Сталин и ветер истории

На модерации Отложенный

Правда - горькое лекарство, неприятное на вкус, но зато восстанавливающее здоровье.
Бальзак

Однажды Сталин сказал, что после его смерти на его могилу нанесут много мусора, однако ветер истории его развеет. Всё так и вышло, как предвидел вождь. Не прошло и несколько лет, как один из главных "ста­хановцев террора" 1930-х годов Н. Хрущёв (именно на его запросе увеличить квоты на расстрел Сталин написал: "Уймись, дурак") начал поливать вождя грязью. Хрущёв не был первым в этом плане: системати­ческий полив Сталина (правда, вперемежку с реальной критикой) начал Троцкий, ну а не вышедший умом бывший троцкист Хрущёв оставил только полив. Затем к Хрущёву в качестве "мусорщиков" присоедини­лись наиболее рьяные из "шестидесятников", ну а о диссидентах, "певших" под чужие "голоса" и "плыв­ших" на чужих "волнах", и говорить нечего - они были частью западной антисоветской пропаганды.

Перестройка ознаменовала новый этап в шельмовании Сталина. Здесь, однако, не Сталин был главной мишенью, а советский социализм, советский строй, советская история, а за ними - русская история в целом. Ведь заявил же один из бесов перестройки, что перестройкой они ломали не только Советский Со­юз, но всю парадигму тысячелетней русской истории. И то, что главной фигурой слома был выбран имен­но Сталин, лишний раз свидетельствует о роли этого человека-феномена не только в советской, но и в русской истории - сталинизм, помимо прочего, стал активной и великодержавной формой выживания русских в ХХ в. в условиях исключительно враждебного окружения, нацелившегося на "окончательное ре­шение русского вопроса" - Гитлер в этом плане вовсе не единственный, просто он - по плебейской ма­нере - громче всех кричал, повторяя то, чему набрался у англосаксов.

("Рухнул СССР, разрушен советский строй. Казалось бы, советофобы могут успокоиться по поводу Стали­на и СССР. Ан нет, неймётся им. Правда, нынешние десталинизаторы - фигуры в основном фарсово-одиозные, глядятся мелко даже по сравнению с перестроечной шпаной. На экранах телевизоров кривля­ются убогие социальные типы вроде полуобразованного пафасно-фальшивого публициста, академика-не­доучки с ухватками стукача, алкоголика с претензией на роль международного дельца и прочая бездарь. Тут поневоле вспомнишь Карела Чапека ("они приходят как тысяча масок без лиц" - о саламандрах) и Николая Заболоцкого ("Всё смешалось в общем танце,/ И летят во все концы/ Гамадрилы и британцы,/ Ведьмы, блохи, мертвецы... / Кандидат былых столетий,/ Полководец новых лет,/ Разум мой! Уродцы эти -/ Только вымысел и бред").

Действительно, иначе как бредом не назвать то, что "ковёрные антисталинисты" подают в качестве "аргу­ментации". Это либо сплошные, на грани истерики эмоции в духе клубной самодеятельности с выкрика­ми "кошмар", "ужас", "позор", очень напоминающими шакала Табаки из киплинговского "Маугли" с его "Позор джунглям!", - эмоции без каких-либо фактов и цифр. Либо оперирование фантастическими циф­рами жертв "сталинских репрессий": "десятки и десятки миллионов" (почему не сотни?). Если на что и ссылаются, то на "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына. Но Солженицын-то был мастер легендирования и за­готовки "подкладок". Например, он не претендовал в "Архипелаге..." на цифирную точность; более того, выражался в том смысле, что указанное произведение носит, так сказать, импрессионистский характер. Подстраховался "Ветров" - вот что значит школа.
А ведь за последнюю четверть века на основе архивных данных (архивы открыты) и наши, и западные (прежде всего американские) исследователи, большинство которых вовсе не замечены в симпатиях ни к Сталину, ни к СССР, ни даже к России, подсчитали реальное число репрессированных в 1922-53 гг. (на­помню, кстати, что, хотя "сталинская" эпоха формально началась в 1929 г., по сути, только с 1939 г. мож­но формально говорить о полном контроле Сталина над "партией и правительством", хотя и здесь были свои нюансы), и никакими "десятками миллионов" или даже одним "десятком миллионов" там и не пах­нет.

