Русский Сион: зачем Владимиру Путину мессианская идея

Для оправдания своей украинской политики власти понадобились аргументы, основанные на мифах и символах

Решения Трулльского, VII века, собора – в жизнь! Сакрализация российской политики, начавшаяся с суда над Pussy Riot, где цитировались постановления церковных соборов раннего Средневековья, дошла до самых вершин власти. В послании Владимира Путина Федеральному cобранию 4 декабря была предложена принципиально новая концепция присоединения Крыма и даже шире – новое понимание природы власти и национальных интересов в России. Наш президент, которому в последнее время интерес к экономике заменила любовь к истории, на сей раз предпринял экскурс в область мистики: «Сама территория стратегически важна, потому что именно здесь находится духовный исток формирования многоликой, но монолитной русской нации и централизованного Российского государства <…> И именно на этой духовной почве наши предки впервые и навсегда осознали себя единым народом. И это дает нам все основания сказать, что для России Крым, древняя Корсунь, Херсонес, Севастополь имеют огромное цивилизационное и сакральное значение. Так же, как Храмовая гора в Иерусалиме для тех, кто исповедует ислам или иудаизм. Именно так мы и будем к этому относиться отныне и навсегда».

В этом заявлении смущает многое. Во-первых, лучший друг российских историков одним махом разрешил вековой диспут о достоверности «корсунского сказания»: как показал более ста лет назад в своей классической работе «Корсунская легенда о крещении Владимира» академик Шахматов, Владимир, скорее всего, крестился в Киеве на два года раньше корсунского похода, а легенда о крещении в Корсуни была выдумана в конце XI века греками, желавшими подчеркнуть свою роль в христианизации Руси.

Во-вторых, президент на глазах творит национальный миф и создает новое место памяти: крымский Херсонес. Как если бы, подобно иудеям, в изгнании повторявшим на Пасху заветные слова «на следующий год в Иерусалиме», русские тоже, тоскуя по Крыму как месту обретения веры и истины, холодными ночами шептали под новогодней елкой «на следующий год в Херсонесе». Корсунские руины – сомнительная точка сборки идентичности: до 4 декабря 2014 года о Херсонесе как о духовном истоке русской нации почти никто и не вспоминал.

И в-третьих, Путин одной фразой поднял ставки в битве за Крым, перевел противостояние с Украиной на принципиально новый, сакральный, уровень, где вопрос о цене уже не важен: обладание священным местом стоит любых жертв.

Хорошо известно, сколько крови пролито и, видимо, еще прольется вокруг Храмовой горы.

Обладание Иерусалимом – одна из самых больных тем всемирной истории, источник войн на протяжении тысяч лет: крестовых походов и арабских нашествий, нынешнего арабо-израильского конфликта и шире – всего противостояния Запада и исламского мира. Сравнить Херсонес с Иерусалимом – значит поставить вопрос о самом выживании русской нации как сакрального тела, заявить о готовности к войне. Как заметил израильский политолог Шимон Бирман, сравнив Крым с  этой многолетней конфликтной зоной, президент России «выстрелил себе в ногу»: он не укрепляет статус Крыма как навечно российского, а наоборот, ставит его в список спорных и взрывоопасных точек мировой политики. 

Куда дальше заведет Россию мессианский дискурс?

Во внешней политике страны очевидно задан южный, византийский вектор – видимо, как продолжение «греческого проекта» Екатерины II. Зачем останавливаться на Тавриде и Херсонесе, где, по одной из версий, принял крещение святой князь Владимир, если святая равноапостольная княгиня Ольга крестилась в самом Константинополе? Не возвратится ли Россия к извечной мечте славянофилов и патриотов, которую Екатерине внушал еще Вольтер, о которой так пламенно писали Константин Леонтьев и Николай Данилевский и которая сто лет назад втянула нас в Первую мировую, – к мечте о проливах и Константинополе, к «щиту на вратах Цареграда»? А там и до святых мест рукой подать, и до священного Грааля, и до мистической Шамбалы…

На деле все гораздо прозаичнее.

