Идеология национал-уменьшизма

Если верить последним опросам Левада-центра, четверть населения России была бы рада выходу Чечни из состава страны. 27 % не огорчились бы по этому поводу. 13 % – расстроились бы, но не стали сопротивляться. И только 10 % стали бы отстаивать территориальную целостность России.

Между тем, дело тут не в Чечне, а в России. Сдача самого дальнего клочка земли – это всегда первый шаг к сдаче своей столицы. И тот, кто провозглашает: "Хватит кормить Кавказ!", обречен на то, чтобы кормить чужих надсмотрщиков. Люди, не воспринимающие целостность своей страны, обречены на то, чтобы ее лишиться.

В одних случаях это коллаборационизм, в других – этносепаратизм, то есть третья историческая форма национализма. Если раньше, в XIX веке национализм оформлялся в странах, не обретших национального единства, а в XX веке в лице немецкого нацизма стремился к тому, чтобы поставить себя выше других наций, то к концу XX века появилось тяготение различных субнаций к отмежеванию от основного массива тех гражданских наций, в составе которых они обрели национальную и государственную реализацию.

При этом, с одной стороны, этносепаратизм как будто оставался в общем векторе классического национализма, с другой – как-то странно с ним расходился. Говоря от имени того, что он объявлял нацией, этносепаратизм как бы оставался в общем ценностном пространстве национализма. Но одновременно он, в отличие от старых форм национализма, призывал не к укрупнению форм политической жизни, а к их разукрупнению, причем, не в ответ на некое неравноправное положение данного народа, а просто на основании своей особости. Идею этой особости он брал уже не из классического национализма, а из нацизма XX века. В тоже время он расходился с ним, поскольку звал не к возвышению нации, а к ее обособлению.

Первый национализм провозглашал: "Мы объединим нашу страну и будем в ней хозяевами". Второй: "Мы объединим мир и будем в нем господами". Третий сказал: "Мы развалим нашу страну и сами будем жить без чужих в том осколке, который от нее останется".

То есть, если первый объединял нацию и не проводил в этом объединении этнических границ, второй возвышал нацию, проводя этническую границу между господами и рабами в новом, более крупном государстве, то третий делит страну по этническому принципу, одновременно деля и раскалывая саму нацию.

Россия, кажется, становится первой страной, где третья форма национализма может проявиться во всем своем абсурдном и регрессивном облике.

Собственно, первым, еще не вполне четко национально оформленным проявлением этой тенденции стала пресловутая декларация о государственном суверенитете России от 12 июня 1990 г. Вторым – Беловежье.

Правы те аналитики, которые отмечают, что СССР было разрушен вовсе не "либеральными космополитами". Его своими идеями "национальной самодостаточности" разрушали "русские патриоты".

Если старые националисты хотели увеличить ареал своего обитания, либо объявляя частью своей нации другие народы, либо переводя их на положение неполноценных и неравноправных, то русские этносепаратисты, зовя к "очищению России", зовут к ее дальнейшему разделу и уменьшению.

Что это за националист, который зовет к раздаче собственных земель и уменьшению собственной страны, и почему он должен называться националистом – остается только гадать. По сути он зовет из существующей нации сделать несколько новых, совершенно не смущаясь тем, что призывает разделить все то, что как раз русский народ собирал несколько столетий.

А, поскольку никакого сверхпроекта будущего этносепаратисты не предлагают, они, похоже, просто не хотят напрягаться. Они апеллируют к тому, что "русский народ устал нести имперское бремя", понимая под русским народом самих себя. Потому что, если кто-то не устал, он признается как минимум "не вполне русским".

Сам русский гиперэтнос являлся продуктом многосоставной интеграции разных племен и этносов, а русская культура – продуктом усвоения и творческой переработки лучших достижений мировой культуры.

Интегрированные в элиту империи представители малых народов всегда больше дорожат имперским единством, внутренне осознавая, что пока империя есть они являются правителями великой страны, если империи не будет – их участь быть князьками мелких приграничных государств. В качестве первых они диктуют свою волю половине мира, в качестве вторых – кланяются всему миру.

Русское мировосприятие, все то, что делало человека собственно русским, было построено на осознании и реализации тех или иных глобальных проектов, абсолютно наднациональных и тем более – надэтнических. Самоощущение русских никогда не строилось на самоидентификации: "Мы – те, кто живет от этой горы до этой реки, кто имеет такой-то цвет глаз и такой-то цвет волос". Оно всегда строилось на идентификации: "Мы – те, кто познал истину, но не для себя самих, а для всего мира". С точки зрения русского самосознания, Россия – это то, без чего нет мира, это оазис истины в дремлющем заблуждении, заслуживающем снисхождения.

Можно спорить, хорошо это мессианство или плохо, и чего больше оно приносило в истории – пользы или лишений. Важно то, что разрушить это начало – значит, разрушить русскость как таковую.

Что предлагается вместо этого? Ничего. Вместо идеи

"народа-богоносца", или строителя коммунизма, или потенциального спасителя человечества – идея народа с одним цветом глаз, который просто живет и большего ничего ему в жизни не надо.

Адепты русского этносепаратизма не хотят нести на себе не только "имперское бремя", но и просто ответственность, как за собственную историю, так и за собственное будущее. Они хотят просто жить. Ни за что не отвечая, ни к чему не стремясь, отгородившись от этнически неблагонадежных соседей.

Они ведь устали. И вот эта мифическая усталость (от чего, собственно, они устали?) – тоже ключ к пониманию некоторый вещей в природе данного национализма.

Они не предлагают строить новый мир. Они не предлагают вернуть России утраченные ею территории. Они не предлагают поднимать экономику России. Ведь все это – значит работать, напрягаться. А они устали.

Куда легче кричать: "Слава России". Куда легче призывать к изгнанию инородцев. Вот выгоним – и заживем. Потому что "русские". Погром – он ведь веселее забастовки.

Они не хотят создавать общество равных. Там же придется трудиться наравне со всеми. Они не хотят получить что-то благодаря упорному труду и напряжению. Они хотят получить все блага на том основании, что провозгласили себя русскими. Но, учитывая их имманентное расхождение с духом, историей, смысловыми стержнями русского народа, последнее представляется сомнительным.

Их мечта – не Россия. Их мечта – Швейцария или Люксембург.

Но поскольку очевидно, что лишь на том основании, что они по недоразумению присвоили себе имя "русские", жить лучше они не станут, то они опять будут недовольны. И опять придут к выводу, что в их ряды затесались "не те этносы".

А поскольку явных "чужих" не останется, они начнут выискивать их среди тех, кто остался. Сначала – среди субэтносов. "Не русскими" теперь окажутся казаки и поморы. Затем – сибиряки и уральцы. Затем – волжане и курчане, орловцы и кубанцы. И так далее.

В конце концов, они провозгласят "Истинную Русь" в Суздале или Звенигороде (Москва не подойдет, как этнически засоренная), и здесь обретут, наконец, этническую благодать.

Там они действительно заживут без забот. Потому что превратятся в континентальный музей-заповедник, в который из других стран мира будут возить экскурсантов, чтобы показать, чем кончаются этнические игры, и экскурсанты будут кидать евроценты и просто центы бывшим певцам этносепаратизма, играющим на баяне и на бис выкрикивающим: "Слава России".