За последние годы появились хорошо документированные работы, показывающие реальный механизм "репрессий 1930-х", которые как массовые были развязаны именно "старой гвардией" и "региональными баронами" вроде Хрущёва и Эйхе в качестве реакции на предложение Сталина об альтернативных выбо­рах. Сломить сопротивление "старогвардейцев" вождь не смог, но точечный (не массовый!) удар по их штабам нанёс. Я оставляю в стороне борьбу с реальными заговорами - противостояние Сталина левым глобалистам-коминтерновцам, как и Троцкий, считавшим, что Сталин предал мировую революцию и т.п. Таким образом, реальная картина "репрессий 1930-х" намного сложнее, чем это пытаются представить ху­лители Сталина; это многослойный и разновекторный процесс завершения гражданской войны, в котором собственно "сталинский сегмент" занимает далеко не бoльшую часть.

Аналогичным образом проваливается второй главный блок обвинений Сталина - в том, как складыва­лась в первые месяцы Великая Отечественная война: "проморгал", "проспал", "не верил Зорге", "верил Гитлеру", "сбежал из Кремля и три дня находился в прострации" и т.п. Вся эта ложь давно опровергнута документально, исследователи об этом прекрасно знают - и о том, что Сталин ничего не проспал, и о том, что на самом деле никогда не верил Гитлеру, и о том, что правильно не верил Зорге, и о реальной вине генералов в канун 22 июня. Здесь не место разбирать все эти вопросы, но от одного замечания не удержусь. Уж как зубоскалили антисталинисты над заявлением ТАСС от 14 июня 1941 г.; в заявлении го­ворилось, что в отношениях СССР и Германии всё нормально, что СССР продолжает проводить миролю­бивый курс и т.п. "Мусорщики" трактуют это как "глупость и слабость Сталина", как "заискивание перед Гитлером". Им не приходит в голову, что адресатом заявления были не Гитлер и Третий рейх, а Рузвельт и США. В апреле 1941 г. Конгресс США принял решение, что в случае нападения Германии на СССР США будут помогать СССР, а в случае нападения СССР на Германию - Германии.
Заявление ТАСС фиксировало полное отсутствие агрессивных намерений у СССР по отношению к Герма­нии и демонстрировало это отсутствие именно США, а не Германии. Сталин прекрасно понимал, что в не­избежной схватке с рейхом его единственным реальным союзником могут быть только США, они же удер­жат Великобританию от сползания в германо-британский антисоветский союз. И уж, конечно же, нельзя было допустить неосторожным движением, к которому подталкивал русских Гитлер, спровоцировать воз­никновение североатлантического (а точнее, мирового - с участием Японии и Турции) антисоветского блока. В этом случае Советскому Союзу (относительный военный потенциал на 1937 г. - 14%) при­шлось бы противостоять США (41,7%), Германии (14,4%), Великобритании (10,2% без учёта имперских владений), Франции (4,2%), Японии (3,5%), Италии (2,5%) плюс шакалам помельче. Кстати, с учётом этих цифр и факта решения Конгресса США очевидна вся лживость схемы Резуна и иже с ним о якобы подготовке Сталиным нападения на Германию в частности и на Европу в целом.
Есть один чисто психологический нюанс в обвинениях научной и околонаучной братии в адрес Сталина. Во всём, точнее, во всём, что считается отрицательным в правлении Сталина (положительное проводит­ся по линии "вопреки Сталину") винят одного человека как якобы наделённого абсолютной властью, а по­тому всемогущего. Но, во-первых, Сталину удалось упрочить свою власть лишь к концу 1930-х годов; до этого - борьба не на жизнь, а на смерть, хождение по лезвию, постоянная готовность отреагировать на радостный крик стаи: "Акела промахнулся". Война - не лучшее время для единоличных решений. Ну а пе­риод 1945-1953 гг. - это время постоянной подковёрной борьбы различных номенклатурных группировок друг с другом - и против Сталина. Послевоенное 8-летие - это история постепенного обкладывания, ок­ружения стареющего вождя номенклатурой (при участии определённых сил и структур из-за рубежа); по­пытка Сталина нанести ответный удар на XIX съезде ВКП(б)/КПСС (1952 г.) и сразу после него окончи­лась смертью вождя. Таким образом, в реальной, а не "профессорской" истории, по поводу которой Гёте заметил, что она не имеет отношения к реальному духу прошлого - это "...дух профессоров и их поня­тий,/ Который эти господа некстати/ За истинную древность выдают", Сталин никогда не был абсолют­ным властелином - Кольца Всевластия у него не было. Это не значит, что он не несёт личную ответст­венность за ошибки, жестокость и пр., несёт - вместе с жестокой эпохой, по законам и природе которой его и нужно оценивать.

