Приговор по "делу 58-ми": никто не оправдан

Спустя девять лет завершился самый массовый в российской истории процесс

Приговор по «процессу 58-ми» зачитала во вторник судья Галина Гориславская. Подсудимые получили пять пожизненных, шесть сроков более 20 лет, ни один не был признан невиновным. Однако все фигуранты дела оправданы по статье «Убийство» (статья 105 УК РФ). Иными словами, был мятеж, сутки длился бой, по официальным данным погибли 35 милиционеров и 14 гражданских, но никто из подсудимых к этим смертям не причастен. Видимо, в процессе политического содержания больше, чем криминального.

Проверить и перепроверить

Нальчик. Уже с утра ясно, что в городе происходит нечто экстраординарное. Буквально на каждом перекрестке стоят полицейские патрули – по двое, по пятеро, с машинами сопровождения и без них. Многие сотрудники вооружены длинноствольными «калашниковыми».

Наш автомобиль въезжает на Пятигорскую улицу, минует тюремные ворота в СИЗО с металлическими панелями, выкрашенными в цвета российского флага. Мы упираемся в перегороженную улицу, ведущую к проходной здания суда, которое расположено на территории СИЗО и выстроено специально для процесса по «делу 58-ми».

Толпа родственников (в основном – женщины), журналисты, адвокаты, охранники, сотрудники различных силовых ведомств возле бронированных грузовиков и автобусов, люди с короткими стрижками и в добротных костюмах.

Первая проверка организована прямо на улице. Полицейские со списками пытаются отсортировать публику: один список – для родственников, другой – для журналистов, лишь адвокаты проходят по удостоверениям. Родственникам нужно назвать номер «своего», предъявить паспорт. Кто-то в расстроенных чувствах убегает за документами: на сей раз отцов семейств не пропускают по водительским правам, как это было разрешено во все предыдущие годы.

К такому наплыву журналистов полиция тоже явно не готова, количество желающих превышает список аккредитованных. Под натиском камер и бойких корреспондентов полицейские, махнув рукой на списки, начинают проверять у всех сумки, записывают имена и пропускают.

Перед первой проходной собирается волнующееся людское море. Женщины обнимают друг друга, улыбаются, удивляются, зачем столько проверок, если их всех и так знают наперечет. Они переживают, что до начала оглашения приговора остался всего лишь час, и, похоже, такими темпами многие пройти не успеют.

В узкую железную дверь, с козырька которой льется обильная капель, медленно запускают маленькими группами, снова переписывая всех и опять сортируя отдельно родственников, адвокатов и журналистов.

В толпе женщин обсуждают недавнее выступление главы республики Юрия Кокова. Кто-то сумбурно пересказывает мне: «Ну, сказал, что обстановка сложная, не надо накалять и вообще, лучше бы в прессе об этом процессе говорить поменьше».

Тем не менее доступ в зал суда не ограничивают никому, одних только камер скапливается десятка полтора, не считая газетчиков и корреспондентов агентств.

За первой проходной – двор, в конце которого на входе в само здание суда еще один досмотр, еще один набор списков, рамка, обыск. Пресса, которая проходит в зал, обязана сдать все, кроме диктофонов и блокнотов. Камеры остаются в фойе. Как объясняют новичкам, любую съемку в зале заседаний председательствующая судья Галина Гориславская запретила по соображениям безопасности.

«Раз плохо, покиньте зал»

В огромном зале, похожем на авангардистский театр и провинциальный американский суд, есть партер (для журналистов) и бельэтаж (для всех остальных). Просторная сцена отделена кованой художественной решеткой. В глубине сцены сидят судьи, слева одинокая крашеная блондинка в синем мундирчике (это прокурор Ольга Чибинева), справа – шеренга адвокатов и шесть клеток для обвиняемых. И на сцене, и в зрительской части множество вооруженных полицейских и судебных приставов.

Судьи зачитывают резолютивную часть приговора, то есть имена, фамилии, статьи, сроки, за что и почему – позднее разъяснят адвокатам в мотивировочной части. Постороннему просто не понять, кого и за что сажают, но посторонних тут нет.

Приговор зачитывают 4,5 часа, с несколькими перерывами по 10 минут. Все стоят на протяжении всего зачтения, садиться судебные приставы не позволяют, даже когда кому-то из родственников становится плохо. «Раз плохо, покиньте зал», – говорит пристав, едва какая-нибудь женщина пытается перевести дух на скамейке.

