Монолог в виде разговора со страной

12-я прямая линия президента РФ с народом страны оставила двоякое впечатление. С одной стороны, налицо очевидная экспортная направленность большей части слов, сказанных Путиным. С другой – этот «разговор» (более похожий на монолог), на мой взгляд, позволил окончательно определить те круги и социальные слои общества, на которые президент опирается и чьим мнением реально дорожит.

В течение практически всего четырехчасового марафона (за исключением нескольких вопросов, речь о которых пойдет ниже) не покидало впечатление, что президент оправдывается – то ли перед Западом, то ли перед российскими либералами, то ли перед кем-то еще, но не перед широкими народными массами, уже успевшими почувствовать гнилое дыхание надвигающегося кризиса и горький вкус плодов деятельности правительственных единомышленников-непрофессионалов.

И еще не покидало ощущение, что в тех случаях, когда задаются конкретные вопросы, Путин начинает говорить о чем-то своем (иногда только ему понятном), к концу ответа напрочь забывая, что именно интересовало спрашивающего.

Можно было не сомневаться, что большая часть «разговора» будет посвящена событиям, происходящим вокруг Крыма и Украины. Так и произошло. Первую половину (ровно два часа) другие темы практически не поднимались, а если и поднимались, то тут же скатывались к крымско-украинским проблемам. И потом президент и те, с кем он общался, неоднократно к этим проблемам возвращались.

Ассоциативный ряд напрашивался, но прямых ассоциаций так и не возникло. В 1945 году Иосиф Виссарионович Сталин поблагодарил русский народ за победу в Великой Отечественной войне. В 2014 году Владимир Владимирович Путин русский народ за победу в деле воссоединения с Крымом благодарить не стал. Вместо этого он сам принимал благодарности.

Попутно отмечу, что не обошлось без традиционных (становящихся уже ритуальными) и почти никогда и ничем не обоснованных выпадов в адрес советской власти. Такое впечатление, что президент (как и премьер) в каждом крупном публичном мероприятии считают своей обязанностью пнуть советское прошлое – вроде бы как отчитываются перед кем-то. На этом фоне забавно выглядела президентская похвала в адрес Белой армии («они никогда не допускали даже мысли о возможном разделе между Украиной и Россией») – интересно, как, например, Деникин мог бы по-иному относиться к территории тогдашней Украины, если через нее (и при прямой помощи украинских властей) Белое движение на юге России снабжалось западными деньгами, оружием, амуницией и т.д.?

Несмотря на то, что отношениям с Украиной было посвящено почти три четверти всего времени прямой линии, лично я так и не понял, какую позицию на данный момент занимают российские власти – они за федерализацию, за раздел, или за всяческое способствование возрождению самостоятельного унитарного государства? По некоторым, вскользь произнесенным, словам можно было бы предположить, что Россия не против отделения Новороссии, но увещевания о необходимости конституционной реформы на Украине этот тезис полностью опровергали.

Нельзя не признать, что воссоединение с Крымом и последовавший за ним всплеск широкой народной поддержки российского народа в регионах ЮВУ стали громкой исторической победой России и лично В.В. Путина. Но… Действия, предпринятые кремлевской администрацией позже – хотя бы за последние 10 дней, не могут не вызвать недоумения.

Первый и главный вопрос: зачем ехать нам в Женеву, если киевское правительство сам президент считает нелегитимным, если на участии представителей ЮВУ настоять не удалось (а соглашения 21 февраля подписывались по инициативе и при непосредственном участии Майдана), если позиция прочих переговорщиков была известна изначально? В тот момент, когда данный материал сдавался в печать, детали достигнутых договоренностей еще известны не были. Однако с высокой степенью вероятности можно предположить, что Запад и Киев всем силами и средствами будут добиваться выполнения выгодных им условий и игнорировать те пункты договора, которые хотя бы минимально учитывают интересы мятежных регионов.