Но дело не только в этом. Простая истина заключается в следующем: тот, кто руководил коллективом хо­тя бы из 10 человек, знает, что абсолютная власть невозможна - и она тем менее возможна, чем боль­ше подчинённых. Бoльшая часть тех, кто писал и пишет о Сталине, никогда ничем и никем не руководи­ли, не несли ответственности, т.е. в этом смысле суть люди безответственные. К тому же на власть они нередко проецируют свои амбиции, страхи, претензии, желания, "сонной мысли колыханья" (Н. Заболоц­кий) и, не в последнюю очередь, тягу к доносительству (не секрет, что больше всего советскую эпоху Ста­лина и КГБ ненавидят бывшие стукачи, доносчики, ведь легче ненавидеть систему и её вождя, чем прези­рать собственную подлость - вытеснение, понимаешь). Абсолютная власть - это мечта совинтеллиген­ции, нашедшая одно из своих отражений в "Мастере и Маргарите"; помимо прочего, именно поэтому ро­ман стал культовым для совинтеллигенции (а "Записки покойника", где этому слою было явлено зеркало, - не стали). Сводить суть системы к личности одного человека - в этом есть нечто и от социальной ши­зофрении, и от инфантилизма, не говоря уже о профессиональной несостоятельности.

Можно было бы отметить и массу иных несуразностей, ошибок и фальсификаций "наносчиков мусора" на могилу Сталина, но какой смысл копаться в отравленных ложью и ненавистью, замешанной на комплек­сах и фобиях, мозгах? Интереснее разобрать другое: причины ненависти к Сталину, страха перед ним це­лых слоёв и групп у нас в стране и за рубежом, страха и ненависти, которые никак не уйдут в прошлое, а, напротив, порой кажется, растут по мере удаления от сталинской эпохи.

Как знать, может это и есть глав­ная Военная Тайна советской эпохи, которую не дано разгадать буржуинам и которая висит над ними по­добно "дамоклову мечу"?

Нередко говорят: "Скажи мне кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты". На самом деле человека в не мень­шей степени определяют не друзья, а враги: "Скажи мне, кто твой враг, и я скажу тебе, кто ты". Поразмы­шляем о Сталине сквозь призму ненависти к нему и страха перед ним его врагов и их холуёв.

Отношение к лидерам: царям, генсекам, президентам, - интересная штука в силу своей, по крайней ме­ре, внешне, парадоксальности. В русской истории было три крутых властителя - Иван Грозный, Пётр I и Иосиф Сталин. Наиболее жестокой и разрушительной была деятельность второго: в его правление убыль населения составила около 25% (народ мёр, разбегался); на момент смерти Петра казна была практически пуста, хозяйство разорено, а от петровского флота через несколько лет осталось три кораб­ля. И это великий модернизатор? В народной памяти Пётр остался Антихристом - единственный рус­ский царь-антихрист, и это весьма показательно. А вот Иван IV вошёл в историю как Грозный, и его вре­мя в XVII в. вспоминали как последние десятилетия крестьянской свободы. И опричнину в народе практи­чески недобрым словом не поминали - это уже "заслуга" либеральных романовских историков. Сталин, в отличие от Петра, оставил после себя великую державу, на материальном фундаменте которой, вклю­чая ядерный, мы живём до сих пор, а РФ до сих пор числится серьёзной державой (пусть региональной, но без сталинского фундамента нас ожидала и ожидает участь сербов, афганцев и ливийцев, никаких ил­люзий здесь питать не надо).

