"Пражская осень": мифы и реальность

«35 лет (теперь уже 45 – С.Е.) назад, в конце августа 1968 года, войска СССР и его союзников по Варшавскому договору вошли на территорию Чехословакии. Знаменитая «Пражская весна», захватившая и календарное лето, сменилась «осенью»... Эти события, как стало ясно позже, при распаде «восточного блока», оказались для нас не менее, а, может быть, даже более важны, чем для Чехословакии. За минувшие десятилетия они обросли многочисленными мифами, приведшими к тому, что руководство СССР при Горбачеве безоговорочно признало историческую вину советской стороны «за грубое попрание норм международного права».

Вот миф первый, самый распространенный.

Считается, что военное вмешательство СССР покончило с демократическим руководством ЧССР во главе с Дубчеком. Но советские войска вошли в Чехословакию 21 августа 1968 года, а первый секретарь ЦК КПЧ Дубчек ушел в отставку в апреле 1969-го, председатель Национального собрания Смрковский — в январе 1969-го, глава правительства Черник — в январе 1970-го, а президент Свобода вообще оставался до 1975 года, хотя весной 1968-го поддерживал Дубчека. А радикальный реформатор Б. Шимон возглавил делегацию КПЧ на праздновании 51-й годовщины Октября в Москве 7 ноября 1968 года, целовался с Брежневым... Более того, именно упомянутые товарищи дали 26 августа добро на «временное», «до нормализации», размещение советских войск в ЧССР.

Миф второй. Советский Союз остановил экономические реформы в ЧССР.

Он их не только не останавливал, а предоставил Чехословакии полную свободу в их проведении по «кадаровскому» (венгерскому) варианту при условии юридического признания советского военного вмешательства и прекращения антисоветской пропаганды. Это отмечено в совместном заяв­лении от 26 августа 1968 года на встрече в Кремле руководства КПСС и КПЧ. Чехи приняли условия советской стороны, но реформы проводить не стали. Почему — это надо спросить у них самих.

Миф третий. Торжество демократии в январе 1968 года, когда Дубчека выбрали первым секретарем ЦК КПЧ.

Дубчека никогда никто бы не выбрал, если бы не холодные отношения между Брежневым и тогдашним чешским партийным лидером Антонином Новотным. Они не заладились сразу после 14 октября 1964 года, когда был смещен Хрущев и Брежнев сообщил об этом по телефону всем руководителям стран Варшавского договора. Вот что сказал Новотный (запись самого Брежнева): «Немножко для меня сразу неожиданно, не думал так. У нас будет шум. Говорю вам откровенно. Это так неожиданно. Так я думал, что Вы будете руководить по партии, а т. Хрущев предс. Сов. Министров. Но затем поздравил меня и т. Косыгина. Сказал — ну что же, люди приходят и уходят, а идеи остаются...». В общем, сказал, как плюнул. Брежнев этого не забыл. Эта холодность между ним и Новотным не осталась не замеченной карьеристами из ЦК КПЧ — Гендрихом, Коуцким, Кригелем, Цисаржем, Пеликаном, Шиком, Смрковским и другими. Они понимали, что если советский руководитель не расположен к их начальнику, то долго ему на высоком посту не протянуть. Но кто придет ему на смену? Человек, равный по авторитету Новотному, в Чехословакии был один. Но это был вовсе не Дубчек, а опальный Густав Гусак, который еще в 1944 году руководил Словацким национальным восстанием, а после войны возглавлял правительство Словакии, хотя коммунисты там проиграли выборы. Гусак, с одной стороны, недолюбливал чехов, а с другой — являлся автором идеи вхождения Словакии в СССР (без Чехии). Он имел множество врагов среди евреев в руководстве КПЧ (начиная с генерального секретаря Сланского), так как считал их «неблагонадежными», — наверное, потому, что большинство евреев-коммунистов в 1939—1945 годы находились в эмиграции на Западе. В 1951 году Рудольфа Сланского и его соратников арестовали (между прочим, среди них были будущие сподвижники Дубчека — председатель Национального собрания Смрковский и министр внутренних дел Павел). Эта история получила широкую известность, но весьма одностороннюю, как вообще всё в «чехословацких делах». Госбезопасность ЧСНР действовала в духе Берии: «выбивала» не только «космополитов», но и «патриотов». В 1951 г. взяли и Гусака по доносу партийного руководителя Словакии Широкого, приговорили к пожизненному заключению. На свободу он вышел только в 1963 году. По свидетельству деятеля «Пражской весны», секретаря ЦК КПЧ З. Млынаржа, Гусак «был сам по себе личностью, превосходившей своими способностями большинство тогдашних коммунистических лидеров». Но именно поэтому его боялись как огня и «консерваторы», и «прогрессисты» в руководстве КПЧ. Первые его просто «зажимали», а последним пришла в голову мысль, что, пока Гусак не встал крепко на ноги и не занял место Новотного, следует посадить на это место своего человека. Но кого, они долго не могли договориться. Помощник Брежнева Александров-Агентов записал смешную сцену: «... когда секретарю Президиума ЦК КПЧ Гендриху Брежнев прямо задал вопрос, кто, по его мнению, мог бы с успехом и достаточно авторитетно заменить Новотного на его постах (секретарском и президентском), Гендрих, не моргнув глазом, немедленно ответил: «Я». Когда он вышел, Брежнев только покачал головой и сплюнул».