В речи Путина нет никакого мессианства.

Есть лишь отчаянное осознание того, что Россия проигрывает битву за Крым в мировом общественном мнении и битву за Украину на донецком и луганском фронтах. Прошло девять месяцев со дня аннексии Крыма, а мир и не собирается ее признавать и лишь ужесточает свою позицию, между тем как домашняя эйфория уже выдохлась. И после полугода войны в Донецке и Луганске «русская весна» сменилась  слякотной зимой: проект «Новороссия» практически закрыт, наткнувшись на неожиданное сопротивление Украины и на международную изоляцию России. В этой ситуации Путин хватается за любой аргумент, чтобы оправдать свою украинскую политику. Исторических доводов («незаконность» передачи Крыма Хрущевым) или биологических аргументов «от крови» («Крым полит русской кровью», «Донбасс – сердце России») уже явно не хватает, в ход пошло последнее оружие – священство, мистика, мессианство. Линия фронта перенесена в область сакрального, в ход пошли небесные силы, символы, мифы.

Совершенно с той же целью в Москве предпринимается другая масштабная историческая реконструкция – возведение на смотровой площадке Воробьевых гор памятника все тому же киевскому князю Владимиру. Проект приурочен  к тысячелетию со дня смерти Владимира 28 июля 2015 года – эта дата теперь отмечается в у нас как день Крещения Руси, а Архиерейский собор РПЦ предложил сделать ее новым государственным праздником. Проект памятника пока не утвержден, но можно предположить, что к следующему лету Москва украсится еще одной монументальной вертикалью, наряду с памятником Петру работы Церетели, которая будет визуально доминировать над городом, как Христос над Рио-де-Жанейро, и носить при этом святое для России имя Владимира.

Очевидно, что это важнейший символический жест, призванный отнять у Киева право первородства в крещении Руси.

Москва хочет затмить Киев с его Владимирской горкой и прекрасным памятником князю Владимиру работы Петра Клодта, предложив свою монументальную версию. По сути, здесь идет подмена топографии, замещение Киева – Москвой, Владимирской горки – Воробьевыми горами, Днепра – Москвой-рекой. Об этой символической политике открыто рассуждает Михаил Мягков, научный директор Российского Военно-исторического общества:

«Воробьевы горы, по-моему, — наилучшее место для будущего памятника. Высокий берег похож на берег Днепра, и его расположение будет напоминать о памятнике князю Владимиру в Киеве и подчеркивать его величие. Здесь есть и вода — символ крещения. По странному стечению обстоятельств на этой набережной находится Андреевский монастырь, поставленный в честь Андрея Стратилата. Имя Андрея символично. Потому как Андрей Первозванный пришел на Русь и говорил, что здесь будет Киев, большой город. По еще одному странному стечению обстоятельств недалеко от этих мест еще со Средних веков было село Киевец, связанное с Киевом и киевским князем».

Иными словами, настоящий, заветный Киев должен был быть в Москве, и именно тут должно было состояться крещение Руси! Как заметил Юрий Сапрыкин, «Владимир на краю спускающегося к реке склона должен как бы символически преобразить Воробьевы горы в новый Киев — более праведный и истинный, чем тот, где Майдан и улица Грушевского». Что еще останется сделать? Переименовать Воробьевы горы во Владимирские? Москву во Владимир? Построить на месте Лужников храм Софии, чтобы утереть нос Киеву и заодно уже и Константинополю?

Но что бы в Москве ни построили, это будет историческим блефом, как и провозглашение Херсона сакральным истоком России. Как едко напомнил в своем твите бывший премьер Швеции Карл Бильд, «крещение варяжского князя Вальдемара из Киева в древнем греческом городе Херсонес – слабый аргумент для претензий Москвы на Крым».  На словах борясь с фальсификацией истории, Россия сама производит легенды и мифы, подменяя рациональные аргументы мистикой и мессианством.