Владимир Березин: острое слово

Есть хорошее русское выражение – «сквернословие». И очень хочется, чтобы борьба со сквернословием не превратилась в рубку вновь отрастающих голов дракона. Примеры есть. Этим пытался заниматься даже Лев Толстой.

Узнав о том, что в Сети могут запретить ругаться матом, многие люди обеспокоились. Да как же мы <...>, да это ж <...>, да куда ж <...> теперь?! Я, правда, не стал бы торопиться – очень много идей улучшения общества рассыпаются по дороге к их практическому воплощению. Это – во-первых. Во-вторых, тут дела обстоят несколько иначе, чем даже с атакой на табакокурение.

«Иногда кажется, что отточия, которые попадались в старых советских книжках, честнее всех этих искусственных слов»

С табакокурением у нас вообще ничего особенного не произошло, кроме некоторой неловкости и ожиданий перемен через год.Но произнесение магических слов не то что у нас, но вообще во всём мире, вещь распространённая. Не то, чтобы уж я так ратовал за то, что нам такое слово «работать и жить помогает» (хоть и не без этого), но бороться с таким словом трудно.

Это как с порнографией – сначала нужно определить, что есть порнография. А тут – определить список слов и их производных. Этот список довести до сведения населения. Потому что вот слово «Пипец» произносить можно, и в широком прокате даже шёл фильм с таким названием. Да что там, одна очаровательная девушка, которая с экрана много раз произносила это слово, превратившееся в её прозвище, стала депутатом Государственной думы. Но все понимают, что слово «Пипец» – производное от другого, похожего.

И этих производных слов наплодилось в последнее время чрезвычайно много – например, удивительно глупое слово «мля». Удивительно же глупое, какое-то мягкое и противное, как забытый в кастрюле пельмень. Не надо, конечно, думать, что таких слов-заменителей до сего дня не было. Было, ещё как было.

Но именно в момент острой борьбы с острым словом начитается такое народное словотворчество, что только святых выноси. Такая борьба за мир, что камня на камне не останется. Иногда кажется, что отточия, которые попадались в старых советских книжках, честнее всех этих искусственных слов. Да, в общем, так оно и есть.

Дело в том, что запрет на обсценную лексику похож на рубку голов Змея-Горыныча.

Срубили ему что-то, отросло два новых. И эти слова плодятся со скоростью, опережающей взмахи меча.

Кстати, вот слово «обсценный» – его обычно употребляют, когда хотят поучёнее описать русский мат.

Скажет человек «обсценная лексика» – и видно, что он книги читал, к разговору готовился, работал над произношением. Но это совсем не равные понятия, не говоря уж о том, что не всякий трезвый русский человек верно его произносит. А говорит он «обсцентный», а пишет иногда «абсцентный», почти «абсентный» (что интереснее). Меж тем, «обсценный» – слово, происходящее от латинского «obscenus» – непристойный. И имеется в виду вообще непристойная лексика, а не те короткие русско-татарские слова, которые все знают, да и говорят в различных обстоятельствах.

Есть, правда, хорошее русское выражение – «сквернословие». И вот очень хочется, чтобы борьба со сквернословием не превратилась в рубку вновь отрастающих голов дракона.Примеры-то тому есть, и разительные. Этим пытался заниматься даже граф Лев Николаевич Толстой, который, как известно, в молодости не на печке лежал, а был артиллеристом, по отставке – поручиком. Не на продовольственной базе подъедался, как сказал бы про него капитан Жеглов.

Так вот о нём есть история, которую записал Алексей Николаевич Крылов. Это, разумеется, не поэт Крылов, а академик, математик и гениальный кораблестроитель. При этом он был внуком офицера, отличившегося при Бородино, а отец Алексея Николаевича был как раз артиллерист. Так вот, отец Крылова был назначен во вторую легкую батарею 13 артиллерийской бригады, на то место, что освободил от себя Лев Толстой.

Артиллерист Крылов рассказывал, что его предшественник хотел уже тогда извести в батарее матерную ругань и увещевал солдат: «Ну, к чему такие слова говорить, ведь этого ты не делал, что говоришь, просто, значит, говоришь бессмыслицу, ну и скажи, например, «елки тебе палки», «эх, ты, едондер, пуп», «эх, ты, ериндер» и тому подобное.

Солдаты понимали это всё по-своему, и рассказывали новому начальнику:

– Вот был у нас офицер, его сиятельство граф Толстой, вот уже матерщинник был, слова простого не скажет, так загибает, что и не выговоришь...