Почему СССР не заключил союз с Англией и Францией?

27 января 2015 года состоялась вторая публичная дискуссия в рамках проекта «Исторический момент», организованная совместно Фондом Егора Гайдара и Вольным историческим обществом при участии Центра документального кино. Гостями историка и телеведущего Николая Сванидзе в обсуждении договора о ненападении между Советским Союзом и Германией 23 августа 1939 года, известного также как пакт Молотова – Риббентропа, стали Никита Петров, заместитель председателя совета Научно-информационного и просветительского центра общества «Мемориал», и Сергей Кудряшов, научный сотрудник Германского исторического института в Москве, ведущий программы «Власть факта» на телеканале «Культура».  

Пакт Молотова – Риббентропа: факты

23 августа 1939 года СССР и Германия подписали договор о ненападении. Пакт получил название по именам подписавших его представителей сторон – наркома по иностранным делам СССР Вячеслава Молотова и министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа. Согласно договору, стороны обязались не начинать военных действий в отношении друг друга, соблюдать нейтралитет, если против какой-то из сторон начнутся военные действия, и не вступать в союзные блоки, направленные против какой-либо из сторон. К пакту Молотова – Риббентропа прилагался секретный протокол, в котором СССР и Германия делили между собой зоны влияния и намечали план передела Восточной Европы.

Пакт и прилагающийся к нему секретный протокол были впервые опубликованы на Западе в 1948 году, но Советский Союз отказался признать их подлинность. Только в 1989 году Съезд народных депутатов принял резолюцию, осудившую пакт. При этом секретный протокол остался засекреченным, пока в 1992 году не был обнародован Конституционным судом РФ и не произвел шум в политических кругах. 

Попытка выиграть время или передел сфер влияния?

Сегодня относительно пакта существует две противоположные точки зрения. Первая – договор был вынужденным и позволил СССР выиграть время для подготовки к неминуемой войне. Вторая – СССР воспользовался ситуацией, для того чтобы расширить свои территории и влияние, и выступил в роли государства-агрессора.

«Обнародование полной правды об этом соглашении показало, что СССР поддержал агрессивные действия Германии и способствовал ей в развязывании Второй мировой войны», – считает историк Никита Петров. В качестве аргумента он приводит слова из выступления Молотова 30 сентября 1939 года: «Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать – это дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с ней войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за уничтожение гитлеризма, прикрываясь фальшивым флагом борьбы за демократию». Так была обозначена официальная позиция СССР после заключения с Германией договора о ненападении.

Историк и телеведущий Сергей Кудряшов, напротив, убежден, что не стоит так однозначно оценивать этот договор, поскольку постоянное обнародование все новых и новых документов позволяет понять мотивы, которые двигали руководством СССР и лично Сталиным: «Предложения нацистов были до такой степени привлекательны и обширны, они пошли на такое масштабное сотрудничество и так много предлагали, что, используя терминологию известного фильма, можно сказать, что Гитлер сделал Сталину предложение, от которого тот не смог отказаться». Договор позволил советской стороне технически подготовиться к неминуемой войне. «В самом пакте элемент аморальности, конечно, был, но он был в рамках той аморальности, которая существовала в дипломатии и XIX, и XX века», – считает Кудряшов.

Почему СССР не заключил союз с Англией и Францией?

Незадолго до заключения договора о ненападении с Германией Советский Союз пытался провести переговоры о возможном союзе с Англией и Францией. Однако попытка не увенчалась успехом. 7 августа 1939 года Сталин отправил Ворошилову записку: «Покажите свои полномочия. И попросите, пусть они покажут», после чего стало понятно, что полномочия и возможности переговорщиков со стороны Англии и Франции не позволяют им всерьез говорить о заключении союза и обсуждать детали.

Долгое время в историографии это толковалось как срыв переговоров. Но есть и другая точка зрения.

