Придёт серенький волчок – отвезет на фестиваль

Несколько кинематографически продвинутых приятелей советовали посмотреть фильм «Волчок» драматурга Василия Сигарева, взявшегося снимать свой сценарий самостоятельно и немедленно отмеченного европейскими фестивалями.

Кадр выстроен любопытно. Маленькая девочка и актриса, играющая её мать - великолепны. Органичны практически как у Валерии Гай Германики, сумевшей овладеть секретом актерского существования «под документ» в таком юном и перспективном возрасте. Но о ней как-нибудь напишу отдельно.

В фильме «Волчок» за исключением операторской работы, девочки и мамы нет вообще ничего. Больше ни одной актерской работы, словно на эпизоды набрали массовку. Стопроцентно нескладный сюжет. Драматургу можно простить неспособность работать с артистами, не его это профессия. Но вот простить причинно-следственную пургу нельзя. А она такова, что при всей экзотичности речи главных героинь, автор так и смог рассказать, о чем они молчат. И произнесенное в первые минуты натужно тянется до конца фильма, обогащаясь только большей интенсивностью быченья матери и её новыми конструкциями на фене.

А молчат они о том, что обеим нужно счастье, которое автор никак не сумел прописать с точки зрения мотивационных построений. Ведь если у вполне вменяемой бабки выросла отмороженная дочка, то фильм обязан ответить «за что и почему?» Иначе «не верю». Но сценарист-режиссер не парится такими мелочами. У него и нет задачи построить художественную правду, он лепит, чтобы было «пострашнее».

И вот уже при наличие второй комнаты, второй постели и вменяемой бабки, Сигарев сладострастно пихает девочку в одну кровать с пьяной мамашей, трахающейся, не покладая ног, с первыми попавшимися.

И вот уже госпитализирует мамашу с белой горячкой, а через 10 лет приводит на своих двоих, хотя, правда жизни не отпускает ей больше трёх-пяти лет подобного угара без лечения. И так всё в фильме. Когда Сигареву надо реалистично сделать пострашнее, он реалист, а когда его профессионализм буксует под нагрузкой реалистического, он немедленно становится символистом, что мгновенно переводит фильм в статус вгиковской курсовой работы.

Собственного креатива в фильме немного. Только тональность, с которой бывшая зечка выхаркивает свои перлы. И самое начало фильма почти дословно; и триумвират героинь : брошенная дочка, пофигисткая мама и трогательная бабушка; и незамысловатая война девочки с маминым блядством и немотивированная смерть под колесами – нагло стянуты из «Русалки» Анны Меликьян. Да и загадочная резня, устроена матерью в начале фильма только по той причине, что фильм надо было бойко начать, но при этом никогда не ответить, «кто кому Вася» в этой резне.

Когда из «Волчка» отсеиваешь «русалочье», понимаешь, что оставшаяся требуха стянута автором из «Возвращения» Андрея Звягинцева.

Там вернувшийся из тюрьмы отец точно также вытаптывает своих детей. Но если Звягинцев изначально помещает героев в ткань символического новорусского кафкианства, когда не существует реального мира, а только распростертые крылья зла, то Сигареву это слабО. Он строит символизм на реалистической бытовухе, и от того не оказывается ни там, ни здесь.

А если отсеять и «возвращенское» в «Волчке» не останется ничего. Разве что слюнявый некрофильский сюжет с конфетами на кладбище. Но и он уже сто раз игрался на одиноких детях.
И получается, что как наше телевидение, вместо того, чтобы креативить собственные программы, покупает или слизывает с опробованных западных, так и молодые режиссеры, понимая, что западный фестиваль ждет из России не искусства, а чернухи самого густого замеса, собирает все объедки с уже награжденного фестивального кино.

Автор скажет на это : - Вы там у себя в Москве, а Россия живет так!

Враньё. Если бы она жила так, то она жила бы не долго. И, искусство в принципе состоит в том, что маневрирует на теме наполовину пуст или наполовину полон стакан, а не на том, что он пуст в принципе.

Но там, где пуст, люди не живут, не размножаются, не дорастают до совершеннолетия и т.д. Там, где пуст не территория искусства, там художнику нечего делать. Там работают историки, политики и правоохранительные органы. И когда автор тужится рассказать, что стакан необратимо пуст, понятно, что он такой же заказной, как и автор, тужащийся рассказать, что стакан стопроцентно полон.

И как бы не хотелось стряпать «петрушевщину» 1991-го года в 2010-том, она не проходит по формальной логике. Потому, что нельзя сконструировать объемную правдивость, когда врут каждая её гайка и каждый винтик.

Лично мне фильм «Волчок» напомнил «Груз 2000». Только там объемы неправды упираются в совершенно конкретные проблемы с психикой режиссера. А здесь, надеюсь, с психикой всё нормально. Просто очень хочется славы и денег ценой собственной гражданской недоразвитости, ценой любых умолчаний и подтасовок, из которых сложится снимаемая страна-помойка.

Потому, что русский интеллигент, снимающий «ужас, ужас, ужас», отличается от русского коньюнктурщика тем, что снимает не ради бонусов, а ради ответа на вопрос «что делать и кто виноват?» И этим отличается от неуча, выдающего халтуру за постмодернизм.
Делающего фильм не для нас с вами, а для сытых западников, которые, посмотрев его, окончательно уверятся, что ехать в Россию опасно даже туристом потому, что для этого надо прививать чуму и оспу, брать с собой еду и туалетную бумагу, а главное, спать в пятизвездочном отеле в бронежилете…

И обязательно дадут за это приз на своём фестивале.