Блюдо антиамериканизма в меню постсоветской идеологии

Несколько лет назад я случайно познакомился с переводчицей из американского консульства. Произошло это не на фуршете, не на светском рауте, а в очереди за бутербродами в одной из затрапезных кафешек Екатеринбурга. За мной стояла женщина лет сорока пяти, небольшого роста, склонная к полноте, перебрасывавшаяся английскими репликами со своим спутником. Я помог им разобраться со спецификой постсоветского меню, и мы познакомились. С самого начала меня поразило то, что и по одежде, и по манере держаться она абсолютно не совпадала с моим понятием об американках: дешевая куртка, очки в тяжелой оправе, какой-то небрежный начес на голове... Более всего она напоминала русскую интеллигентку-шестидесятницу, какую-нибудь провинциальную библиотекаршу или учительницу — тот же “идеалистический” блеск в глазах, патриархальная доброжелательность и простота. Я не преминул сказать ей об этом. Она усмехнулась и ответила: “Вы, русские, думаете, что американская культура состоит из одних только шварценеггеров и кока-колы”. Я не растерялся и заметил, что сами американцы стараются убедить нас в этом...

Но русские этому верят. Общественное сознание современной России отождествляет всю американскую культуру с массовой культурой потребительского общества, с кичем как господствующей эстетической нормой последнего. Это отождествление приводит, среди всего прочего, к тому, что попытки защитить культурную идентичность России приобретают черты антиамериканизма. Дескать, если во времена Великих географических открытий на обнаруженные европейцами земли вначале приходил священник со словом о милосердии Христовом, а только уже потом туда прибывали вооруженные до зубов конквистадоры, устанавливающие свои порядки, то теперь в колонизируемые экономикой Запада страны вначале является поп- или порно-звезда... И по мере усиления экспансии арт-коммерции антиамериканизм превращается в одну из устойчивых тенденций современной российской культуры — антинорму, форму критики потребительского вкуса и образа жизни.

Этот антиамериканизм — как защитная реакция национальной культуры — зарождается в конце 80-х — начале и середине 90-х годов в творчестве музыкантов, поэтов и писателей, представляющих культурные течения, объединенные принципиальной установкой на оппозицию к культуре официальной, “цивильной” и продолжающие традиции рок-андеграунда советской эпохи1 . Александр Непомнящий в то время спел: “Убей янки и всех, кто любит янки”, тут же добавив, правда, что “Джим Моррисон родом с Москвы, и Джим Хендрикс родом с Москвы”... И всем стало ясно, что этот антиамериканизм направлен вовсе не против Америки как таковой, и уж тем более не против американской культуры, а против американского империализма и родного, отечественного компрадорства — вестернизированного русского мещанства: “все равно на вас найдется пуля, на тех, кто любит Вавилон”... Социально-критический запал позволил многим рок-музыкантам разглядеть подлинного врага и отмежеваться от узколобой, черносотенной ксенофобии.

В 2000 году к власти в России приходит новая правительственная администрация. Ее задачей становится преодоление кризиса, к которому привел прошлый либеральный курс, основанный на выполнении западных рецептов. Новый президент пытается укрепить вертикаль власти, преодолеть региональный сепаратизм, расправиться со слишком самостоятельными олигархами, подчинить себе средства массовой информации... Для нового курса требуется новая идеология.

Ею становится умеренный национализм на православной подкладке. И антиамериканизм из идеи маргинальных и полумаргинальных слоев превращается в элемент официальной идеологии государства, пытающегося возродить былую имперскую державность. И теперь уже Америку ругает не только волосатый герой андеграунда с гитарой и в потертых джинсах, но и респектабельный телеведущий. Антиамериканизм входит в моду, становится общим местом интеллектуального пижонства и массового сознания, рассыпаясь на множество мифов.

Один из них, ставший чрезвычайно распространенным во время последней балканской войны, гласит о ничтожности культуры Соединенных Штатов Америки. В России — стране с богатой историей и великим культурным прошлым — в условиях резкого упадка образовательного уровня рядового населения, переживающего свою материальную нищету как национальное унижение, этот миф приобретает силу народного предрассудка. Причина его привлекательности в том, что он компенсирует утрату великой в прошлом державой реальной значимости в мировом историческом процессе. На почве национального унижения произрастает комплекс национальной неполноценности, который, в свою очередь, кормит националистическую идеологию, выражением которой и становится антиамериканизм как элемент государственной идеологии.

Все эти эволюции могут вызвать только одну историческую ассоциацию — с тем, что происходило в начале ХХ века в жизни двух великих наций Европы — итальянцев и немцев после первой мировой войны. Тогда тоже естественная забота о национальной идентичности стала эксплуатироваться в политических целях власть имущими и вскоре выродилась в обыкновенную ксенофобию. В обоих случаях мы имеем дело с тенденциями, порождающими одно и то же дитя — идеологию фашизма...

Итак, в процессе развития постсоветской государственности антиамериканизм изменяет свою природу, становясь средством идеологической манипуляции. Политиками российское общество ставится в тотальную оппозицию к Америке. Но для простых граждан России на деле это означает необходимость совершать выбор не между интересами двух обществ — российского и американского, а между интересами двух империализмов — американского и российского. Для гражданского общества России это — ложный выбор, совершаемый на чужом поле и по чужим правилам, диктуемым интересами правящих слоев. Для него американский империализм не более страшен, чем империализм отечественный. Ему и, соответственно, живой русской культуре противостоят тоталитаризм как таковой, империализм как таковой, кич как таковой, серость как таковая, вне их государственной принадлежности и идеологической окраски. Кич и бездарность не менее космополитичны, чем подлинное творчество, только они, в отличие от последнего, всегда стремятся прикрыть свою содержательную нищету “заботой о национальных интересах”...

Одним словом, противостоят друг другу не Пушкин и Уитмен, не Айвз и Шостакович, не Рэй Бредбери и братья Стругацкие... Даже не “На-на” и Бон Джови. Все они существуют в едином поле общемирового культурного процесса. А противостоят друг другу политики — ну и пусть себе!.. Только имеет ли смысл играть в их игры тому, для кого интерес познания и творчества выше сиюминутной государственной конъюнктуры? Русская культура слишком долго пребывала в изоляции, заплатив за это страшную цену современного застоя и вторичности, чтобы еще раз пойти на самообман. 

Эта мысль чрезвычайно проста, но всегда актуальна. “Американский” номер “Урала” уже самим своим выходом в послеельцинскую эпоху напоминает о ней.