Второй вопрос, ответ на который не был получен (да и вопрос, по существу, не был задан), зачем Путин звонил Обаме? По совокупности претензий, предъявляемых руководством нашей страны к администрации США, можно сделать вывод, что Запад и Центр Украины сегодня можно считать территориями, аннексированными коалицией западных стран (и управляемых через марионеточное правительство). Что в таких условиях можно обсуждать? Это как если бы В.И. Ленин в апреле 1918 года позвонил кайзеру Вильгельму, чтобы обсудить проблему махновского движения. За истекшие сто лет в отношениях между странами мало что изменилось, и народы стран вправе рассчитывать на то, чтобы действия правителей выглядели целесообразно (или на то, чтобы эта целесообразность им как-нибудь разъяснялась).

И третий вопрос – отношения с ПАСЕ (и прочими европейскими коллективными образованиями). Вопрос президенту был задан прямо (причем почему-то представителем предпринимательского сообщества). А вот ожидаемого ответа (в стиле «крутого чекиста» и государственника) мы не услышали – так, что-то про нежелание заниматься самоизоляцией. Но если называть вещи своими именами, нам в этом «кружке по интересам» в лицо плюнули. А мы, вместо того чтобы в порядке адекватного ответа размазать по наглым европейским физиономиям вазу с искусственными фруктами и навсегда забыть туда дорогу, покорно вышли в коридор, размазываем слезы и вслух рассуждаем, сколько времени будем обижаться – восемь месяцев или шести хватит?!

***

Выше уже отмечалось особое отношение Путина к либералам. По моим подсчетам, представителям либеральной оппозиции в течение всей прямой линии слово предоставлялось не менее четырех раз (для сравнения: представителям оппозиции коммунистической – ни разу, притом что в Госдуме – чуть ли не 100 депутатов от КПРФ и ни одного от официально зарегистрированных правых партий). Причем предоставлялось именно слово – возможность долго и широко высказаться. Вопрос, задаваемый в конце выступления, обычно был неинтересным и необязательным, что предоставляло Путину возможность также рассуждать на отвлеченные темы. А общение с этой категорией присутствующих в зале более напоминало обмен любезностями, нежели идеологическое противостояние.

Особенно запомнилось выступление сестры олигарха Прохорова – создалось стойкое впечатление, что она как бы оправдывается перед президентом (за всю либеральную тусовку) за позицию по крымским событиям, за коллективные письма и организованные митинги. И убеждала официальную власть в патриотичности либералов. Путин тоже в долгу не остался – признал право на существование «иной точки зрения» и… зачем-то провел параллель между большевиками периода Первой мировой войны и нынешними правыми силами (для справки, если кто не помнит: это большевики в конечном счете собрали империю, разваленную либералами, так что уместнее была бы другая параллель).

Почему так произошло? Почему вместо жестких и суровых мер (аналогичных хотя бы тем, которые регулярно применяются к фигурантам 282-й статьи УК РФ) официальная власть стала искать пути компромисса с явно противостоящей ей (и по данному вопросу – подавляющему большинству народа) немногочисленной политической силой? Может быть, потому, что Путин сотоварищи считает их единственными проводниками западных ценностей, так сказать, островками цивилизации? И что же остается в этом случае от кремлевского патриотизма?

***

Разумеется, общение президента с народом не могло обойтись и без сладких воспоминаний о недавнем сочинском триумфе. Только разговор почти сразу свернул в совершенно неожиданную сторону. Путин вдруг начал пространно рассуждать о дороговизне сочинских апартаментов, о том, что «люди с небольшими доходами» не могут претендовать на комфорт в новых гостиницах и таким людям лучше отдыхать в Крыму. И вот тут я почувствовал полную свою дремучесть. Не хватило мне четверти века капиталистических отношений и оголтелой антисоветской пропаганды, чтобы уяснить, что дифференциация отношения к людям в зависимости от их имущественного положения – это нормально. А наш президент, похоже, с этой проблемой успешно справился.

