Рецензия на фильм "Мой друг Александр Невский"

На телеканале "Юрган" вышел фильм, посвященный подвигу героя подполковника ФСБ Александра Алексеева. Эта рецензия поможет тем, кто еще не смотрел, а может быть, случайно увидит картину, понять подвиг как высшую точку обыденности.

В «Моём сводном брате Франкенштейне» Тодоровского-мл. эта война прорывается сумасшествием пострадавшего от неё героя. В балабановских «Братьях» герой с тёмным и сжатым взглядом сублимирует всё накопленное «Там» в жестокое наведение справедливости. Наконец, в балабановской же «Войне» герой начинает чувствовать себя как рыба в воде: он и с ума не сходит, и вроде как спокойно отдыхает после дембеля, пока его не достаёт наконец этот придурошный журналист-англичанин; да даже снова вернувшись в ад, он в этом аду ведёт себя вполне по-рембовски, лихо прорываясь в логово зверя, кроша всех там и вызволяя пленных из зиндана. Война тут предстаёт уже достаточно обыденным, хотя, конечно, не менее отвратительным явлением. К тому же она наконец в кадре сама, собственной персоной.

Да – и ещё, конечно, главное обстоятельство: герои-то живы. По крайней мере, на протяжении фильмов.

Задача, которая стояла перед съёмочной группой Коми республиканского телевизионного канала (КРТК), когда она приступала к фильму «Мой друг Александр Невский», оказалась несравненно сложнее. Во-первых, несмотря на несколько провокационное название, фильм отнюдь не художественный, а самый что ни на есть документальный. Во-вторых, его героя, к сожалению, в живых как раз нет – а между тем, центральный сюжет его жизни (центральный – и финальный) более чем достоин именно что блокбастера.

Август 1996 года – один из наиболее мрачных эпизодов российской истории. Ошеломляющая по внезапности и отличной подготовленности операция чеченских боевиков по захвату Грозного привела к затяжным и кровопролитным боям в этом городе, а завершилась, как известно, Хасавюртовским миром. Одним из важнейших эпизодов тех дней была оборона здания Управления ФСБ по Чечне. В ней участвовал и погиб главный герой фильма КРТК - подполковник ФСБ Александр Алексеев.

О самой обороне и штурме здания документальный фильм есть. Но съёмочная группа ставила перед собой цель рассказать не о боях в Грозном, а о человеке.

Человек помог КРТК по крайней мере не думать долго о параллелях, которые довольно часто выручают любого режиссёра. В данном случае Татьяне Терентьевой практически ничего выдумывать было не нужно: Алексеев, отправляясь в Чечню в феврале 1996 года, выбрал себе оперативный псевдоним «Невский» - и простор для фильма открылся сам собой. Он, собственно, и начинается эйзенштейновскими кадрами, которые призваны подчеркнуть патриотизм и готовность к самопожертвованию героя.

Фрагменты картины великого режиссёра, конечно, не могут не оказывать магического воздействия… а дальше задача автора резко усложняется. Требуется плавно к чему-то перекинуть подготовленный эпическим героизмом мостик. Но к чему? Собственно, готовя посредством образа исторического (вернее, экранного) Александра Невского зрителя к дальнейшему рассказу, режиссёр уже в конце вводной части показывает кадры чеченских боёв, и… «Читатель ждёт уж рифмы «розы», точнее – рифмы «Грозный», ан нет! Не получится взять её скорей. Слишком прямым и примитивным, конечно, вышел бы этот ход, а главное, не очень понятно бы было, что из себя представлял Александр Алексеев, возглавивший отряд сопротивлявшихся.

И вот тут, разогнавшись было на трамплине Александра Невского, Терентьева вынуждена перейти на плавный полёт. Потому что далее мы увидим достаточно традиционный для документальных фильмов рассказ друзей детства, одноклассников и преподавателей, чередуемый многочисленными фото.

Фото многочисленны, и в рассказах нет-нет да мелькнут какие-нибудь интересные истории. Но режиссёр, сознательно идя на документалистскую хрестоматию, всё-таки изрядно рисковала.

Дело в том, что мы в результате видим довольно обыденную биографию. «Знаете, каким он парнем был?» - Конечно, хорошим, активным, и по спортивной, и по комсомольской, и по стройотрядовской части. Но никакие самые замечательные избрания секретарём комитета комсомола Ухтинского индустриального института ровным счётом ещё ничего не гарантируют в твоей биографии. Более того: приглашение на службу в органы тоже ещё ничего в ней не гарантирует. И даже начавшееся безумие слома и взлома государства, которое вообще-то по умолчанию призывает на свои передовые именно служивых.

Потенциал, который тихо дремлет в условиях обыденности текущего бытия, раскрывается только в такие катастрофические моменты, как в начале того проклятого августа. У фильма начинается его третья, ключевая, часть. Идут уже известные кадры окружения общежития УФСБ в Грозном. Звучит ультиматум Серебряного Лиса, полевого командира: «Сдавайте вот сюда всё оружие, и мы вам всё гарантируем. А не верите – спросите у того же вашего СОБРа». Это он обращается именно к Алексееву и его другу Ивану Кокорину, которые и вели в окне переговоры с боевиками.

И вот когда в ответ на хорошо знакомый блатной тон с непередаваемым чеченским акцентом из окна чётким русским баритоном звучит:
- А мы не СОБР. Мы – ФСБ, - в этот самый момент, вдруг понимаешь, потенциал и раскрылся. Всё. Чёрно-белые снимки, где всё так мило, так ещё по-семидесятнически длинноволосо, где все так дружно стоят и смотрят в объектив, растворяются. И уступают место другой камере, вырывающейся из рук от выстрелов и взрывов. И герой уже смотрит не в объектив, а в дуло, вернее, во множество этих невидимых, окруживших тебя злобных точек, таящих твою гибель.

Рассказ сослуживцев Алексеева естественно накладывается на эту часть фильма, которую уже смотришь на одном дыхании. Тут, правда, с тобой злую шутку играет предварительная напичканность теми фильмами, с которых я начал. Ты внутренне готов к красочному и аффектированному изложению событий, а люди, прошедшие пекло непрерывных обстрелов, что-то уж чересчур спокойно обо всём этом рассказывают. То есть умом-то я понимаю, что взрослые мужики с соответствующей боевой закалкой и не допустят никогда истерики перед камерой, а уж что они на самом деле чувствуют, вспоминая те дни, знают только они сами да, вероятно, рюмка, поднимаемая в память товарищей…

В этом тоже есть своя обыденность, как и в заключительных кадрах фильма, идущих под «Молитву» Окуджавы: планы Ухты, откуда родом Алексеев, северная природа и дети-туристы, бюст Героя РФ и, наконец, его портрет, плавно переходящий в портрет Александра Невского. Возможно, спорен и такой саундтрек, возможно, и этот переход портретов. Но логика протянутой с самого начала фильма параллели так или иначе того требует. Может быть, смысл её таков: Александр Алексеев выбрал псевдоним, вполне естественный для его характера и воспитания. Он не стал великим полководцем. Он водил не полки. Он водил духом, единым и единящим духом тех людей, что были в его подчинении в те страшные дни и часы. Откуда этот дух берётся – никто не знает. Говорят: дышит, где хочет.

Почему он при таких обыденных исходных обстоятельствах Саши Алексеева решил почить именно на нём, как-то разом превратив его жизнь в подвиг, - Бог весть.