Год "Русского мира" на фоне войны

2014 год оказался для России принципиально важным не в институциональном, но в ценностном смысле: на фоне крымского казуса, российско-украинского кризиса и всё нарастающего противопоставления России и Запада концепт «русского мира» оказался востребованным как никогда. 

До нынешнего года «русский мир» как описание ценностной, но не административно-географической реальности использовала РПЦ, Патриарх Кирилл и Всемирный Русский Народный Собор (ВРНС) — международная общественная организация, возглавляемая Патриархом по должности, созданная как форум для «содействия духовному, культурному, социальному и экономическому возрождению России и русского народа». 

«Русский мир» стоял над границами. Визиты предстоятеля РПЦ в Кишинёв или Киев, столицы государств, где антироссийские настроения не являлись маргинальными, преподносились в масс-медиа именно как пастырские — «русский мир» как культурное, историческое, лингвистическое явление не придавал особого значения юридическому суверенитету государств. 

После эскалации конфликта на Донбассе противоположность восприятия концепта обострилась по обе стороны границы. В России о «русском мире» заговорили штатные спикеры власти, на Украине его стали воспринимать как теоретическое обоснование имперских претензий на возрождение былой территории огнём и мечом. Украинские публицисты начали задаваться вопросом: «есть ли границы у «русского мира?», отождествляя его и российские войска на территории страны (от «заблудившихся десантников» до тех, кого Игорь Стрелков называет «отпускниками»). Записные пропагандисты российских федеральных телеканалов начали вспоминать про «русский мир» едва ли не с то же частотой, что про «хунту», «укропов», «распятых детей» и т. д. Однако, значительного распространения в массах, несмотря на повышение частоты упоминания в 2014 году, «русский мир» не получил. 

3 декабря 2014 года ВЦИОМ опубликовал результаты всероссийского опроса (132 населённых пункта, 1600 человек, ошибка выборки — 3,5%), заголовок которого гласил: «В представлениях россиян «Русский мир» не ограничен территорией российского государства, а включает в себя всех русских людей вне зависимости от места жительства». До проведения исследования ничего не слышали о понятии «русский мир» 71% россиян. Среди оставшихся географически к «русскому миру» относили Донбасс — 75%, Приднестровье — 63%, столько же — русские общины в Германии, Великобритании, Франции, США, на процент меньше — русские общины в Израиле, Северный Казахстан — 56%, Абхазию — 55%, Южную Осетию — 52%, Сербию — 48%, Киев и Львов — 29%, Прибалтику — 25%. В случае двух последних топонимов народ либо заблуждается, либо оказался запутан пропагандой: в разы превосходящие частично признанные южно-кавказские республики по численности русского и, тем более, русскоязычного населения Украина и страны Балтии оказались вычеркнутыми из «русского мира» почти третью опрошенных. 

Определённости за рамками географии и суверенитета было меньше. Только 3% россиян относили к «русскому миру» всех русских. Ещё столько же — тех, кто воспитывался в русских традициях. И адекватные («националистическая партия», «люди православной веры»), и вполне экзотические («магазин», «журнал») ответы на вопрос: «что такое русский мир?» — давали не больше, чем 1% респондентов, что находится в пределах ошибки выборки (как, кстати, и ответы, набиравшие по 3%). Т. е., если доверять ВЦИОМовскому исследованию, можно сделать достаточно очевидный вывод: больше двух третей населения не слышали о концепте «русского мира» и почти никто не понимает, что он означает. 

За две недели до проведения опроса в пространстве аксиологического строительства России произошло важное событие, кажется, не получившее в масс-медиа должного освещения. 11 ноября 2014 года по итогам заседания XVIII ВРНС, посвящённого теме «Единство истории, единство народа, единство России», была принята Декларация русской идентичности. Замечательно написанный, относительно короткий и легко читающийся документ был призван конкретизировать ответ на вопрос «Кто является русским?» 

