"В Академии наук нужно спасать только ученых"

Объявленная реформа Академии наук продолжает вызывать дискуссии. Многие российские ученые, входящие в список самых цитируемых исследователей, выступили с критикой этой реформы. Не менее интересна и точка зрения тех, кто поддерживает эту реформу. Об этом мы продолжаем беседу с доктором биологических наук, профессором Ратгерского университета (США), зав. лабораторий в Институте молекулярной генетики и Институте биологии гена РАН, руководителем проекта по мегагранту в Санкт-Петербургском государственном политехническом университете Константином Севериновым. Часть 2.

Часть 1. "В РАН заниматься наукой плохо и неудобно"

Если появились политическая воля сделать реформу, зачем проводить ее как спецоперацию? Разве реформа не должна иметь поддержку хотя бы ядра людей, на которых она направлена?

Да, поддержка реформы, безусловно, очень важна для успешного его проведения и министерство должно предпринимать все усилия для того, чтобы обеспечить эту поддержку (пока что делается очень мало и это плохо). Но что касается поддержки со стороны «реформируемых», то здесь есть проблема. В моем представлении члены Академии наук являются вполне себе отражением нашего научного сообщества. Если мы посмотрим на членов Академии наук, то увидим около 20% людей с выдающимися заслугами в прошлом или какими-то реальными заслугами сейчас, остальные - таких заслуг не имеют. Но и академическое научное сообщество точно такое же.

В этой ситуации демократическая процедура работать не будет, ведь большинство сотрудников не заинтересованы в изменениях (за исключением маловероятного сценария поголовного увеличения зарплаты), им комфортно в том, что есть.

Мы не говорим про большинство, мы говорим про эффективных ученых.

Определите, пожалуйста, эффективных ученых.

Корпус экспертов, например.

Они эксперты в науке. Корпус экспертов был создан для оценки проектов по физике, по молекулярной биологии и т.д.

Почему с ними не обсудить эту реформу?

Потому что они эксперты не в реформе науки, они эксперты в своей узкой области. Если речь идет о транскрипции ДНК, я всегда пожалуйста. У меня сейчас лежат проекты на экспертизу из научных фондов трех европейских стран, из США и из Кореи и я способен профессионально и качественно их оценить. А как можно оценить проект реформы науки? Никто из «эффективных» ученых не сможет компетентно этого сделать. Любому нормальному ученому хочется как можно больше средств и преференций для проведения своей работы. И это естественно, потому что именно в своей тематике он или она заинтересованы больше всего. Но это вовсе не означает, что этот интерес совпадает с более общим взглядом на способ организации научных исследований в стране.

Вам все равно, какой законопроект?

Во-первых, я не верю, что есть какой-то злой умысел закрыть и уничтожить науку в нашей стране. Я не верю, что в случае реализации реформы Академии работающим ученым станет гораздо хуже даже в краткосрочной перспективе. Меня скорее волнует, что в долгосрочной перспективе всё останется, как есть. Различные «соглашательные» телодвижения академиков дают основания думать, что всё спустят на тормозах, и опять будет тишь да гладь.

А что вы думаете о версии, что это все затеяно Михаилом Ковальчуком, который разозлился на Академию наук? При том, что Ковальчук пока не смог сформировать эффективный научный центр из Курчатовского института, который пересоздавался как структура, параллельная Академии наук...

Михаил Гельфанд увидел торчащие из законопроекта «уши и яйца Ковальчука»... Я не настолько близко знаком с МВК, но мне кажется маловероятным, что Ковальчук единолично взял да и решил развалить Академию, к членству в которой он так долго стремился. Проблема Ковальчука (вернее, проблема российского научного сообщества, а, впрочем, и российский больших начальников с Ковальчуком) в том, что он врет, как дышит.

Вот, например, из его выступления перед В. Путиным (Ред. на Совете по науке и образованию, 30 апреля 2013 г.): «Я провёл простой опыт.

Я главный редактор академического журнала, хорошего, который издаётся 50 с лишним лет на английском языке и одновременно на русском. Я предпринял некие административные действия. Могу вам сказать, у меня за короткий срок импакт-фактор журнала вырос - и портфель раздулся, очередь стала на публикации». В действительности, в этом правда только то, что Ковальчук является главным редактором «Кристаллографии» (и время издания журнала - «Полит.ру»), а все остальные слова из этого пассажа ­- выдумки.

Поэтому, когда Голодец приводит пример Курчатовского института как места, куда толпами стремятся иностранцы, то эту ноздревщину она, конечно, не сама придумала, это ей Ковальчук или кто-то из его присных рассказал и, следовательно, можно это рассматривать, как одно из замеченных Гельфандом яиц.

Я не компетентен судить о том, что происходит в Курчатнике по основным направлениям деятельности этого института. С недавно возникшим там биомедицинским направлением ситуация следующая. Этого направления в Курчатнике не было вообще с тех пор, как в начале 1960-х от них отделился Институт молекулярной генетики. Ковальчук под соусом своего НБИК (нано-био-инфо-когно центра) натаскал туда кучу всяких дорогих железяк и построил новые хорошие здания. Никто другой создать в наше время что-то подобное в российской науке не смог бы.

Конечно, многое, из того, что там делается (типа генома русского человека), способно вызвать улыбку и/или раздражение. С другой стороны, Ковальчук не вечен, а построенные здания, да и многие закупленные приборы имеют долгий жизненный цикл, и почти неизбежно рано или поздно появятся приличные ученые, которые смогут использовать их по назначению: для проведения интересных исследований.

Это, по-моему, похоже на историю с академиком Ю.А. Овчинниковым, который раскрутил руководство СССР на программу разработки биологического оружия в 1970-х годах. Деятельность, вообще говоря, нарушавшая все международные конвенции и подпадавшая под различные трибуналы. После ряда несчастных случаев, международных скандалов и развала СССР, программа была свернута, заводы и хранилища уничтожены. Одним из немногих результатов (хотя, скорее всего, и непредвиденным) является прекрасное здание Института биоорганической химии в Москве, где до сих пор работают крупные ученые, а еще бОльшее количество ученых разбрелось по всему миру, многие очень успешны. Причем в ИБХ до сих пор есть работающее оборудование, закупленное в рамках овчинниковской программы. Мне кажется, что-то подобное произойдет и с НБИК.

Ливанов и Голодец сказали, что главная проблема Академии наук, что они неэффективно управляют своей собственностью. Ливанов на пресс-конференции: «Вы поймите, мы должны как можно быстрее начать эффективно управлять академической собственностью».

На мой взгляд, основная проблема Академии в том, что она не является лидером по борьбе за улучшение условий научной деятельности в стране. А по поводу собственности - ну да, это важно. Институт биологии гена, где я работаю, находится на золотой академической миле около Ленинского проспекта. Наш институт очень небольшой, бОльшую часть квартала между улицами Бардина и Ляпунова занимает Институт металлургии РАН. У них большое здание с колоннами, вечерами оно подсвечивается снаружи (внутри окна не горят), очень красиво. Там большой парк за железной оградой, но туда не пускают, т.е., это пространство горожанам - мамам с детьми, например, недоступно. Парк очень пустынный и темный. В одном его конце стоят четыре флагштока с флагами Ауди. На территории института, с отдельными входами, располагаются дилершип Ауди, хороший и большой зоомагазин «Бетховен», шиномонтаж.

В отличие от самого института, в этих бизнесах кипит жизнь, они открыты до 11 вечера и там все время народ. Заходим на сайт института (http://www.imet.ac.ru/). Первое, что бросается в глаза в разделе объявлений - извещения об аренде.