На этих переговорах в конце декабря 1967 года, которые продолжались 18 часов без перерыва, Брежневу больше других претендентов (Гусака, впрочем, среди них не было) понравился первый секретарь компартии Словакии Александр Дубчек, или попросту Саша, как он его называл. «Наш Саша». Саша был сравнительно молод, во время войны жил у нас в Казахстане, учился в Москве и, кроме того, растрогал Брежнева, когда в откровенной беседе пустил слезу и сказал, что его, давнего друга СССР, самодур Новотный не взял с собой в Москву на празднование 50-летия Октября. Брежневу подобные переживания были близки и понятны со времен Хрущева. Вот что он, например, написал в тезисах своей речи на памятном заседании Президиума ЦК 13 октября 1964 года, когда снимали Никиту Сергеевича (сохранено А. Александровым-Агентовым): «Как вы отзываетесь о товарищах о Секретариате? Вы ведь не знаете работу секретариата он ведет большую работу. А вы говорите что мы как кобели сцим на тумбу» (сохранены особенности орфографии и пунктуации оригинала).

По официальной версии, Брежнев сам предоставил чехам решать, кому ими руководить («Это ваше дело»), а по неофициальной, если верить тому же Млынаржу, дал понять, что не против кандидатуры Дубчека: «Наш Саша все же хороший товарищ». Вскоре, в январе 1968 года, Дубчека выбрали первым секретарем.

Миф четвертый. «Социализм с человеческим лицом».

Никакого «нового дыхания» социализм при Дубчеке по сравнению с социализмом Новотного не получил. Была лишь либерализация прессы, отмена запретов в искусстве, как и в СССР при Горбачеве. Короче, «гласность». Вожди КПЧ красовались на публике, боролись за рейтинги, как и нынешние политики, но «сближаться с народом» не торопились. Об отмене привилегий партноменклатуры не шло даже речи. Удивительно, но и «неформальная» чехословацкая пресса не писала об этом, в отличие от «демократической» при Горбачеве! А все потому, что газетчикам за это сразу могли свернуть головы, невзирая ни на какую «весну». Было за что! Привилегии, которыми обладало тогдашнее руководство КПЧ, по-моему, даже превосходили советские (хотя, естественно, не мне их сравнивать). Секретарю ЦК, например, полагались отдельные особняки в городе и за городом. Мог он жить и в спецдоме, принадлежащем ЦК. Квартплата была символической, а за закуски, напитки, сигареты, подававшиеся у него в кабинете, вовсе ничего платить было не нужно. Огромная зарплата, в сущности, складывалась в чулок. «На сбережения, накопленные за полгода с секретарской зарплаты, я смог относительно безбедно прожить три года...» — пишет Млынарж. Он получал 14000 крон, из которых 6000 не облагались никаким налогом. Секретари, которые были одновременно членами Политбюро, получали еще больше. Жалованье самого Дубчека, «нашего Ленина» (как писала о нем чехословацкая пресса), составляло 25000 крон. А средняя зарплата в ЧССР была 1400 крон. «...То был демократизм рациональный, в какой-то мере даже аристократический, а потому сентиментальный и уж совсем не бескорыстный», — пишет З. Млынарж.