Из продолжительного спича о судьбах постолимпийского Сочи напрашивалось как минимум два вывода. Во-первых, здесь создан заповедник для олигархов и прочих весьма обеспеченных представителей российского истеблишмента (включая тех, кто всю эту роскошь за бюджетные деньги отстраивал), а чужих будут отпугивать высокими ценами. Во-вторых, власть не планирует доводить инфраструктуру крымских курортов до сочинского уровня – иначе и там все будет слишком дорого. Как говорится, куда податься бедному россиянину?

Вопросов, которые могли бы быть интересными практически для каждой российской семьи, оказалось обидно мало (по моим подсчетам, не более восьми). Формально они без ответа не остались. Проблема в том, что ответы почти никакого отношения к вопросам не имели. И одновременно всё четче и рельефнее проявляли сферу интересов высшей государственной власти и лично президента.

Наиболее показательным, на мой взгляд, является вопрос, поступивший по смс: «Почему цена на зерно падает, а на хлеб растет?»

Президент успокоил, что цены на хлеб за 1-й квартал выросли всего на 1,3%, а общая инфляция – на 2,8% (а на лук и капусту – так и вообще на 25–50%), что «в цене хлеба стоимость зерна – это всего 30%, все остальное – это энергетика, транспорт и другие составляющие, в том числе это связано с импортом» (может быть, я чего-то не знаю, но как хлебопекарное производство связано с импортом?). О том, почему цены на зерно пошли вниз, президент благоразумно отмолчался.

Делаем выводы. Первый: рост цен на хлеб обусловлен ростом цен на энергоносители и транспорт. Это для власти нормально – права монополистов на повышение цен и тарифов неприкасаемы. Второй – за все должен расплачиваться конечный потребитель (покупающий хлеб по повышенным ценам) и крестьянин (вынужденный продавать зерно по пониженным ценам). Выводы очевидны, но неужели они президенту кажутся нормальными?

Из этой же сферы вопрос о том, почему россиянам за неуплату газ отключают, а Украине нет?

В ответе на первую часть вопроса Путин ограничился глубокомысленным замечанием: «Платежная дисциплина должна быть неотъемлемой чертой нашей экономической деятельности» (надо понимать, и дальше отрезать будут).

А затем долго-долго рассказывал о финансовых отношениях между Россией и Украиной. Между прочим, поведал и о том, что мы, оказывается, заплатили за Севастопольскую базу не просто авансом, а авансом за 2018–2021 годы. Сумма астрономическая – 11,5 млрд американских рублей. Шансов истребовать ее или каким-то образом взаимозачесть, надо понимать, никаких. Вот тут бы и дать поручение найти умельцев, провернувших столь блестящую финансовую операцию, да по карману их, по карману, да на Колыму… А президент об этом говорил так, что казалось, он этими платежами хвастается. Ну и апофеозом здесь стала многозначительная фраза «Мы готовы еще потерпеть…» (это про расчеты с Украиной на газ). Так ведь об этом же и спрашивали: почему с нелегитимными киевскими структурами (ископаемо русофобскими) российский Газпром договаривается и «готов терпеть», а своему народу (активно поддержавшему действующего президента в противостоянии с этими нелегитимными структурами) газ отрезают вообще без разговоров? Вы на какой вопрос отвечали, г-н президент?

Разговор про растущие тарифы ЖКХ мог бы вызвать умиление – настолько непосредственно президент показал свою неосведомленность в теме, если бы ситуация в этой сфере не была близка к катастрофической. Как уже было сказано выше, Путин достаточно четко определил свою позицию в отношении права естественных монополий на постоянное повышение тарифов и цен. А в экономике у нас – то ли рецессия, то ли уже кризис, зарплаты не растут, а кое-где и снижаются. Разнонаправленность тенденций очевидна, результат предсказуем. А Путин сослался на произвол управляющих компаний. Но, позвольте, не вы ли совокупно с администрацией, правительством и партией «Единая Россия» продавили ныне действующий Жилищный кодекс, положения которого предоставляют неограниченные возможности создания пастбищ для разнообразных посредников, а санкций за сверхнормативный нагул так и не предусмотрели. Ну что, опять напоминать анекдот про сантехника и систему, которую нужно менять? Кстати, Путин на этот вопрос удовлетворительного ответа так и не дал – отделался общими фразами, пообещал разобраться с конкретным случаем и еще вроде бы показал, что тема эта ему крайне неинтересна.

