Почему россияне радуются жизни при стагнации экономики

«Графа Монте-Кристо из меня не вышло, попробую переквалифицироваться в управдомы», – сказал Остап Бендер после провала проекта обогащения под кодовым названием «Белые штаны». А еще раньше: «Нет никакого Рио-де-Жанейро. И Америки нет. И Европы нет. Ничего нет. И вообще последний город на земле – это Шепетовка, о которую разбиваются волны Атлантического океана. Заграница – это миф о загробной жизни». Заметим, что разочарование пришло к великому комбинатору задолго до злополучного перехода границы, а именно – на пике торжества, когда он получил то, к чему так стремился, – своего золотого тельца.

Что-то похожее произошло с российским обществом. Разочарование пришло тогда, когда Россия обогнала по размеру потребительского рынка все страны Европы, когда уровень жизни вырос, когда, наконец, свершилась многолетняя мечта о своей собственной Олимпиаде и уже маячил впереди чемпионат мира по футболу. Поэтому так же стоически, как литературный герой, общество восприняло расставание с ростом зарплат, накопительной пенсией, лососем, хамоном и Мэрилином Мэнсоном.

Поэтому 86% одобряющих деятельность Владимира Путина никого не должны удивлять. Россия до сих пор бьет рекорды по доле расходов на покупки в структуре доходов. Около 75% заработков отправляется прямиком «жадным» ритейлерам. То есть на образование, медицину, туризм и коммунальные услуги люди тратят лишь четверть доходов. И все время, пока доходы росли на 10–15% в год, жителям было некомфортно. Этот рост превращался в новые товары, но системно не влиял на качество жизни. Стремление к деньгам исключительно ради белых штанов ведет к разочарованию. И не зря последние пять лет все выдающиеся умы пытались придумать какую-то идеологию для того, чтобы наполнить жизнь обывателя смыслом, параллельно девальвируя экономические достижения.

И вот в августе, когда прогнозы по росту экономики пересмотрены практически до нулевых значений, ВЦИОМ рапортует о рекордных уровнях социального самочувствия. Исторических максимумов достигли значения индексов удовлетворенности жизнью, социального оптимизма, материального положения, оценки экономической ситуации в стране, не говоря уже об индексе политической обстановки. И все это на фоне значительного снижения потребительской активности.

На наших глазах формируется новый общественный договор. Его можно сформулировать так: «Будем жить бедно, но достойно». От человека теперь не будут ждать материального благополучия. И его самооценка тоже не будет зависеть от зарплаты. Эту идиллическую картину мы уже видели в рекламе пива «Арсенальное» в 2007 году. Теперь она стала мейнстримом.

Стоит ли всеобщее счастье «слезинки либерала»? Это вопрос для писателя. Нас сегодня интересует, как жить в этой новой реальности. Ведь новый общественный договор означает изменение в экономическом укладе. Какие экономические и личные стратегии наиболее эффективны в переходный период?

Я думаю, что жизнь в России постепенно будет становиться проще.

Например, если запретить импортное продовольствие, то будет гораздо проще управиться с меньшим ассортиментом. Если запретить IP-телефонию – можно сдуть пыль со старых дисковых телефонов. Да, конференц-колл не организуешь, но кому он нужен, если экономика все равно не растет и зарплаты не увеличиваются. Жить становится проще. Какие-то умники пишут программы? Обложим их десятипроцентным налогом. Все равно никому счастья они не приносят.

В это трудно поверить сейчас, когда кажется, что вот он – айфон и макбук на столе, и мир никогда не будет прежним. Однако, как кто-то метко подметил, советская котлета – это не что иное, как упрощенный гамбургер. Просто мясо, хлеб и лук там перемолоты в единую массу. Говорят, так кормят детей в детских домах – все три блюда в одной тарелке.

Даже советская геронтократия имеет вполне рациональное объяснение. При том уровне задач, которые решал руководящий аппарат, можно было спокойно руководить, «не приходя в сознание». Это крупной корпорацией после пятидесяти уже трудно, а крупнейшей империей – пожалуйста, хоть до восьмидесяти!

Поэтому для пятидесятилетних хорошая новость. Это поколение сможет спокойно сохранить свои главенствующие позиции еще лет двадцать. И соответственно, плохая новость для поколения миллениума. На Западе это поколение становится доминирующей экономической силой. В нашей реальности им долго придется оставаться на уровне «лаборантов». Тридцати-сорокалетних социальные лифты будут возить по горизонтали с одного проекта, который по каким-то причинам не реализовался, в другой.

И вот уже господин Первый Министр с обескураживающей прямотой говорит: «Если ты не хочешь проблем, не хочешь головной боли, то можно пойти заниматься государственной службой. Скорее всего, там будет такая тихая заводь, если человек не нарушает какие-то определенные правила». По его мнению, так «можно долго и хорошо посидеть» и «каких-то даже результатов достичь».

То, что происходит, лучше всего описывается словом «демодернизация». Иными словами, рациональной стратегией становится переквалификация в «управдомы» в широком понимании этого слова. При демодернизации сложные процессы либо упрощаются, либо заменяются ритуалами. Мы это уже видели в политике, теперь настала пора экономики.

В студенческие годы, которые пришлись на 80-е, меня всегда завораживали старые фотографии двадцатилетней давности. На них были новые лаборатории, учебные классы, даже студенты и преподаватели выглядели совсем иначе – разительный контраст с унылой реальностью, ее неработающими приборами и ободранными стенами.

Это очень заметно и в киноискусстве. Казалось, что «Девять дней одного года» (1963) и, например, «И это все о нем» (1978) сняты в разные эпохи – настолько разные люди и разные настроения показаны. Будто бы разные планеты, хотя между выходом двух картин прошло всего 15 лет. И это тоже была демодернизация.