Критериев русской идентичности ВРНС насчитал пять: русский — это человек, считающий себя русским; не имеющий иных этнических предпочтений; говорящий и думающий на русском языке; признающий православное христианство основой национальной духовной культуры; ощущающий солидарность с судьбой русского народа. 

Комментаторы, конечно, сразу принялись применять данный набор критериев к эмпирической реальности, несмотря на то, что авторы Декларации в первых же строчках постарались обезопасить себя от критики: «Каждая нация — сложное динамичное явление.

Принадлежность к ней невозможно описать с помощью узкого набора критериев. Чем крупнее народ, чем более деятельную роль в истории он играет, тем шире его генетическое и социальное разнообразие». 

«Бывают ли русские атеисты?», «Что значит «думать по-русски»?», «Что делать, если я считаю себя русским, но постоянно говорю на английском?», «Атеистический Советский Союз сохранял русских в качестве основного народа?» С первым пунктом в иерархии критериев всё понятно — собственно самосознание в любой концепции нации в рамках этнополитологии является одним из важнейших критериев определения национальности — именно национальности, а не детерминируемой через кровь этничности. 

Второй объяснялся следующим образом: этнические предпочтения возникают, если у человека есть несколько этнических идентичностей и он колеблется между приматом какой-то определённой из них. Т. е. русским в этом смысле он будет, если отец-якут не «перевешивает» в его сознании русскую мать. Самым большим камнем преткновения стал четвёртый пункт — о взаимосвязи русской идентичности и православия. Естественно, ВРНС, являясь организацией не только существующей под эгидой РПЦ, но и формально возглавляемой её предстоятелем, не мог не закрепить своё видение этой наличествующей связи в столь важном программном документе. Но и раздражение критиков, видящих приоритетную (или говоря жёстче: монопольную) работу Церкви в направлении теоретизирования вопросов идентичности, можно понять. 

Авторы Декларации, наверняка предвидя обоснованные историей упрёки, пишут: «События ХХ века показали, что значительное число русских стало неверующими, не утратив при этом национального самосознания. И всё же утверждение о том, что каждый русский должен признавать православное христианство основой своей национальной культуры, является оправданным и справедливым. Отрицание этого факта, а тем более поиск иной религиозной основы национальной культуры, свидетельствуют об ослаблении русской идентичности, вплоть до полной её утраты». 

Как объясняет один из авторов Декларации, эксперт ВРНС Владимир Тимаков: «В отношении православия не обязательно оправлять обряды, чтобы быть русским. Не обязательно верить в Бога. Русским также может быть правоверный мусульманин. Единственное «условие» — признавать важнейшую ценность православия для истории и культуры России. Если человек отрицает этот достаточно очевидный факт, то в его душе существует внутренний протест против русской идентичности». Кроме того, эксперт подчёркивает эпитет «духовная» по отношению к роли православия в культуре. Как говорит Владимир Тимаков, «Декларация написана о русской идентичности, а не о членстве в русском народе. Идентичность может быть сильнее или слабее, определяться одним или несколькими факторами, это не прописка в паспорте: либо есть, либо нет. На её основе нельзя вообще делать выводы: этот человек русский или нет. Такой вывод каждый делает сам. Идентичность это только способ оценить силу связи индивидуума с русским народом, степень совпадения его личного национального самосознания с общенациональным. А то, что Декларацию так превратно толкуют,- в стиле «кого будут в русские записывать», — говорит лишь о неадекватном напряжении, которое вызывает русский вопрос в либеральном сообществе». 

Через неделю после публикации Декларации споры о критериях затихли. Серьёзная попытка теоретического определения «русскости», как выяснили социологи двумя неделями позднее, масштабного влияния на массы не оказала. «Русский мир» на Украине в негативном ключе знает гораздо больше людей, чем в России в позитивном — отдельно поблагодарить за это стоит российское федеральное телевидение. Ещё меньше у нас понимают, что это такое. Нейтральный прежде концепт за год оказался наполнен негативным политическим смыслом для тех людей за пределами России, кого он должен был объединять вне административных границ.