Расстрельные списки как память об истории тирании

К годовщине смерти Иосифа Сталина Международное общество "Мемориал" вместе с Российским государственным архивом социально-политической истории и партией "Яблоко" приурочило презентацию нового, дополненного издания одного из самых зловещих документов эпохи Большого террора. Это электронная версия "Сталинских расстрельных списков". 
 
Первым об этих секретных документах 1937–1938 годов сообщил Никита Хрущев на ХХ съезде КПСС. Именно тогда стало известно, что Сталин и узкий круг его приближенных лично, до суда решали судьбу сотен тысяч людей, занимавших сколько-нибудь заметные посты, – руководителей практически всех отраслей промышленности, военных, партийных работников, а также членов их семей. 
 
Составлялись списки в Военной коллегии Верховного суда СССР, и потому его здание с 30-х годов москвичи стали называть "Расстрельным домом". Уже много лет российские правозащитники добиваются, чтобы здесь был  устроен Музей жертв коммунистических репрессий. Председатель "Мемориала" Арсений Рогинский приводит такие цифры:

– В течение 1937–1938 годов было осуждено примерно полтора миллиона человек, из них более 700 тысяч человек приговорили к расстрелу. Из этих 700 тысяч приговоренных к расстрелу 90 процентов даже не знали, что их ожидает, вплоть до момента, когда смертная казнь приводилась в исполнение. Они не видели своих судей, осуждение было заочным. И только приблизительно 60-80 тысяч человек были осуждены судебными органами. Это значит, что людей вызывали на суд, то есть они видели тех людей, которые должны были вынести приговор. Формально, если руководствоваться бумагами, половину этих людей осудил один единственный орган – Военная коллегия Верховного суда СССР и ее выездные сессии. Это высший орган советской юстиции, осуждавший за самые опасные преступления: шпионаж, террор, диверсии и так далее.
 
Наш компьютерный диск посвящен как раз людям, которых формально осудила Военная коллегия. Но на самом деле их осудила вовсе не Военная коллегия, хотя суд и судьи были и людей на него вызывали. Но суд длился всего 5–10 минут. И вот почему: в НКВД готовились списки, в списках содержалось предложение осудить людей по первой категории, то есть приговорить к расстрелу, или по второй категории, то есть к 10-15 годам заключения. Списки эти были просто машинописными листочками, на которых указывалось, из какого органа они исходят, какая категория, а дальше – только фамилия, имя, отчество и больше ничего, никаких поясняющих данных. Эти списки поступали на рассмотрение лично Сталину, Молотову и нескольким другим членам Политбюро.
 
Это неформальный круг, утверждения законным порядком на Политбюро не происходило. Чтобы понять, как утверждали, достаточно взглянуть на один листок с автографом Сталина – "За расстрел всех 138 человек. Ст.". Ст. – это Сталин. Вместе с ним списки могли визировать Молотов, Жданов, Каганович и Ворошилов. Но чаще всего мы встречаем подписи только Сталина и Молотова. После того, как все утверждалось, списки поступали в Военную коллегию. Дальше человека вызывали, но когда у тебя бумажка, про которую ты знаешь, что ее утвердили там, то уже не надо было думать, какой приговор выносить.

Потому что если товарищ Сталин приговорил к смерти, посмотрел бы я на того члена Военной коллегии, который бы решил оставить жизнь такому человеку. И наоборот.
 
Мы обнаружили 383 списка за 1937–1938 годы. Не исключаю, что со временем найдутся еще. На нашем диске опубликованы, во-первых, полностью факсимильно все эти списки, никто не может потом сказать: этого не было, вы сами все придумали. Кроме того, добавлены еще и биографии, потому что изначально были только фамилии, имена и отчества. Из 43,5 тысяч людей нам удалось найти биографии около 33 тысяч людей, – рассказал Арсений Рогинский.
 
Сталинские Расстрельные списки находятся на хранении в Архиве социально-политической истории. Его директор Андрей Сорокин сообщает, что эти документы давно рассекречены и доступны для пользователей, однако они мало востребованы.
 
– К великому сожалению, я не могу сказать, что списки активно используются историками и тем более журналистами, которые пишут о сталинизме или  снимают о нем документальные фильмы. Эти документы не смотрят, не изучают. Наше общество очень интересуют не факты, не документы, нас интересуют спекуляции, интерпретации, и это, наверное, особенность российского национального сознания. А точнее, признак кризиса исторического сознания, когда людей больше всего интересуют анекдоты и произвольные субъективные историософские схемы.
 
Мы имеем дело с искаженным общественным дискурсом на тему советского прошлого. Мы не определились со своими ценностями, с целями развития нашего общества. Результатом является всем видимое колебание и в общественном сознании в целом, и в общественном сознании политического истеблишмента. 5-6 лет тому назад мы все были свидетелями большого скандала, связанного с выходом в свет сделанного по заказу государственной власти учебника, в котором Сталин был провозглашен эффективным менеджером. В прошлом году мы в рамках Года российской истории отметили юбилей другого эффективного менеджера, правда, жившего за полвека до сталинского террора, – премьер-министра царской России Столыпина. Этот юбилей был отмечен, между прочим, в соответствии с указом тогдашнего президента Медведева, а председателем оргкомитета был тогдашний премьер-министр Путин. Все это как нельзя лучше иллюстрирует мою мысль, что российское общество переживает кризис исторического сознания, и единственным лекарством от этой болезни может и должен стать Архив, полное репрезентативное представление обществу документов, описывающих историю этого периода. Тут вполне применима метафора, определяющая архив в качестве "доктора исторической памяти". Тот интеллектуальный продукт, который мы сегодня представляем, является одной из горьких, но необходимых пилюль, без которых представления российского общества о своем прошлом будут, мягко сказать, неполны, – говорит Андрей Сорокин.
 
Примечательно, что на одном из листов списков фамилия Авеля Енукидзе зачеркнута и на полях рукой Сталина сделана надпись красным карандашом "подождем пока". Действительно "пока". Впоследствии личный друг Сталина был расстрелян.