Если бы Ельцин 99-го года был Ельциным 91-го, он был бы Путиным

Политический философ Борис Межуев комментирует интервью Владислава Суркова.

Одна из основных мыслей в интервью Суркова: возвращение к ельцинской системе было бы нелепым для самого Ельцина, который не случайно выбрал Путина в качестве своего преемника и сделал это именно для того, чтобы исправить все недостатки своей системы, которые были очевидны для него самого. Это справедливая констатация. Сразу после победы Путина многие деятели увидели реализацию идей, которые Ельцин обозначивал. Практически все преобразования путинского периода были осуществлены выходцами из ельцинской команды, включая, кстати, самого Суркова, который работал в администрации при первом президенте России.

Те люди, которые видят идеал в ельцинской системе, не понимают, что это болезнь. Болезнь даже с точки зрения творцов этой системы. Конечно, никто не хочет вернуться в эпоху неконсолидированной власти, ослабевшей власти, власти, сталкивавшейся с сопротивлением со стороны оппозиции. Если бы Ельцин 99-го года был Ельциным 91-го года - сильным лидером, опирающимся на народную поддержку, - то он был бы Путиным.

Вопрос заключается в следующем: нет ли в ельцинской системе порочных моментов, которые оказались неисправными в его эпоху и которые только сейчас подлежат исправлению. Этот вопрос присутствует в интервью Суркова - он предполагает, что система должна меняться, демократизироваться. Пороком ельцинской системы, которая была при Путине и Медведеве, и которая постоянно совершенствовалась, была безответственность исполнительной власти. Либо безответственность президентской власти, как при Ельцине, который менял министров, но на самом деле ни за что не отвечал. Либо - как сейчас - проблема ответственности правительства: перед кем оно отвечает? Оно является правительством, уполномоченным на свое правление президентом, или партийным правительством? Даже для премьер-министра (любого премьер-министра) существует проблема контроля над этим правительством. Большая часть решений, которые оно принимает, не имеют технического характера, а являются продуктом политического выбора.

Как этот политический выбор должен быть осуществлен и чем он должен быть предопределен? Он может быть определен только позицией политического движения, которое должно диктовать свою волю бюрократии, поскольку бюрократия не приспособлена для принятия политических решений. Первый теоретик бюрократии Макс Вебер обращал внимание не на то, что бюрократия плоха, а именно на то, что она не приспособлена принимать решения, касающиеся цели собственных действий, она всегда ищет средства для реализации целей, которые ставятся вне ее.

Этот порок системы существует. В результате его система окостеневает. Он требует решения. В интервью Суркова просматривается определенная линия на партизацию правительства и исполнительной власти в целом, и говорится о том, что это вполне достижимая ситуация господства одной партии.

Я считаю, что это правильная точка зрения. Но процесс этот не безболезненный и его нельзя назвать естественным. Он сталкивается со множеством вызовов, преград, одна из важнейших среди них - представления либеральной бюрократии, части либеральной интеллигенции о том, что у макроэкономической власти всегда должны стоять либеральные экономисты: поскольку в «Единой России» якобы нехорошие ребята, давайте демократию, так сказать, снизим, ведь мы думаем об интересах общества.

Можно двойственно отнестись к системе Ельцина. С одной стороны, абсурдны высказывания о том, что нужно к ней вернуться. Это все равно что сказать: «Давайте вернемся к состоянию лихорадки». В этом смысле Сурков прав. Второе: ельцинская система в какой-то степени сохранилась и отдельные ее моменты требуют отладки. Сейчас созданы условия для того, чтобы эти отладки не приняли катастрофического характера типа силового перераспределения имущества. Надо, чтобы сохранилось все лучшее, что было в путинские годы и период постсоветского развития. Но при этом надо, чтоб были устранены те дисфункции политической системы, которые приводят к неприятностям, таким как неэффективное использование государственных средств, и, как следствие, упование на свободный рынок как на единственную форму экономического регулирования хозяйства, что еще больше толкает страну на регресс. Сейчас мы можем надеяться, что мы можем двигаться постепенно вперед.

Но многое этому препятствует. В числе этого «многого» есть то, что я бы назвал авторитарной коалицией, состоящей из трех частей. Первая - либералы, которые хотят, чтобы люди, которые избираются, оставались в правительстве независимо ни от чего, политическая система подстраивалась под их нужды. Вторая - «автократический сталинизм», его же можно назвать монархизмом, в соответствии с которым демократия - это нечто западное, нехорошее, а нам нужен царь-батюшка. И третье - это коррумпированная бюрократия, которая очень хорошо существует в ситуации безответственности власти, когда значительная часть ведомств находится в свободном плавании. Эти три части могут создать коалицию, которая будет очень мощной, такая коалиция победила в 93-м году. В нынешнем процессе демократизации, в который сейчас вовлечена наша страна и который является необходимым фактором нашей модернизации в целом, эта авторитарная коалиция неизбежно выступит на первый план и будет диктовать нам свою волю.

Наша задача сейчас (и у Суркова неким подспудным моментом это просквозило) - создать альтернативную коалицию, надеюсь, во главе с первыми лицами нашего государства, которая не дала бы этому авторитарному монстру мимикрировать под приятные кому-то идеологии, выступить вперед и поставить крест на всех усилиях по политической модернизации, которые могут быть осуществлены при нынешнем руководстве.