Показательна история, случившаяся с автором красивого лозунга «социализм с человеческим лицом», неким Радованом Рихтой, членом ЦК КПЧ при Дубчеке. В начале 70-х годов довелось ему подвозить на своей машине незнакомую девушку. По пути они обогнали колонну советских военных грузовиков с солдатами. Девушка вдруг плюнула в них через окно. Рихта затормозил и приказал девушке выйти. Ему бы сделать это подальше, ведь оплеванная колонна их уже нагоняла... Ничего, конечно, наши солдаты девушке не сделали бы, скорее всего, даже не остановились бы, но каково «человеческое лицо» Рихты! Видимо, чешские коммунисты-демократы были не так уж сентиментальны, как пишет Млынарж. Отсюда и:

Миф пятый. Дубчековское руководство не держалось за свои посты и уходило в отставку с гордо поднятой головой, не в силах мириться с советской оккупацией.

Никто из них добровольно не подал в отставку. Между тем, если бы они сделали это сразу после ввода войск, то создали бы для СССР большую проблему. Представьте, если бы оплотом сопротивления стала местная компартия! А дело к тому, между прочим, шло. 22 августа 1968 года в пражском рабочем районе Высочаны, в огромной столовой завода ЧКД, под охраной вооруженных рабочих из отрядов Народной милиции, начал свою работу XIV чрезвычайный съезд КПЧ. В основном на нем присутствовали представители столичных парторганизаций. Этот съезд, собравшийся столь оперативно, сделал практически невозможным создание подконтрольного Москве Революционного рабоче-крестьянского правительства (вроде венгерского в 1956 году). На съезде был избран новый Президиум ЦК, в котором зарезервировали места для уже переправленных в СССР старых руководителей. Обязанности первого секретаря ЦК возложили на некого Венека Шилгана, профессора Высшей экономической школы. Новый Президиум ЦК был «дубчековским» по своей окраске, но в него, однако, вошли и такие люди, как Густав Гусак. Высочанский съезд обратился за помощью к международному коммунистическому движению, потребовал вывести иностранные войска с терри­тории ЧССР и возвратить в Прагу руководителей страны. Правда, предложение о денонсации ЧССР Варшавского договора и провозглашении нейтралитета не было поддержано большинством съезда. Но это, конечно, являлось слабым утешением для Москвы, потому что получалось: от чего уехали, к тому и приехали. Что было делать в этой ситуации советской стороне? Разгонять высочанский президиум ЦК, неминуемо вступая при этом в вооруженный конфликт с рабочей милицией? Но на этом пути можно было больше потерять, чем обрести.

Конкретно — потерять компартию Чехословакии. Пришлось бы с нуля создавать новую, которая не пользовалась бы никаким авторитетом в обществе.

Второй путь — договориться со старыми руководителями КПЧ и ЧССР, заставить их принять советские условия. Если Дубчек и прочие вернутся в Прагу в прежнем качестве, то высочанскому президиуму ничего не останется, как им подчиниться. Москва выбрала второй путь. У Дубчека и его соратников появилась хорошая возможность маневрировать, добиваться от советской стороны уступок в условиях, когда в Праге действует параллельный ЦК. Но они почему-то этого не сделали. Согласно подписанному в Кремле 26 августа 1968 года протоколу, советские войска должны были находиться в ЧССР «временно», до наступления «нормализации» (срок не оговаривался), а вопрос об оккупации страны чешская сторона снимала с повестки дня Совета Безопасности ООН. В качестве уступки советской стороной было заявлено о поддержке политической линии январского и майского пленумов ЦК КПЧ. Но это на самом деле мало что значило, потому что главный партийный документ «Пражской весны» — «Программа действий КПЧ» — был принят на апрельском пленуме, а о нем в совместном протоколе не было ни слова. Чешская делегация настаивала еще на одной уступке: чтобы Советский Союз отказался от создания новых руководящих органов в ЧССР (имелось в виду т. н. Революционное рабоче-крестьянское правительство главе с Биляком и Индрой). Советская сторона моментально заявила в ответ, что в таком случае и XIV Высочанский съезд следует признать недействительным. Чехам было крыть нечем, и они согласились. Это вроде бы выглядело обоюдным компромиссом, а на самом деле Брежнев и компания блестяще блефовали: высочанский президиум ЦК реально существовал, а вот никакого Рабоче-крестьянского правительства ЧССР еще не было! Но делегация КПЧ об этом не знала... Учитесь, как надо вести переговоры, господа со Смоленской площади!

