Россия потеряла друга и соседа

На уходящей неделе во время сессии Парламентской ассамблеи Совета Европы в Страсбурге произошло событие, замеченное всеми российскими медиа: в резолюции ПАСЕ «О пропавших без вести во время конфликта в Украине» действия России в отношении этой страны были названы агрессией, а Крым был признан оккупированной территорией.

Делегация Украины в Ассамблее настояла на том, чтобы эти определения были включены в текст документа: теперь на него украинские депутаты намерены ссылаться при дальнейших спорах с Россией на международных площадках и в судах.

Глава украинской делегации в ПАСЕ Владимир Арьев прокомментировал это событие в интервью Русской службе «Голоса Америки» по окончании летней сессии Ассамблеи.

Данила Гальперович: Вы добились от ПАСЕ слов «агрессия» и «оккупация». Насколько это важно для вас?

Владимир Арьев: Это достаточно важно, потому что нужно называть вещи своими именами, и из этого будет исходить и вся дальнейшая деятельность международных организаций. Россия всегда пыталась показать, что она стоит в стороне от конфликта, но тогда возникает вопрос: а кто находится сегодня в Крыму? Чем, как не агрессией, является отбор территории одного государства другим? В части Луганской и Донецкой областей ситуация та же самая — Россия, наверное, думает, что весь мир поверит в то, что самое современное вооружение, о котором, кстати, говорится и в докладе «Путин. Война», склепали сами «трактористы» и «шахтеры» Донбасса. Я знаю, что там живут талантливые люди, но все же не настолько. Факты есть, и этими фактами нам удалось убедить коллег, что говорить «российская агрессия против Украины» правильно. И, соответственно, будут на это опираться и другие организации, используя прецедент, созданный в ПАСЕ.

— Можно ли ссылаться на такое решение ПАСЕ в судах?

— Еще раз: вполне может быть, что и другие организации, в зависимости от своего желания следовать логике и фактам, смогут это использовать. Россия сейчас оказывается в ситуации, когда ей надо решать: либо она продолжает агрессию, либо, наоборот, убирает все свои силы, по крайней мере, из Донбасса.

Дальше на повестке дня будет стоять Крым, и дальше мы уже поймем, как нам действовать. Другое дело, что и Донбасс, и Крым будут возвращаться в Украину годами, быстрой реинтеграции не произойдет, но есть возможность решения всех этих вопросов на международном уровне, если Россия перестанет делать вид, что она не совершает ничего ужасного и противоречащего международному праву.

— Но понятно, что добиваясь от международных организаций повсеместного признания агрессии и оккупации, вы загоняете Россию в угол. Пару раз напор со стороны Киева уже приводил к вспышкам военных действий, как это было в августе-сентябре 2014 года и в январе 2015-го. Вы не опасаетесь, что Москва действительно решит, что «семь бед — один ответ», и это закончится масштабной войной?

— Они все равно будут действовать так, как они хотят. У них, очевидно, есть какой-то свой план и свои рефлексии по поводу происходящего, но мы тоже сидеть в углу не хотим. Мы знаем, что Украину они просто так в покое не оставят. Да, Россия хочет, чтобы мы сразу же спасовали перед ее мнимой силой, но даже маленькие страны, — а Украина не является маленькой страной — могут дать отпор крупным. Мы даем отпор по всем направлениям, где только можем — и в военном плане, и в дипломатическом. Это наша борьба за право определять свой путь так, как хочет наша страна, без «зон влияния» и вмешательства. Россия потеряла друга и соседа надолго, это факт. Я понимаю, что у кого-то из россиян чешутся руки, чтобы напасть на Украину, но это будет катастрофой, прежде всего, для России. Мы будем воевать до конца, везде.

— «На полях» этой сессии ПАСЕ состоялось представление издания доклада «Путин. Война» на английском языке. В кулуарах говорили, что вы помогли распространению здесь этого документа, это правда?

— Мы просто помогли организационно решить некоторые моменты для того, чтобы презентация этого доклада здесь состоялась. Но, наверное, этот документ нужно, прежде всего, распространять не за рубежом, а в России — для того, чтобы люди там хотя бы чуть-чуть прозрели.