Вопрос о состоянии дел с оплатой труда медицинских работников, похоже, ввел президента в некоторое замешательство. Он даже попытался на бумажке посчитать, сколько процентов составляет 23 от 37 (получилось менее 80), потом понял, что это полторы ставки и делить надо не на 23, а 15, и тогда цифры получаются вовсе уж неприличные… И пообещал разобраться. С данным конкретным случаем. По сообщениям СМИ, проверка в эту питерскую поликлинику нагрянула уже к вечеру. Ну и что? Подобными мерами можно временно исправить положение в одном отдельно взятом лечебном учреждении, а на остальных просторах нашей необъятной Родины все останется, как и было. Вкупе с ответом на вопрос о судьбе ФАПов и вообще медицинского обеспечения отдаленных и сельских районов можно констатировать: дальнейших изменений в этой отрасли в ближайшей перспективе не будет.

***

Я ждал, что вопросов про майские указы будет больше – все-таки всем уже очевиден провал всех программ и «дорожных карт» (столь любимых председателем правительства). Но если не считать двух упомянутых вопросов, речь о тех обещаниях практически не заходила. Возможно, вопросы были тщательно отфильтрованы, возможно, те, кто их мог задать, просто руки опустили, а, может быть, организаторы шоу проявили предусмотрительность и предосторожность. Ибо единственная категория, на которую можно было бы свалить провал, были губернаторы и региональные власти. Но тогда сами собой могли возникнуть дополнительные неудобные вопросы типа таких: как можно давать обещания, за выполнение которых отвечают другие, или какого же президента мы выбрали, если назначенные им же губернаторы два года его открыто игнорируют и подставляют?

Вместо этого Путин губернаторов похвалил. Так и сказал «губернаторский корпус Российской Федерации – это очень здоровый, очень мощный отряд людей, которые полны ответственности за свои регионы. И очень многие из них добиваются хороших результатов». Не знаю, у кого как, а у меня на этом месте полный когнитивный диссонанс.

Вопрос дальневосточника про транспортный налог и дорогу (точнее, ее отсутствие) можно было бы не вспоминать – уж очень гнетущее впечатление оставила путинская на него реакция (президент пошутил, что-то вроде: зачем машина, если нет дороги, сам весело своей шутке посмеялся, и аудитория верноподданически подгоготнула), если бы в этой реакции не проявилось снова то самое, «сочинское», правило современной жизни: если ты смог урвать и устроиться, то для тебя будут доступны все блага – от льготного налогообложения до шикарных домов, дорог и автомобилей, если же не смог (независимо от причин и виновников) – живи, как живешь. В данном конкретном случае Путин даже не пообещал дорогу построить – всего-навсего, обсудить проблему с губернатором.

Если говорить об общем впечатлении, то у меня оно таково. Путин явно или неявно дал понять, что в условиях надвигающегося экономического и политического кризиса, сокращения доступа ко всем видам ресурсов приоритетными для него будут интересы крупного бизнеса, естественных монополий, экспортноориентированных структур, так сказать, «адмиралов рынка», решение проблем с иностранными партнерами и коллегами. Остальному населению страны предлагается решать собственные проблемы собственными же силами. И еще: исправно платить налоги и обязательные платежи – для более успешного разрешения приоритетных проблем.

И еще один, пусть не очень очевидный, вывод. Если завтра какой-нибудь фонд объявит, что по итогам прямой линии рейтинг нынешнего президента вырос еще на несколько пунктов, я буду точно знать, в каких стратах эти самые опросы проводятся…