Дубчек, Черник, Смрковский, Шимон и другие не просто просчитались — они, по существу, предали тех, кто их спас как политиков, собравшись в Высочанах. Если бы не было чрезвычайного съезда, то, возможно, действительно возникло бы Революционное рабоче-крестьянское правительство с революционным же трибуналом, как в Венгрии в 1956-м. И этот трибунал, как и в Венгрии, мог бы кое-кого расстрелять... Но не только страх за свои жизни руководил Дубчеком и прочими. Они боялись и спасителей своих — делегатов съезда в Высочанах. А вдруг Москва признает руководство В. Шилгана и поведет переговоры исключительно с ним? Делегация КПЧ вернулась в Прагу и аннулировала решения чрезвычайного съезда. Тогда-то, 31 августа 1968 года, приказали долго жить «Пражская весна» и «социализм с человеческим лицом». В дубчековский президиум из высочанского президиума было включено всего 7 человек. «Высочанские» были пощедрей: зарезервировали 15 мест для отсутствующих...

Миф шестой. Советский Союз, войдя в Чехословакию, поставил мир на грань ядерной войны, а мировое сообщество решительно осудило действия СССР и его союзников.

На самом деле введению войск в ЧССР предшествовали консультации с основным нашим соперником — США. Вот что сообщил об этом на переговорах 26 августа Л. И. Брежнев (в записи З. Млынаржа): «Итоги Второй мировой войны для нас незыблемы, и мы будем стоять на их страже, даже если нам будет угрожать новый конфликт». Он совершенно недвусмысленно заявил, что военное вторжение в Чехословакию было бы предпринято ценой любого риска. Но затем добавил: «Впрочем, в настоящее время опасности такого конфликта нет. Я спрашивал президента Джонсона, признает ли и сегодня американское правительство в полном объеме соглашения, подписанные в Ялте и Потсдаме. И 18 августа я получил ответ: в отношении Чехословакии и Румынии — целиком и полностью, обсуждения требует лишь вопрос о Югославии». Все остальное было лишь эмоциями и сотрясением воздуха. Те, кто ссылается на «нормы международного права», которые СССР якобы нарушил в августе 1968 года, «забывают» сказать, когда эти нормы были приняты. Может быть, с точки зрения Хельсинкского акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года Советский Союз кое-что и нарушил, но в 1968-м действовали другие нормы: Ялтинского и Потсдамских соглашений 1945 года. А по этим соглашениям, страны «восточного блока», с одной стороны, и Западная Германия и Италия, с другой, обладали, по сути, ограниченным суверенитетом, так как входили в сферы влияния союзников по антигитлеровской коалиции. Об этом и шла речь в переписке Брежнева и Джонсона.

Миф седьмой. Советский Союз повел себя как слон в посудной лавке, применив силу там, где нужны были осторожность и терпение.

Советский Союз, напротив, терпел необычайно долго. Это объяснялось тем, что Брежнев после теплой встречи с Дубчеком в январе 1968 года поверил ему и защищал перед другими членами Политбюро. Когда же его надежды не оправдались, стало ясно, что Дубчек — это его личная ошибка, причем из разряда серьезных. А признавать свои ошибки Брежнев не любил. Поэтому с марта по август велись долгие, тяжелые переговоры с участием руководителей других союзных компартий. В конце июля отношения так обострились, что потребовалась «фронтальная» встреча двух Политбюро прямо на границе, в маленьком клубе на чехословацкой станции Чиерна-над-Тисой. Чехи на этой встрече вели себя вызывающе. Особенно отличался некто  Ф. Кригель, совершенно не скрывавший своих антисоветских убеждений. Когда же П. Шелест запальчиво объявил, что этот «галицийский еврей» для него не партнер, делегация КПЧ демонстративно покинула зал и больше в него уже не возвращалась. Брежневу пришлось, забыв про гордость, идти через границу к Дубчеку в его вагон. После трудного разговора договорились о новой встрече — в Братиславе, с представителями других союзных компартий. Я видел чешскую хронику об этой встрече. Брежнев со своим Политбюро появился в зале раньше Дубчека, что довольно странно, учитывая, что они — гости. Делать Брежневу было нечего, он курил (сигареты «Новость»), беседовал о чем-то с Косыгиным, пялился на корреспондентов. Наконец вошла делегация КПЧ. Чехи даже и не подумали поздороваться с гостями: спокойно расселись с непроницаемыми лицами.

