Расхождения по базе

Между Россией и Таджикистаном обозначились расхождения относительно ратификации Соглашения по российской военной базе и продлению сроков ее пребывания на территории среднеазиатской республики. Официальный Душанбе предъявил Москве новые требования, в которых пролонгация российского военного присутствия связывается с получением средств на развитие энергетики и модернизацию национальных вооруженных сил.

Можно ли считать такой поворот событий неожиданностью? И какие скрытые мотивы следует искать для объяснения возникшей проблемы?

На первый взгляд, последние новости из Душанбе противоречат всей логике российско-таджикского переговорного процесса. Напомню, что в октябре прошлого года Таджикистан посетил президент России Владимир Путин. Повестка дня его визита была тогда до предела насыщенной и, что самое главное, результативной. Стороны договорились о продлении присутствия российской военной базы в Таджикистане до 2042 года.

201-я база – это не просто военный объект РФ за рубежом. Она насчитывает около шести тысяч военнослужащих и дислоцируется в Душанбе, Кулябе и Курган-Тюбе, являясь крупнейшей сухопутной военной базой России за ее пределами. На эту базу возлагаются такие задачи, как поддержание стабильности в Центральной Азии, что особенно актуально по мере приближения 2014 года. В этом году США намерены значительно переформатировать свое военное присутствие в Афганистане. И хотя до сегодняшнего дня официальный Вашингтон не определился с тем, будет ли идти речь о полном выводе американских войск или их значительном сокращении, очевидно одно: Штаты переходят скорее к косвенной, чем прямой вооруженной поддержке своих интересов в регионе. Все это вызывает больше вопросов, чем ответов.

Исходя из этого понятно стремление Москвы обезопасить среднеазиатское направление. Слишком памятны события начала 1990-х годов, когда обвал власти в Афганистане спровоцировал галопирующую дестабилизацию в Центральной Азии, в первую очередь, в Таджикистане. И сегодня Москва заинтересована в создании страховочных механизмов на случай реализации непредвиденных и неблагоприятных сценариев в Афганистане и вокруг него.

Стоит также отметить, что в октябре 2012 года Россия и Таджикистан договорились о том, что плата за эксплуатацию военной базы "практически не взимается". При этом Кремль сделал ответный шаг, обеспечив подвижки в решении вопроса о трудовых мигрантах из Таджикистана. Эта категория населения крайне важна для республики, поскольку от их денежной помощи родственникам на родине (это около трех миллиардов долларов ежегодно) в значительной степени зависит жизненный уровень рядовых таджиков. Это решение не было простым для российского руководства, поскольку данная проблема помимо внешнеполитического измерения имеет и внутреннее значение. Приезжие таджики уже давно стали объектом для выгодного

административно-бюрократического бизнеса, так как отсутствие четких и внятных правовых рамок их пребывания на территории страны дает возможность процветания многочисленным коррупционерам, кормящимся от "миграционного бизнеса". Как бы то ни было, а начиная с января 2013 года трудовые мигранты получили возможность регистрироваться не на неделю, как это было раньше, а на 15 дней. При этом разрешение на работу теперь может выдаваться сроком до трех лет.

Между тем, октябрьские соглашения только на первый взгляд выглядели успешной и непротиворечивой сделкой. В действительности же, несмотря на отчеты об очередной внушительной победе российской дипломатии, Москва и Душанбе договорились далеко не по всем вопросам. Так, президент Таджикистана Эмомали Рахмон не получил от Путина поддержки планов строительства на реке Вахш Рогунской гидроэлектростанции. Вокруг этого проекта таджикские интересы сталкиваются с узбекскими, и Москва не хочет делать окончательный выбор между двумя соседними странами.

Однако устные обещания про инвестиции в гидроэнергетику Таджикистана были сделаны Путиным еще в октябре прошлого года. Российский руководитель проговаривал также возможности финансовой поддержки модернизации национальных вооруженных сил Таджикистана.

Не были до конца прояснены и перспективы эксплуатации аэродрома "Айни", к которому определенный интерес проявляют США. Официальный Душанбе, поддерживая стратегическое союзничество с Москвой, не хотел бы сжигать все мосты на американском направлении. Что же касается США, то Вашингтон колеблется между недоверием к российской политике на постсоветском пространстве и опасениями относительно одностороннего усиления позиций Китая в Центральной Азии.

И здесь, при всем богатстве выбора, Москва может выглядеть, как надежный и предсказуемый партнер. Но именно непоследовательность американской политики в регионе заставляет среднеазиатские страны лавировать между разными центрами силы. И далеко не всегда с пользой для себя. Важный момент – это увязка соглашений по базе и договоров по миграции и нефтепродуктам. Душанбе настаивает на том, чтобы ратификация военных договоренностей была проведена одновременно с двумя другими. Но что касается беспошлинных поставок нефтепродуктов из России в Таджикистан, то октябрьские договоренности не разрешили такую проблему, как право среднеазиатской республики на их реэкспорт. Москва, конечно же, не хочет, чтобы российское топливо шло в третьи страны. Но у Душанбе есть свой интерес к этому направлению.

Добавим, что условия эксплуатации

201-й базы ранее не раз попадали в фокус внимания журналистов и экспертов. Таджикистан стремится повысить свою геополитическую капитализацию и получить максимум выгоды от пребывания на своей территории российских военных. Не только в плане безопасности, но и финансовой выгоды. В свою очередь, российское руководство во многом справедливо полагает, что присутствие 201-й базы выгодно самому Таджикистану (особенно с учетом трагического опыта гражданской войны 1992-1997 гг.). Как и в других точках бывшего Советского Союза, у России и некогда "братских союзных республик" есть асимметрия восприятия. Для РФ геополитика является приоритетом, в то время как новые независимые государства заинтересованы в получении выгоды от российского влияния. Это противоречие объективно, оно не зависит от личностного фактора. При этом оно вполне разрешимо, если стороны проявляют интерес к кооперации.

В случае с Таджикистаном не следует забывать и о таком сюжете, как выборы. В ноябре нынешнего года в республике будут избирать президента. И, конечно же, действующая власть хочет представить сотрудничество с Россией, как свой козырь, с помощью которого она будет доказывать, что не столько Москва, сколько Душанбе является здесь получателем выгоды. Между тем, проблем у Рахмона немало, вспомним хотя бы недавнее обострение в Горном Бадахшане. Есть недовольство коррупцией, безработицей, социальной неустроенностью. Отсюда и большая щепетильность в таком ключевом вопросе, как сотрудничество с Россией.

Свою роль в выдвижении новых условий играет и определенная "ревность" к соседям по региону. Так, Москва планирует оказать помощь Киргизии в сфере обеспечения национальной безопасности на сумму свыше миллиарда долларов, в то время как Таджикистану только на 200 миллионов. У Москвы и Бишкека есть договоренности по такой важной для региона проблеме, как гидроэнергетика. Эти апробированные "рецепты" Таджикистан хотел бы использовать и в своих партнерских отношениях с Россией.

В любом случае, крайне важно знать меру. В конце концов, российское военное присутствие в среднеазиатском регионе – не роскошь, оно оказывает позитивное воздействие на безопасность самих республик Центральной Азии.