Спекуляция "погибшими детьми Донбасса"

Вас часто обвиняют в гибели детей Донбасса? Меня – примерно раз в неделю, не реже. Реагировать на подобные обвинения, оправдываться либо отвечать тем же, разумеется, невозможно. Любая дискуссия заканчивается, как только начинается спекуляция «погибшими детьми Донбасса». И вообще детьми.

Ребенок является одним из самых действенных и ключевых образов пропаганды. Это элементарно, это азы. Апелляция к образу ребенка лежит в сфере иррационального: чистые эмоции, гормоны и базовые инстинкты. Любой рекламщик знает, что ролики с участием детей беспроигрышно действуют на самую многочисленную, платежеспособную и благодатную для окучивания аудиторию 30+, особенно женскую. Ребенок трогателен и симпатичен, его присутствие в рекламном продукте снимает психологические защиты зрителя и переключает социальные роли на ближний круг, семейный уровень. Запускается механизм отождествления «рекламного» ребенка со своим собственным, и когда это произошло, устоять, сохранив критичность восприятия и здравый смысл, уже очень трудно.

Пропаганда чаще всего использует архетип страдающего ребенка, и это работает еще лучше, поскольку безошибочно бьет по болевым точкам – практически каждого из нас.

В беззащитную перед детьми категорию не попадает разве что молодежь, самоутверждающаяся на разрыве с недавним детством, убежденные чайлдфри и вообще люди с приоритетами, далекими от семейных. Вспомните, как профессор Преображенский стоически отказался купить журналы «в пользу детей Германии»; еще неизвестно, получился ли бы у профессора этого фокус, будь у него любимые внуки.

Российское телевидение уже может позволить себе оправдываться за фейк с «распятым мальчиком», появление которого было закономерным, а эффект – гарантированным, несмотря на последующее разоблачение. «Распятый мальчик» прекрасно работает до сих пор, поскольку следующее звено цепочки – реальные дети, погибшие, раненые или осиротевшие на Донбассе. Российская пропаганда приватизировала этих детей в качестве жертв именно украинской армии, веерно распространяя обвинение на всех, кто отстаивает проукраинские демократические ценности. Смысловая, логическая несостоятельность таких обвинений падает под эмоциональным ударом фотографий детских окровавленных тел – поскольку в этой плоскости вообще отсутствуют логика и смысл.

На недавних торжествах, емко названных кем-то «победобесием», развернулось во всей красе еще одно детское направление кремлевской пропаганды: продвижение через образ ребенка позитивного и привлекательного архетипа войны.

Традиция обряжать в военную форму младших школьников идет со времен СССР и с тех пор никуда не делась, совмещая идеологическую нагрузку с чертами сомнительной ролевой игры. Но годовалые младенцы – в колясках, с сосками и в хаки (я лично фотографировала таких в оккупированном Крыму, а в интернете видела множество подобных фотографий из разных регионов России) – это принципиально новый шаг в глубину. Младенцы в военной форме многим, в том числе и их родителям, кажутся трогательными и мимимишными, но прописываемый в подсознание смысловой код очевиден: этих детей растят для войны.

Поскольку форма младенческих размеров сшита профессионально, а мамы с колясками, по крайней мере в Крыму, участвовали в параде, трудно заподозрить тут стихийное социальное поветрие – налицо пропагандистская технология, и очень грамотно просчитанная: множество россиян искренне не понимают, что же здесь плохого, и чем гимнастерка принципиально отличается от той же украинской вышиванки (о позициях сходства я тут уже однажды писала, но ведь разница все-таки очевидна).

Пропаганда работает. Младенчики в пилотках и гимнастерках так милы, а значит, и война – симпатична, как их круглые мордашки.

И выразительной антитезой к этой кампании стала история с фотографией кировоградской девочки, получившей медаль погибшего отца. Эта фотография, за публикацию которой временно забанили многих авторитетных пользователей фейсбука (технология – вал жалоб к администрации с фейковых аккаунтов) закономерно вызвала возмущение кремлевских пропагандистов, и она, безусловно, войдет в историю военного репортажного фото.

Такое получается только случайно, без особого умысла. Яркая, эмоциональная квинтэссенция той самой «слезинки ребенка», за которой с переменным успехом гоняются профессионалы от пропаганды. Бьющая наотмашь метафора детства, в котором никогда, ни за что не должно быть войны.