Ловушка неототалитаризма

Я хотел бы более подробно остановиться на теме, которую отчасти затронул в своей статье в «Новой газете», сделав акцент на том, о чем ранее было сказано вскользь - о новой исторической ловушке, в которую Россия попала, втянувшись в войну с Украиной.

Я хочу обратить внимание на то, что для общества страшна не сама по себе война и неизбежные на любой войне жертвы, а те социальные, политические и психологические последствия, которые она неизбежно влечет за собой. Война так или иначе прекратится (ну, если не рассматривать пока гипотетический, но в принципе возможный вариант перерастания локальной войны в мировую), а вот социально-политические изменения, которые она породила, изжить будет весьма трудно.

Война с Украиной содействовала превращению авторитарного режима в неототалитарный - это и есть тот главный итог, которым Россия отмечает год аннексии Крыма. Надо со всей серьезностью подойти к оценке этой перемены и осознать, что она означает для будущего России. В конечном счете, неототалитаризм в очередной раз загоняет Россию в исторический тупик. Из тупика нельзя выбраться, продолжая двигаться вперед, пусть даже окольными дорогами. Так или иначе, но впереди Россию ждет очередной «перерыв постепенности» исторического процесса. Ей теперь предстоит либо разбиться со всего маху о какую-нибудь геополитическую стенку (пусть читатели, которые предают геополитику анафеме, рассматривают упоминание о ней исключительно как метафору), либо «отыграть» историю назад при помощи революции.

Неототалитаризм как злокачественная форма авторитаризма

О различиях между авторитаризмом и неототалитаризмом, как реальных, так и мнимых, можно писать бесконечно. Я изложу здесь мое субъективное и сугубо прикладное понимание проблемы, не претендующее на глубину и новизну и затрагивающее тему лишь в тех общих пределах, которые необходимы для целей этой заметки. По моему мнению, неототалитаризм является злокачественной разновидностью авторитаризма, его перерождением, которое стало возможным в XX веке, когда, с одной стороны, миру явилась массовая личность, а с другой стороны, появились технологии управления массовым сознанием. Это своего рода возврат к «высокотехнологическому средневековью», своего рода эволюционная редукция. Впрочем, так всегда случается с опухолями - социальные, видимо, не являются исключением.

Главным отличием неототалитаризма от авторитаризма является способ, при помощи которого массы исключаются из политического процесса. В случае авторитаризма он примитивен и очевиден - обыватель пассивен, политикой не интересуется, погружен в свои дела, отчасти запуган, отчасти доволен тем, что происходящее вокруг его мало касается. Авторитаризм по определению депрессивен и уныл. В случае неототалитаризма, напротив, массы приходят в активное, я бы даже сказал - в гиперактивное состояние. Возникает иллюзия псевдовключенности основной части населения в политику. Масса ощущает себя творцом и демиургом истории, на самом деле ничем таким не являясь и в помине. Люди не осознают, что они являются жертвами манипуляции, по сути - массового гипноза. Им кажется, что они сами приняли все решения, в то время как решения в готовом виде были трансплантированы в их головы. Вся техника манипуляции, какой бы разнообразной и «креативной» она ни казалась, в конечном счете, основана на высвобождении архаичных социальных инстинктов, и прежде всего - на инстинкте самосохранения первобытного сообщества. Люди в минуту опасности сплачиваются вокруг вождя, как стая вокруг вожака. Поэтому поддержание ощущения постоянной внешней или внутренней угрозы является непременным condiciosinequanon для неототалитарного режима.

Псевдовключенность огромных масс людей в политику и будет тем главным «проблемным» наследием неототалитарного режима, с которым придется разбираться после того, как режим исчерпает себя - а он, так или иначе, исчерпает себя по той простой причине, что вечной войны не бывает, как и вечного мира.

Победить весь мир невозможно, поэтому любое неототалитарное государство либо потерпит сокрушительное поражение в войне (как гитлеровская Германия), либо вынуждено будет войти в режим «мирного сосуществования» (как СССР) и тем самым снизить градус мобилизационной истерии. В последнем случае оно неизбежно упрется в какую-нибудь «перестройку», после чего трест лопнет от внутреннего напряжения. Но когда трест лопнет, в обществе останется множество его активных «вкладчиков» - точнее, держателей облигаций, мозги которых придется долго и упорно перепрограммировать прежде, чем они окажутся способными осознать реалии.

Россия, никогда не имевшая гражданского общества, вновь получила взамен его эрзац, очередное постсоветское «псевдогражданское общество». Это делает дальнейший путь исторического развития России еще более извилистым. Мало того, что гражданское общество придется строить с нуля, теперь потребуется долго и тщательно расчищать под него строительную площадку, избавляясь от идеологического и политического мусора. Даже когда исчезнет источник иннервации, запрограммированная режимом масса будет продолжать биться в имперских конвульсиях.

В украинскую войну вошел один народ, а вышел из нее совершенно другой. В этот момент и возникла та самая псевдовключенность, которая отличает тоталитаризм от авторитаризма. Раньше обыватель этот режим терпел, теперь он стал его вожделеть. Это уже не отношение к власти, а страсть по власти. Страсть же нельзя преодолеть рационально, ее можно только перебить другой страстью.

Россия в плену у «черной сотни»

С псевдовключенностью обывателя в политику теперь придется повозиться - загнать его туда легко, а вот выгнать оттуда практически невозможно. Кремль оказался заложником своей собственной игры: выбранный им в момент кризиса политический курс теперь является для него безальтернативным. Он теперь может идти с этим вновь обращенным народом в исторический тупик вместе хоть до самого конца, до самого Судного дня. Но стоит ему попытаться вильнуть в сторону и как-то вывести себя и страну из штопора, народ оторвет режиму голову.

Лучше всего это рассмотреть на примере Донбасса. Конечно, можно сколько угодно развлекаться, пугая Запад перспективой ядерного апокалипсиса, но вряд ли этого реально можно желать для себя и для своих детей. В Кремле сидят прагматики, которые знают разницу между словом и делом. Они играют в рискованный покер с историей, думая, что в последний момент сдернут карту. Проблема в том, что те, кто живет вокруг Кремля, ни в какие игры не играют, они в это все верят. Зрители русского Колизея расселись на трибуне и ждут захватывающего зрелища: Владимир Путин голыми руками разрывает на арене американского льва. Пока Путин дерется со львом - он в их глазах равен Гераклу (собственно, так его и изображают), но страшно даже себе представить, что случится, если ослабевший гладиатор захочет вдруг пожать льву лапу...

В Донбасс нельзя было входить, потому что из него нельзя уйти по-хорошему. Если Кремль оттуда уйдет, то Донбасс сам постучится в ворота Спасской башни своей запыленной шахтерской каской, а может быть и чем покруче. Главная угроза режиму исходит теперь вовсе не слева, не от либералов или демократов, а справа, от «черной сотни». Достаточно проследить за эволюцией взглядов «героя нового времени» Стрелкова, чтобы понять, что поддержка Путина «черной сотней» условна - они любят только побеждающего гладиатора, но стоит ему оступиться, как они опустят большой палец вниз. Путин не может себе позволить никакого маневра, только вперед - от одной победе к другой.