В зале около десятка плазменных телевизоров, которые должны, по идее, показывать лица, но на экранах одна и та же застывшая картинка, где лиц различить нельзя.

Чтобы разобрать слова судьи, приходится напрягать слух, и дело не в плохой акустике, к тому же зал снабжен множеством микрофонов и колонок. Просто судьи, сменяя друг друга, зачитывают приговор в духе поговорки «бубнит как пономарь».

Всякий раз, когда называется фамилия очередного подсудимого, родственники наверху и журналисты внизу наклоняются друг к другу, чтобы уточнить, о ком идет речь. Затем наступает звенящая тишина, в которой можно различить номера статей, судейские аббревиатуры, и в убаюкивающую интонацию органично вплетается срок – 22 года, 20 лет, пожизненное, 15, 10…

Время от времени, когда называется особенно большой срок, бельэтаж c родственниками глухо и нестройно ахает. Лишь пару-тройку раз шумный вздох пронесся по рядам подсудимых, которых почти не видно за решетками клеток.

Прокурор Ольга Чибинева безмолвно стоит за длинным столом, где в течение пяти лет сидела большая прокурорская группа. Она теперь одна, группу распустили год назад, когда суд удалился составлять приговор, выслушав мнение обвинения. И вот четыре с половиной часа она держит перед глазами листы с обвинением и сверяет сроки, которых она требовала, с присужденными судом.

Как самая длинная в истории России скамейка подсудимых изменила судебную систему

Нальчикский мятеж 13 октября 2005 года многое изменил в российской судебной системе.

Местная исламизированная молодежь попыталась захватить столицу Кабардино-Балкарии, атаковав различные силовые структуры в городе. Мятеж был подавлен в течение суток. По официальным данным, погибли 95 нападавших, 35 силовиков и 12 гражданских лиц, случайно попавших под обстрел.

Сразу после этого в Нальчике начались массовые аресты участников нападения и лиц, заподозренных в связях с мятежниками. Вскоре стала появляться информация о пытках, которым подвергали задержанных, добиваясь от них признательных показаний. В СМИ просочились фотографии подозреваемых со следами зверских побоев. Возникло подозрение, что далеко не все задержанные участвовали в мятеже.

Следствие длилось два года, и в конце 2007-го на скамье подсудимых оказались 58 человек.

Именно ради процесса над нальчикскими мятежниками российская власть пошла на судебную реформу, весьма значительно ограничив полномочия суда присяжных. Было принято решение судить мятежников тройкой профессиональных судей под председательством Галины Гориславской, для чего внесли соответствующие изменения в законодательство. Пренебрегли даже решением Конституционного суда, который счел, что новые нормы неприменимы к этому делу, так как закон не имеет обратной силы.

Ради этого процесса было построено новое здание суда, так что теперь обвиняемых можно проводить в зал заседаний из тюрьмы по специальному коридору.

Еще одним новшеством стала так называемая практика соглашений со следствием. Именно на деле о нальчикском мятеже в России обкатали американский опыт, когда часть обвиняемых освобождается от ответственности в обмен на необходимые следствию показания против подельников.

Суд продлился до 23 декабря 2014 года, когда обвиняемые, большинство которых провели в заключении более девяти лет, получили приговор республиканского суда.

Казусы судопроизводства

В таком долгом и многолюдном судебном деле неизменно возникали спорные моменты.

Дважды к реальному сроку приговаривали людей, уже давно освобожденных под подписку о невыезде. Строго говоря, под подписку отпускали или активно сотрудничавших со следствием, или тех, кто уж слишком очевидно был непричастен к мятежу, или умирающих.

Валерий Болов так и не дожил до суда – его отправили домой за два месяца до смерти с диагнозом «постравматический цирроз печени». Судя по всему, печень ему отбили на допросах.

Под подписку перевели и Сергея Казиева, когда он уже не мог самостоятельно передвигаться (гепатит и диабет). Прокурор просила для него 22 года, но суд решил, что 14,5 достаточно.

Парня взяли под стражу прямо в зале суда.

