Почему уже не важно, к какой цивилизации принадлежит Россия

Мир на наших глазах качественно меняется. У границ России, к западу и к востоку, формируются могущественные общности. Запад намерен восстановить свое преимущество и способность навязывать другим правила игры за счет создания огромной зоны свободной торговли, которая охватила бы Северную Америку и большую часть Европы. Восток в ответ будет вынужден делать нечто подобное. Ведь мишень западного «союза» — Китай, который в свою очередь станет укреплять позиции в Азиатско-Тихоокеанском регионе, а возможно, и на более широком пространстве бывшего «третьего мира». Для России это будет новое пространство, на котором привычные для нас модели поведения едва ли работают. 

Любимое занятие отечественных интеллектуалов — споры о том, к какой цивилизации принадлежит Россия. Относится она к Европе, Азии или представляет собой нечто уникальное и особенное. Спор о самоидентификации неизменно вызывает интерес, а иногда и порождает любопытные выводы о российской самобытности. Но в остальном такие рассуждения сегодня глубоко непродуктивны, поскольку фактически становятся оправданием бездействия.

Между тем никакого выбора Россия делать не должна. Альтернативы — присоединиться к тому или другому возникающему объединению — на деле не существует. Прежде всего потому что оба гипотетических варианта подразумевают присоединение на правах подчиненного. А Россия к этому сейчас психологически не готова и едва ли будет готова в сколько-нибудь обозримом будущем.

Россия вообще никогда не делала геополитического выбора в чью-то пользу, оставаясь самостоятельным игроком. Зато здесь всегда любили размышлять о выборе цивилизационном. Сегодня такой возможности не представляется.

Глобализация не сделала мир культурно единообразным и «плоским», как некоторые ожидали лет 15 назад. Различия не просто остаются, но и усугубляются, поскольку культурная принадлежность важна для самоощущения.

Однако в плане политики и экономики правила, напротив, выглядят все более универсальными — не в том смысле, что одни на всех, единственно правильные, а в том, что наборы инструментов, прежде присущие разным сообществам (условно говоря, Востоку и Западу), теперь становятся общими, из них каждый берет по необходимости то, что нужно в данный момент.

К примеру, оппозиция «демократия — авторитаризм», которую еще недавно считали принципиально важной для обозначения различий между «Западом» и «не-Западом», размывается. Крайности не функциональны — настоящие тиранические режимы разваливаются, а классическое народовластие все чаще порождает популистский крен и неспособность принимать нужные решения. Успех в политике зависит от верного соотношения легитимности, обретаемой через демократические процедуры, и эффективности, которая требует способности проводить четкую линию. Перспектива — сочетание в правильной пропорции демократических и авторитарных элементов, того, что традиционно принято ассоциировать соответственно с Европой и Азией. 

В экономике экстремальные подходы отпадают сами собой: необузданная стихия рынка сегодня выглядит столь же неаппетитно, как некогда плановое хозяйство. Поиск золотой середины идет мучительно, но неуклонно. 

Противопоставление индивидуализма и коллективизма как различных культурных матриц Запада и Востока также теряет смысл: образ жизни XXI века не может их полностью нивелировать, но заметно адаптирует к своим нуждам. 

У России больше нет возможности прятаться за свою ментальную раздвоенность.

В новых условиях, учитывая бессмысленность рефлексии по поводу своей уникальности, с одной стороны, и невозможность влиться в одну из имеющихся общностей — с другой, единственный разумный «третий путь» — это действительно стать звеном, их соединяющим. А для этого нужна не изоляция под заклинания о врагах и особости, а открытость в обе стороны в сочетании с очень изворотливой политикой. Иного, как любили говорить в перестройку, не дано.