На заседании приняли документ общего характера с обязательными в таких случаях заверениями в нерушимости социалистического лагеря. Негласно делегация КПСС договорилась с чехами «прекратить полемику». Но, как писал А. Александров-Агентов, «в тот же самый вечер, когда окончилась работа «шестерки», на одной из центральных площадей Братиславы был организован грандиозный митинг «в защиту Дубчека». Выступая с балкона перед десятками тысяч людей, Смрковский произнес истерическую речь, подогревая настроение масс против СССР и его союзников, и для пущего эффекта разорвал на себе рубашку при свете мощных прожекторов». 17 августа Брежнев написал письмо Дубчеку, в котором доказывал, что антисоветская, антисоциалистическая пропаганда в ЧССР не прекращается и что это противоречит договоренностям, достигнутым в Чиерне и Братиславе. Дубчек на это письмо не ответил. А 18-го Брежнев получил уже известное нам письмо от Джонсона. В ночь с 20 на 21 августа страны Варшавского договора ввели в Чехословакию войска.

Закономерен вопрос: а что же во всей этой истории — не мифы, а реальность? Это, по-моему, показал дальнейший ход истории стран соцлагеря. Если бы в августе 1968 года СССР и его союзники не ввели войска в Чехословакию, случилось бы то же самое, что случилось в ЧССР после «бархатной революции» 1989 года. В конечном счете Прага вступила бы в НАТО. «Социализм с человеческим лицом» везде — в Польше, Венгрии, Румынии, ГДР, Болгарии, Литве, Латвии, Эстонии — заканчивался одним и тем же. Только едва ли можно сказать, что у НАТО, куда они так рвутся или уже вступили, «человеческое лицо». А ведь именно об угрозе разрушения европейской и мировой системы безопасности руководители КПСС настойчиво предупреждали руководителей КПЧ с марта по август 1968 года. Кто здесь прав, а кто виноват? У великой державы — своя правда, у маленькой страны — своя. И вместе им, видимо, трудно сойтись».           

Андрей Воронцов. "Пражская осень": мифы и реальность", Наш современник №8 – 2003 г. (www.nash-sovremennik.ru).

Я вот думаю, стоило ли так торопиться Cоветскому Союзу после капитуляции Германии бросать силы на разгром немецкой группировки в Чехословакии, учитывая трудовой вклад чехословацкого народа и промышленности в дело вооружения вермахта? Может стоило предоставить чехам возможность самим разгромить немцев? Полагаю, что число будущих антисоветских горлопанов 1968 года значительно бы подсократилось еще в 1945 году. Думаю также, что советские войска могли бы оставаться в Чехословакии после 1945 года долго-долго. По-крайней мере, как в ГДР, учитывая и то, что часть Чехословакии Словакия воевала на стороне 3-го Рейха в войне против СССР, и то, что именно Чехословацкий корпус в 1918 году развязал полномасштабную гражданскую войну в России. Однако, Советский Союз не пошел на это. Там даже не было советской группировки войск после войны. И, как всегда, получил в ответ черную неблагодарность.

Конечно же, события в Чехословакии в 1968 году это антисоциалистическая, антисоветская контрреволюция, которая вела к разрушению послевоенного устройства в Европе, стоившему Советскому Союзу миллионов жизней советских людей. Мог ли СССР не среагировать на это, предав тем самым своих погибших солдат? И от чехословацкого оружия в вермахте, и при освобождении Чехословакии? Нет, нет и еще раз нет! Интересы государства по защите своей безопасности, а значит и жизни своих граждан, превыше всего. В случае победы антисоветских и антисоциалистических сил в Чехословакии, а дело шло к тому, реальностью становились натовские танки на границе Советского Союза. Да, Советский Союз, вводя войска, защищал свои интересы, что очень не нравится либералам и демократам, всегда мечтавшим о поражении Советского Союза. Сперва от нацистской Германии, потом от США и НАТО. К сожалению, решив проблему безопасности СССР силовым путем на время, руководство страны не сделало нужных выводов и не приняло настоящих мер по разгрому пятой колонны у себя в стране, что и аукнулось через 20 лет точно по такому же сценарию, как в Чехословакии в 1968 году. Но вводить войска уже было некому да и неоткуда. И великой страны не стало...

Я, тогда капитан, старший инженер ракетного дивизиона, хорошо помню август 1968 года. И хотя мне не пришлось участвовать во вводе войск в Чехословакию, но события августа 1968 года коснулись и нас, ракетчиков РВСН. РВСН были переведены в повышенную боевую готовность с пристыковкой боевых ГЧ к ракетам с наземными стартами. И должен сказать, что ракетчики РВСН свой долг по защите нашей Родины - Союза Советских Социалистическиз Республик выполнили бы, если возникла такая необходимость, без рефлексий и размазывания соплей.