Алексей Полубота: дойти до Киева и Львова

Ополченцы. Это слово ещё полгода назад казалось навсегда ушедшим в историю. И вот оно постоянно встречается в новостных лентах. Тысячи, миллионы людей сопереживают бойцам Новороссии или даже связывают с ними свои надежды на будущее более справедливое устройство мира.

Кто они, эти люди, решившиеся взять в руки оружие, ради своих убеждений?

Миномётная тачанка

На позиции ополченцев под станицей Луганской мы едем на «тачанке». Так назвали потрёпанную «Газель» с растрескавшимся от взрывной волны лобовым стеклом.

- Почему «тачанка»? – спрашиваю.

- Это – легендарная машина, - отвечает ополченец Алексей Ратибор. – Мы с неё три БТРа подрезали.

Подрезали – значит, уничтожили или вывели из строя. Сила ополченцев – в мобильности. Из тех городов и посёлков Луганской народной республики, которые заняла украинская армия, местные жители по телефону сообщают о передвижении колонн бронетехники правительственных войск. Миномётные расчёты срываются из Луганска, чтобы с наиболее выгодных позиций обстрелять противника. Нанеся удар, «тачанки» уносятся в безопасные места. А снаряды «укров» летят в кусты.

Впрочем, по мнению миномётчика Андрея Черноморского, дело далеко не только в мобильности.

- Когда начиналась война, никто из нас в руках миномётов не держал. Тем более – времён Великой Отечественной войны. А именно такой нам и достался поначалу. Для меткой стрельбы требуется знать специальные таблицы, где учитываются самые разные факторы вплоть до скорости ветра. Ничего этого тогда у нас не было. Нам давали направление и примерное расстояние, где находится враг. Вроде бы, стреляли наугад. Но мы изначально шли в бой за Святую Русь. Многие из ополченцев военной комендатуры станицы Луганской - люди православные. Перед ратными делами читаем молитвы. Перед тем, как выстрелить крестим каждую мину: «Господи, на всё воля твоя». Просим, чтобы не пострадали невинные солдатики, которых пригнали сюда нацисты. Чтобы мина нашла именно тех, кто виновен в этой бойне.

«СП»: - Человек неверующий может лишь ухмыльнуться…

- Да, но вот факты. Мы выстрелили в лес, где, по данным разведки, находился противник. Стреляли, лишь приблизительно представляя, где цель. А позднее узнали, что попали в трейлер – передвижной командный пункт с космической связью. Украинские СМИ потом трубили, что это работали крутые профессионалы из ГРУ.

Другой случай. Стреляли по блокпосту возле деревни Весёлая Тарасовка. Немного не рассчитали, попали в само село. Казалось бы, плохо, местные жители могли пострадать. А там как раз проезжал БТР украинской армии. И прямо в него угодила мина.

Теперь мы воюем уже более профессионально, выучили расчётные таблицы. Говорят, что скоро будут наш расчёт обучать стрельбе из «Града».

«Здесь плохих людей не бывает»

Такими словами встречают меня на передовой. Линия фронта на северо-востоке от Луганска – это ряд укреплений ополченцев вдоль Северского Донца. Проходят они в основном по дачным местам.

Кое-где с помощью экскаваторов вырыты глубокие траншеи и блиндажи. В лесопосадке замаскировано несколько БТР.

Через дачные сады и огороды осторожно пробираемся к «точке» - опорному пункту ополчения на самом переднем крае. Отсюда хорошо видно на 2-3 километра вперёд. Дальние холмы затянуты дымом.

- Наши «Грады» обработали сегодня позиции «укров», - рассказывает Алексей Ратибор. – Старушка там недалеко живёт, рассказывала нам, как оттуда целыми машинами, из которых торчат руки и ноги, вывозят трупы украинских военных.

Ополченцы много говорят о том, что своих солдат киевская власть использует как пушечное мясо. Чаще всего генералы даже не удосуживаются отдать приказ вырыть окопы. При этом официальный Киев безбожно занижает потери. По этому поводу мне даже рассказывают горький анекдот: «Попадают убитые «укры» на тот свет. Подходят к воротам рая, просят Апостола Павла: «Пусти, мол».

«Нет, не могу, - отвечает Апостол. - Не знаю, кто вы такие, читал сегодня «Твиттер» Авакова, - в украинской армии потерь нет».

- Жаль, что невинные гибнут, те, кого насильно пригнали, - печально усмехнувшись, говорю я.

- А мне тех, которые дают себя вести, как баранов на убой, не жаль, - резко отвечает ополченец Ярослав. – У кого голова есть, давно могли бы оружие против Киева повернуть или к нам перейти. У нас в отряде есть ополченец – двадцатилетний лейтенант украинской армии. Он сам из Луганска, в Днепропетровске его мобилизовали, а он при первой возможности ушёл к нам.

Война на всех откладывает свой отпечаток. Поэтому нередко от ополченцев можно слышать жёсткие, подчас жестокие слова.

- Бывает, вернёшься с позиций в Луганск. А там во дворе сидят «синяки», пиво сосут: «Ну что солдат, скоро мы бандеровцев от Луганска погоним»? В в эту минуту хочется шмальнуть из автомата им под ноги, - рассказывает ополченец Доцент, - тоже мне, мужики, ничего кроме бутылки в руках держать не умеют, что ли?!