А вот Мусу Саблирова (у него рак) под стражу взять не получилось. Услышав, что ему тоже дают 14 лет вместо запрошенных 22-х, приставы двинулись к нему, даже не дожидаясь требования судьи «взять под стражу в зале суда». Но оказалось, что его оставляют на свободе до вступления в силу приговора. Видимо, решили дать ему возможность закончить курс химиотерапии.

Еще трое находившихся под подпиской, получили сроки, которые с учетом предварительного заключения объявили погашенными.

Анзора Ашева cуд приговорил к 8,5 года, хотя прокурор запросил 6,7. На момент мятежа ему не было еще 18-ти. Ему не могли дать больше десяти лет по малолетству. Кроме того, он не принимал непосредственного участия в мятеже, ему лишь предлагали за день до того примкнуть к мятежникам. Сдался властям он добровольно, но тем не менее в тюрьме провел почти семь лет.

Залим Улимбашев получил 5 лет и 2 месяца – ровно столько для него и просил прокурор. Тут явно сказалось активное сотрудничество со следствием, на его показаниях во многом строилась версия обвинения. Сотрудничать он начал в самом начале следствия. Выглядел он тогда вот так:

Надо признать, что почти все в тот период дали показания на себя и подельников, и все выглядели примерно так же.

Но, в отличие от большинства мятежников, Улимбашев не дезавуировал на суде свои показания, данные под давлением в ходе следствия, и суд это оценил, проявив снисхождение.

Парадокс Будтуева

Наиболее парадоксальна история Казбека Будтуева. В дело о мятеже он попал так.

Задержанному Зелимхану Караеву предложили по фотографиям опознать убитых боевиков. Парню показалось, что один из трупов похож на его знакомого Будтуева. Вскоре стало ясно, что Караев обознался: Будтуев жив и находится у себя дома. Ничто, кроме этой ошибки, не указывает на его связь с мятежниками. Однако в тот момент на подобные мелочи не смотрели. Парень был арестован. Первые отказались подписывать протокол обыска. Несмотря на то, что Будтуева было алиби, подтвержденное соседями.

Следствие продвигало следующую схему: из нападавших на 2-е ОВД выжили двое – Будтуев и Караев. Караева амнистировали в обмен на показания против Будтуева. Когда дошло до суда, Караев явился уже как свидетель и рассказал, что оболгал Будтуева.

Будтуев, отсидев 5 лет, был отпущен под домашний арест. Ему предлагали амнистию, но он отказывался, настаивая на полной невиновности. В итоге его приговор выглядел фантасмогорически: 4 года и 10 месяцев, покрывающиеся 5-летней отсидкой в СИЗО, при этом его еще и амнистировали, объявив об аннулировании судимости. Однако формулировка «оправдан» так и не прозвучала.

ПэЖэ

На другом полюсе – пять приговоров к пожизненному заключению.

Анзор Машуков, по мнению следствия, в ходе мятежа стрелял в силовиков из пулемета с крыши дома. Это обвинение, как и все прочие в «деле 58-ми», строилось на показаниях подельников. Проблема заключалась в том, что в месте, откуда Машуков якобы поливал милиционеров очередями, так и не нашли ни одной гильзы.

Эдуард Миронов, возможно, действительно принимал участие в мятеже и был взят с оружием в руках, но, как выяснилось в ходе суда, не в день мятежа, а двумя днями позже, когда силовики провели операцию по его захвату в доме. Он проходил по тому же эпизоду, что и Коншоуби Бориев, и обвинялись они примерно в одном и том же, однако Бориев получил лишь 19 лет. Разница оказалась не в содеянном, а в готовности давать показания. От пожизненного Бориева спасло признание собственной вины.

Однако самым непонятным оказался пожизненный приговор Расулу Кудаеву. Его обвинили в руководстве нападением на пост ГАИ. Из всех свидетельствовавших против него от показаний не отказался лишь Улимбашев (остальные утверждали, что показания из них выбили). Более того, у Кудаева было алиби: его видели соседи во дворе собственного дома утром 13 октября 2005 года, а его школьная учительница утверждала, что как раз в момент нападения он явился к ней принести соболезнования по поводу смерти родственницы.

Но Кудаева, видимо, подвела репутация. В свое время он был взят в плен американцами в Афганистане, провел 2,5 года в тюрьме Гуантанамо. Поскольку доказательств каких-либо его прегрешений американцы не нашли, он был выдан России и стал местной знаменитостью.

