Например, патриарху удалось договориться с министерством культуры о получении гранта на финансирование реставрационных работ в некоем храме или монастыре. Эти деньги пришли, освоены, отчет по этим деньгам министерство получило. Это бюджет РПЦ или нет? В прошлом году почти миллиард был выделен Минкультом на строительство епархиальных зданий. Опять же — считать ли это церковным бюджетом? Финансовый контроль вообще очень сложная тема в церковной жизни. Люди не кусочек банковской карты отрезают в храме, когда свечку покупают, а дают наличные деньги. Поэтому есть проблема их учета. Дальше — вопрос спонсорских вливаний. Контролировать это и тем паче свести воедино крайне непросто.

— Давняя проблема роскоши в РПЦ — актуальна она сегодня или нет? Как меняется отношение православных к этой теме? Вот недавно патриарх Кирилл приплыл в Ивановскую область на яхте, которую уже оценили в четыре миллиона долларов. Раньше по таким поводам в Интернете поднималась волна негодования, а сегодня мы видим, что теперь люди слабо реагируют на это. Вы наблюдаете какие-то изменения?

— В теме «церковного золота» надо все же различать — где церковная красота, а где личные бирюльки того или иного иерарха. Так называемые «золотые купола» (хотя сейчас это уже не золото, а нитрит титана) или даже резной иконостас в храме — это дорого. Как и хороший хор: это профессионалы, которым нужно платить достойные деньги. И в поддержании этого высокого церковного искусства я не вижу ничего плохого.

Но если речь идет о личных благах, то от вопросов не уйти. Обычные интернет-апологеты вслед за Чаплиным (Всеволод Чаплин — председатель Синодального отдела по взаимодействию церкви и общества Московского Патриархата — прим. ред) ставят вопрос ребром: «Вы что, хотите, чтобы епископ был нищим?» Но, простите, между нищетой и классом потребления люкс есть еще масса переходных ступеней. Никто не требует, чтобы вы ходили пешком и ели только сухари. Но почему бы церковным VIP не ограничиться уровнем среднего класса? Почему их так тянет в премиум-класс?

Мне кажется, эта тяга к показной роскоши — следствие внутреннего бескультурья многих епископов. Люди долго жили в вынужденной бедности и ограничениях и поэтому не научились ставить себt барьеры. Они попадают буквально из грязи в князи, не умеют жить в достатке и поэтому не умеют сказать «нет». Хоть они и монахи, у них часто отказывает тормоз.

— Но неужели в момент прихода к вере первоочередным желанием человека не является отказ от роскоши?

— Поначалу — да. Но потом по мере вступления на карьерную лестницу он в изобилии видит противоположные примеры. А потом нового епископа само православное богословие начинает утверждать в мысли, что «церковь — это я». Про епископа постоянно твердят: «Церковь — это ты, твоя воля — воля Божия, и голос твой — голос Божий». Это как в «Кавказской пленнице»: очень трудно отличить, где общественная шерсть, а где личная. Есть и новое оправдание: «Так у меня же нет детей и наследников! Мое — это вообще не мое, и это все потом останется церкви!» Этот аргумент я считаю идеально идиотским.

Не более года назад прихожане одного немецкого храма взяли храм в кольцо, чтоб не пустить туда епископа, потратившего на свою резиденцию 20 млн евро. И после этого восстания Ватикан не объявил прихожан бесноватыми, а снял этого архиерея (его сослали в монастырь). Если бы недвижимость, обслуживающая лишь одного человека, и в самом деле приносила пользу всей церкви, официозу не пришлось бы врать, что в Геленджике строится не патриарший дворец, а якобы «духовно-просветительский центр» и что именно эта резиденция приютила людей, пострадавших при наводнении в Крымске (прибежище людям дало подворье Троице-Сергиевой Лавры, расположенное неподалеку). И кого же этот центр за это время «просветил»? Разве что озлобил местных жителей, перекрыв им доступ к морю.

— На Украине патриарх Кирилл был признан лидером по антипатии среди глав православия. Что можете сказать об этом?

— Если это так, то это нечто внушенное и наведенное. Все-таки патриарх Кирилл Украине ничего плохого не сделал. У украинцев особых оснований для ненависти к нему не может быть. Единственное, что там косвенно может уколоть, — это то, что год назад патриарх наградил церковными орденами Киселева и Добродеева, лидеров антиукраинской информационной войны, которая ведется на российском телевидении. Но я не думаю, что об этом знают обычные участники социологических опросов на Украине.

— А в России как к нему относятся?

— Социологические опросы показывают, что за год уменьшилось количество людей, которые доверяют церкви. Но это нельзя расценивать как провал патриарха Кирилла. Это знак того, что за последние два года вырос авторитет Путина и государства в глазах массового жителя. Потому что мы — советские люди. Нам неудобно жить в идеологическом вакууме. Обычному телезрителю нужно, чтобы государство его вдохновляло на борьбу за что-то большое и светлое. А не просто на то, что мы будем жить на три процента богаче через три года.

И когда государство сказало, что мы наконец снова нашли повод для Священной войны со всем миром, это здорово. Сразу родным повеяло. То есть государство сегодня берет на себя функции церкви, появляется идеология. Про одни и те же «традиционные ценности» говорится и с церковной кафедры, и с губернаторской трибуны. Мы опять спасаем человечество… И людям, которые на это поддаются, логично и естественно любить не двух вождей, а одного. Поэтому по мере роста рейтинга Путина будет падать рейтинг патриарха. И это означает, что патриарх — Луна, а Путин — Солнце.

От самой церковной власти я очищения и обновления не жду. Но у меня есть надежда, что однажды Кремль поймет: то, что они считают духовной скрепой, на самом деле ближе к ржавой скрепке. Тогда они задумаются: «А на что мы вообще опираемся?»

В 1992 году монахи выгнали из Одессы своего митрополита Лазаря за то, что тот поддержал идею украинского раскола. Вместо него назначили Агафангела. Он человек, у которого своих убеждений нет, но в Одессе он оказался заложником местных, тогда очень промосковских настроений. Он делал все, чтобы понравиться этой своей колючей пастве, уже обретшей опыт изгнания своих митрополитов. И он стал позиционировать себя как лидера русского мира на Украине. При Кравчуке и Кучме до того дела никому не было. При Ющенке фронда была делом безопасным, при Януковича русско-мирская позиция была официальной… Но вот пришли другие времена.

И что Агафангел? Он просто явил чудо мгновенного оборотничества! Пошел лично и благословлять, и орошать святой водой украинских солдат, которых мобилизуют на операцию в Донбассе. И даже Саакашвили уже какой-то церковный орден успел вручить. А почему? Да потому, что про его интимную жизнь идет тот же слух, что и про Анастасия. Такие люди, в своих проповедях обличающие свои собственные пристрастия, неизбежно гнилы внутри. Они не мужики по определению. Они не будут сражаться ни за что, кроме своей личной шкуры.

— Возможна сегодня или в ближайшие годы смена патриарха?

— По церковным канонам и церковной атмосфере — нет. Но поскольку в нашей стране все зависит от воли одного человека и она непредсказуема, то как там сложатся отношения — я не знаю.

— А как они сейчас складываются, на ваш взгляд?

— Наверное, хорошо. Но есть и тревожные сигналы для патриарха.

— Какие?

— Этого я уже не буду говорить. Смотрите сериал «Борджиа», там все сказано.