- Как-то незаметно всё начиналось. Сначала с палками брали СБУ в Луганске, потом автоматы нам раздали. А теперь уже без войны трудно себе жизнь представить. Когда долго нет приказа идти на задание, мы тут томиться начинаем, бывает, друг на друга срываемся, - рассказывает молодой ополченец Ворон.

– Теперь после войны у меня два пути: либо в священники пойду, либо в наёмники.

Всё трясётся, а мы спим…

В наш разговор врывается противный, хорошо знакомый по Луганску визг. Грохочет где-то на вершине холма, в лесополосе. Начинается миномётный обстрел. Бьют сразу с двух сторон. Это называется – взяли в клещи. Мы сидим в глубокой, выше человеческого роста траншее, под защитой бетонной плиты сверху. Здесь есть, может быть, обманчивое ощущение безопасности. Наверно, дело ещё в спокойствии ополченцев.

- Бывает, «Градами» нас обрабатывают «укры», всё трясётся кругом, а мы спим в укрытиях, привыкли, - рассказывает Ярослав, когда обстрел стихает.

- Там, где нормально позиции оборудованы, потери у нас минимальные, - соглашается Ратибор, - даже на фронте у посёлка Металлист, где, можно сказать, наш луганский «Сталинград», после мощных обстрелов из тяжёлых орудий, как правило, один-два раненых.

Сам Ратибор несколько недель назад был ранен под Металлистом и получил в качестве компенсации 8 тысяч гривен от ЛНР. Единственные деньги, которые ему заплатили за вот уже три месяца войны.

Неудачная разведка

После обстрела я напрашиваюсь с небольшой группой разведки пройти до реки. Там на лодках не раз уже замечали нескольких человек. Скорей всего, обычные браконьеры, но надо проверить.

- Последние недели активных боевых действий здесь не ведётся, - рассказывает местный «старшина» Александр. – Несколько раз «укропы» высылали отряды разведки к разбитому мосту, проверяли, можно ли его починить. Мы их отгоняли стрельбой.

В какой-то момент я отстают от группы разведчиков, сворачиваю в какой-то переулок сфотографировать разбомбленную дачу. Вдруг прямо под ногами у меня раздаётся сильный писк, а затем – резкий хлопок.

Оказывается, я задел протянутую через дорогу проволоку, соединённую с сигнальной ракетой и таким образом «рассекретил» наш отряд.

- Алексей, здесь – передовая. Без сопровождающих нигде ходить нельзя. Вам ещё повезло, могли на настоящую мину нарваться, - выговаривает мне Ратибор.

Разведку решено перенести на завтра.

Победа, одна на всех

Ополченцы - люди очень разные и одновременно сплочённые. Простоватый парень по прозвищу Кубань, которому поручили противотанковое ружьё 1942 года выпуска, и вполне себе интеллектуал Норманн, православный ополченец Херсон, и язычник Алексей Ратибор.

У каждого своя история, после которой он сделал судьбоносный для себя выбор, став ополченцем.

Херсон, например, работал охранником в храме родного города, (благодаря которому и получил своё прозвище). Храм принадлежал Украинской православной церкви Московского патриархата. Его настоятелю члены «Правого сектора» не раз угрожали, требуя перейти под начало раскольничьего Киевского «патриархата». В конце концов, «правосеки» храм сожгли.

- У нас всего несколько десятков нацистов держат в страхе весь город. Милиция сдаёт им всех, кто не согласен с нынешней властью в Киеве. Хотя больше половины жителей сочувствуют восставшему Донбассу, открыто выражать поддержку никто не решается, - рассказывает Херсон.

Именно поджог храма стал детонатором, взорвавшим его терпение. Несмотря на отговоры родных, он вступил в ополчение и теперь мечтает, что удастся не только отстоять Луганск, но и освободить от нацистов родной город и всю Украину.

Я не раз слышал от ополченцев, что они не сложат оружие, пока не возьмут Киев и Львов. Причём это было не показное бахвальство перед столичным журналистом. Эти люди уверены в правоте своего дела и не собираются сдаваться.

- Когда украинские каратели жгут хлеба, когда я слышу рассказы, о том, как они стреляют по окнам, откуда мирные жители вывесили белые простыни, как это было 1 августа в Дебальцево, у меня возникают чёткие исторические ассоциации, - рассказывает Ярослав. – Что я скажу сыну, если допущу, что в мой Луганск придут нацисты и будут указывать нам, как жить?

Так думают многие в Луганске. И чем больше людей гибнет под обстрелами, тем больше число тех, кто готов мстить карателям за погибших родных. Мне рассказали случай, когда человек зашёл на блокпост, где стояла так называемая нацгвардия, и взорвал себя вместе с карателями.

Горькое возвращение

Вечером 3 августа молодые ополченцы везут меня из Молодогвардейска на пограничный пункт Изварино. Тут и там вдоль дороги чернеют остовы автомобилей, дымится сожжённая снарядами трава.

В этот день Молодогвардейск впервые серьёзно обстреляли.

- Иногда кажется, что всё это не из нашей жизни, - говорит 25 летний парень Сергей. – Кто бы мне год назад сказал, что придётся взяться за оружие… Но другого выхода нет. На нашу землю пришли, убивают людей, и ещё учат нас жить.

Я думаю о том, что вот всего через несколько часов буду в России, где не надо падать на асфальт, услышав свист мины, где можно спокойно ходить по улицам, заходить в кафе.

А тем временем вот эти простые ребята, такие же русские, как и я, будут оставаться здесь, каждую минуту рискуя своими молодыми жизнями. И поэтому радости от того, что скоро окажусь в безопасности, у меня нет.