«Никакого срыва переговоров не было, потому что никто и не собирался с советской стороны договариваться с Францией и Англией. Это было средство давления или воздействия на Германию, потому что Сталин искал именно того соглашения, которое было достигнуто 23 августа 1939 года», – считает Никита Петров. Неслучайно, по его мнению, карикатуры того времени изображают Сталина в роли невесты, а Гитлера – в роли жениха: Сталин занял позицию ожидания серьезных предложений, а Англия и Франция, озабоченные вопросами коллективной безопасности, не могли предложить ему ничего привлекательного.

Сергей Кудряшов добавляет, что свою роль сыграло Мюнхенское соглашение, заключенное без участия СССР в 1938 году: «У нас есть шифротелеграммы, которыми обменивались Сталин, Литвинов, Потемкин с послами в Европе, и в них мы видим то раздражение, которое проскальзывает у Сталина к свершившимся фактам. По-видимому, для него это было оскорбительно». Желание взять реванш и толкнуло Сталина на подписание собственного договора с Германией. «Раздувание вопроса об особой низости Мюнхенского соглашения – это, конечно, изобретение советской пропаганды, – не согласен с оппонентом Никита Петров. – Только для того, чтобы отвлечь внимание от самих секретных протоколов пакта и затушевать преступный характер дальнейших действий Советского Союза». 

Несет ли СССР ответственность за развязывание Второй мировой войны?

Несмотря на сакрализацию победы в Великой Отечественной войне и нежелание руководства России говорить о возможной переоценке чего-либо в советской политике, вопрос о моральной ответственности СССР все равно остается в дискуссионном поле. Фактически, когда 1 сентября 1939 года Гитлер вступил на территорию Польши, у него был союзный договор с СССР, еще более усиленный договором 28 сентября 1939 года о дружбе и границе. При этом, несмотря на осуждение пакта на Съезде народных депутатов в 1989 году, упоминание об этой резолюции не часто фигурирует в школьных учебниках истории.

«Мы не стараемся исправить эту ситуацию, – считает Никита Петров. – Она исправляется не тем, что мы должны говорить: “Мы хорошие, мы больше никогда так делать не будем”. Она исправляется конкретными делами внутри страны: приматом права, соблюдением конституционных основ, построением государства на демократических основах, государства, где услышаны различные мнения. А что мы видим? Президент лично сообщает: “Мы никому не позволим навязать нам чувство вины”. Это означает, что наша страна всегда была абсолютно права – и подписывая секретные протоколы с Гитлером, и нападая на Финляндию, и делая еще много-много такого, что по разряду международного права квалифицируется как преступление. При таких установках мы никогда не завоюем уважения и не привлечем на свою сторону никаких симпатий».

«Конечно, как историк я могу сказать, если рассматривать альтернативы – да, надо было драться за Польшу, надо было драться за Чехословакию, чтобы остановить Гитлера. Но представить себе это абсолютно нереалистично, – уверен Сергей Кулешов. – Дело не только в позиции Сталина – с тем правительством Польши это было совершенно нереально. Меня, например, поразило, что до весны 1939 года у них даже не было военных планов на случай войны с Германией». 

Точка несогласия

Никита Петров: «Дело в том, что Сергей рассуждает не то чтобы совсем с точки зрения российского государственника. Он рассуждает вполне разумно и здраво, и я не могу сказать, что есть какая-то вещь, которая меня чрезвычайно раздражает и я готов с ней спорить истово. Но нежелание четко сказать, что пакт и секретный протокол есть акт преступный, – вот то, чего никогда не сделает Сергей. Он никогда не скажет, что это был преступный акт преступного государства. То, что я не устаю делать».

Сергей Кудряшов: «Я не считаю это государство преступным. Я, кстати, многих антикоммунистов прекрасно понимаю, и с ними интересно беседовать. Но этот антикоммунистический пафос не всегда уместен в истории. Вот именно это меня не устраивает в позиции оппонента».