Это могло бы сыграть и в его пользу в день мятежа: ряд журналистов, ранее писавших о нем, созванивались с Кудаевым и интересовались, что происходит в Нальчике, но ярлык «международного террориста» перевесил. Галина Гориславская сочла более достоверными показания Улимбашева, чем слова соседей, учителей и журналистов.

В гулаговские времена бытовал такой анекдот. «Заходит человек в камеру, и заключенные его расcпрашивают:

- Какой у тебя срок?

- 25 лет.

- А за что?

- Да ни за что.

- Врешь, «ни за что» только 10 дают.

Альбиан Малышев вполне мог бы стать героем подобного анекдота. Этот русский парень не был радикальным мусульманином. Если называть вещи своими именами, то ислам он принял, чтобы жениться на балкарской девушке, в которую влюбился по уши.

Сам он не участвовал в мятеже, но мятежником был брат его жены. В день мятежа, поняв, что происходит что-то страшное, он стал названивать шурину, тот даже поднял трубку. Через несколько часов шурин был убит, но звонок был отслежен, и Малышева, в конце концов, представили как организатора, руководившего своим отрядом по телефону.

Насколько верила в его вину прокурор Чибинева, запросившая 11 лет? Сроки у тех, кто считался организаторами, колебались в основном между двадцатью годами и пожизненным. Насколько верила в его вину Галина Гориславская, приговорившая организатора к девяти с половиной годам?

Но не оправдывать же! Девять с лишним лет Альбиан уже отсидел, до освобождения – меньше чем полгода. В общем, «ни за что» только 10 дают.

В целом это правило применимо к процессу по «делу 58-ми». Оправдания были явно недопустимы просто по политическим соображениям. А по процессуальным... Следствие велось столь варварски, фальсификации применялись в таких масштабах, что по процессуальным соображениям пришлось бы оправдывать всех – и правых, и виноватых.

Те, кто просто постоял около, получили в основном десятку с небольшим хвостиком, но это при условии, что хорошо себя вели во время процесса, не дерзили и вину свою отрицали не слишком рьяно.

А вот у тех, кто не демонстрировал в ходе заседаний смирения и раскаяния, сроки в основном переваливают за 15. Журналисты, пока зачитывали приговор, даже делали ставки, дадут ли Азамату Ахкубекову за дерзкую независимость 20, как запросил прокурор. Те, кто ставил на это, проиграли: Галина Гориславская ограничилась 17 годами.

Сказать, что он вовсе ни при чем, нельзя: его склоняли к участию в мятеже и даже дали оружие, но в итоге оружие он вернул и «на войну» не пошел. Отмечу, это версия обвинения, а не защиты. И он не один такой.

В свое время начальник уголовного розыска Зольского района Хамидби Маремшаов давал на суде такие показания: «Все выходцы из Зольского района (Заур Тохов, Руслан Амшуков, Алим Таов, Анзор Сасиков, Каплан Мидов, Ануар Гоов, Лиуан Кушхов), которые были задержаны уже после 13 октября и которые сейчас находятся на скамье подсудимых, получив оружие и узнав о предстоящей задаче, избавились от него и разбежались по домам».

Теперь Тохов, Амшуков, Кушхов и Гоов получили по 12 лет, Мидов – 12 лет и 1 месяц, Таов – 12 с половиной лет, Сасиков – 15.

Реальных же участников мятежа из 58 – не более полудюжины. Об этом знает слишком много народа в Нальчике, да и на Северном Кавказе.

Когда судья закончила чтение приговора, когда судьи и прокурор удалились из зала суда, в него ворвались телевизионщики, которые все эти часы ждали за дверьми. Они еще ничего не знали о сроках, у них было всего несколько минут, чтобы успеть снять клетки с осужденными и общую панораму суда.

Журналисты буквально бросились к тем коллегам, кто был на оглашении приговора, и начали сыпать именами из списка 58-ми. Узнавая, сколько и кому присудили, они охали точно так же, как до этого публика.

Замечу: это были не их родственники, не их друзья. Это респектабельные корреспонденты респектабельных телеканалов, которые вечером выдали вполне лояльные репортажи о суде. Но и они понимают, что Кудаеву не за что давать пожизненное. И они не испугались охать при судебных приставах.