Борьба за экологию превратилась в религию

Интервью с основателем Гринпис Патриком Муром.

Thilo Spahl (TS): Вы основали Гринпис 40 лет назад, сейчас вы боретесь с Гринпис. Что изменилось за эти годы?

Patrick Moore (PM): Многое пошло не так за эти годы. Суммируя можно сказать: когда Гринпис стартовал, его деятельность была для людей, а не только для окружающей среды. «Грин» стоял за окружающую среду, а «пис» за устранение угрозы глобальной ядерной войны и разрушения человеческой цивилизации. С годами Гринпис стал организацией, которая относится к людям, как врагам нашей планеты. Это совершенно другой подход, я его не поддерживаю.

Человеческие существа — это часть окружающей среды. Мы уникальны с нашими большими мозгами и нашими технологиями в живом мире. Мы несём великую ответственность и за друг друга и за окружающую среду. Мы действительно имеем собственный интерес: если мы разрушим окружающую среду, мы не сможем больше её использовать. Но у нас также есть и любовь к природе, и она стоит выше наших нужд.

Я имел счастье родиться в северном Ванкувере среди девственных лесов. Моя большая любовь к природе привела меня к изучению экологии в конце 1960-х. В 1971 я присоединился к движению «Комитет Не отмахивайся», чтобы протестовать против ядерных испытаний США на Аляске.

Я практически вырос в лодке, я уже был подготовлен к тем ранним акциям, которые мы делали маленькой группой. Первые две кампании были против ядерных испытаний, и основной фокус был против войны. В начале мы назвали нашу лодку Гринпис. В 1972 году мы распространили названию лодки на организацию.

Первоначально было две фракции в Гринпис: пацифисты и эко-хиппи. Когда мы запустили кампанию «Спаси китов», пацифисты спросили: это вообще о чём? Кампаниями типа спасения китов или против истребления детёнышей тюленей, мы сместили фокус с людей и сконцентрировались целиком на задачах, связанных с окружающей средой.

Возможно это было решающей поворотной точкой Гринпис в сторону исключительно экологической ориентации. И это было бы хорошо, если бы акции были рациональными и конструктивными.

В 1970-х Гринпис стремительно рос беспорядочным образом. Везде открывались относительно автономные офисы, потому что название организации не было должны образом защищено. Для того, чтобы не потерять контроль полностью, мы организовали Гринпис Интернешинэл в 1979 и я стал одним из его директоров и единственным с научной подготовкой.

Штабквартира переехала из Ванкувера в Амстердам, потому что большинство финансов давала Европа. К тому времени нас поддерживало большинство публики: ядерное разоружение, спасение китов, прекращение сбрасывания токсических отходов — к середине 1980-х — это были уже бесспорные истины. Гринпис стал респектабельным, влиятельным и богатым.

TS: Что означает перестройка действия?

PM: Как только большинство приняло все разумные требования, Гринпис стал более экстремальным. Это вылилось в игнорировании голоса науки и логики в пользу анти-толерантных кампаний. Стали требовать полного запрета ядерной энергетики и генной инженерии.

К тому времени кончилась Холодная война и пацифистская составляющая в нашей борьбе потеряла смысл. В этой борьбе была большая доля левой — антиамериканской. Однако, я был в стороне от политики, поскольку я больше занимался научной частью сохранения окружающей среды, а она не может быть политически левой или правой.

TS: Хотя вы и покинули Гринпис и стали горячим критиком организации, вы всё равно считаете себя защитником окружающей среды. В чем заключается на ваш взгляд правильный подход к её сохранении?

PM: Мне кажется правильным подходом концепция «устойчивого развития», концепция, полностью отвергнутая Гринпис. Это очень практическая вещь, представляющая из себя комбинацию из экономических, социальных и экологических задач.

TS: Какие на ваш взгляд наибольшие проблемы в практике защиты окружающей среды?

PM: Если меня бы спросили какая самая большая проблема у защитников природы, я бы ответил — бедность. Бедные люди не имеют возможности очищать сточные воды, очищать воздух, сажать деревья взамен срубленных на топливо и так далее. Бедность это проблема и людей и природы. Победив её выиграют и природа и человек.

TS: Почему вы ушли из Гринпис?

PM: Когда я понял, что гуманистическая философия исчезла из Гринпис, я понял, что мне пора уходить. Я хотел развиваться в сторону согласия, а не конфронтации. Я ушел после запуска кампании по запрету хлорина в 1986 году, потому что было ясно, что людям нужен хлорин. Он широко используется в здравоохранении и мы не можем его запретить. Подобная кампания — это безумная идея.

TS: Если Гринпис такая экстремистская, почему она так популярна?

PM: Потому что движение в защиту окружающей среды стало религией. Или, точнее, гибридом религиозной и политической идеологии. Люди хотят спасти планету, Гринпис говорит, что подходит для этой цели. Подобные заявления могут дать большую популярность. Вот пример: разработка полезных ископаемых. Гринпис против этого. Не против каких-то конкретных, а вообще. Они это называют идеализмом, но реально — это полностью придуманный мир без сотовых телефонов, велосипедов, зданий, транспорта и т.д..

Важные аспекты этой религии — страх и чувство вины. Сначала вас пугают глобальной проблемой в которую вовлечены все, например глобальное потепление — вы же используете топливо? Вам говорят, глобальное потепление — это конец света, вы напуганы, вы чувствуете вину, вы платите деньги Церкви Гринпис.