Парадокс, но из трёх властителей Пётр, несмотря на крайнюю личную жестокость и провальное царство­вание, любим властью и значительной частью интеллигенции. Ему не досталось и десятой доли той кри­тики, которую либеральная историография и публицистика обрушила на головы Ивана Грозного и Иоси­фа Сталина. Грозному царю не нашлось места на памятнике "Тысячелетие России", а Пётр - на первом плане. Что же такого делал Пётр, чего не делали Иван и Иосиф? Очень простую вещь: позволял верхуш­ке воровать в особо крупных размерах, был либерален к "проказам" именно этого слоя. За это и любезен власти (портрет Петра I в кабинете Черномырдина очень символичен) и отражающему её интересы, вку­сы и предпочтения определённому сегменту историков и публицистов. Иван Грозный и Сталин были жест­ки и даже жестоки по отношению, прежде всего, к верхушке. "Проклятая каста!" - эти слова сказаны Ста­линым, когда он узнал о том, что эвакуированная в г. Куйбышев номенклатура пытается организовать для своих детей отдельные школы.

Всю свою жизнь у власти Сталин противостоял "проклятой касте", не позволяя ей превратиться в класс. Он прекрасно понимал, как по мере этого превращения "каста" будет сопротивляться строительству соци­ализма - именно это Сталин и имел в виду, когда говорил о нарастании классовой борьбы по мере про­движения в ходе строительства социализма. Как продемонстрировала перестройка, вождь оказался абсо­лютно прав: уже в 1960-е годы сформировался квазиклассовый теневой СССР-2, который в союзе с За­падом и уничтожил СССР-1 со всеми его достижениями. При этом реальное недовольство населением было вызвано СССР-2, т.е. отклонением от модели, но заинтересованные слои провернули ловкий пропа­гандистский трюк: выставили перед населением СССР-2 с его изъянами, растущим неравенством, искус­ственно создаваемым дефицитом и т.п. в качестве исходной проектной модели СССР-1, которую нужно срочно "реформировать".

В советское время, как при жизни Сталина, так и после его смерти, вождя ненавидели главным образом две властные группы (и, соответственно, связанные с ними отряды совинтеллигенции). Во-первых, это та часть советского истеблишмента, которая была заряжена на мировую революцию и представители кото­рой считали Сталина предателем дела мировой революции или, как минимум, уклонистом от неё. Речь идёт о левых-глобалистах-коминтерновцах, для которых Россия, СССР были лишь плацдармом для миро­вой революции. Им, естественно, не могли понравиться ни "социализм в одной, отдельно взятой стра­не" (т.е. возрождение "империи" в "красном варианте"), ни обращение к русским национальным традици­ям, на которые они привыкли смотреть свысока, ни отмену в 1936 г. празднования 7 ноября как Первого дня мировой революции, ни появление в том же 1936 г. термина "советский патриотизм", ни многое дру­гое. Показательно, что уже в середине 1920-х годов Г. Зиновьев, "третий Гришка" российской истории (знали бы те, кто нумеровал, каким ничтожеством по сравнению даже с третьим окажется четвёртый), ар­гументировал необходимость снятия Сталина с должности генсека тем, что того "не любят в Коминтерне", а одним из главных критиков Сталина в 1930-е годы был высокопоставленный коминтерновский функцио­нер О. Пятницкий.

Вторую группу сталиноненавистников можно условно назвать "советскими либералами". Что такое "либе­рал по-советски"? Разумеется, это не либерал в классическом смысле, да и вообще не либерал - даже низэ-э-энько-низэ-э-энько не либерал. Советский номенклатурный либерал - занятный штемп: это чинов­ник, который стремился потреблять больше, чем ему положено по жёстким правилам советско-номенкла­турной ранжированно-иерархической системы потребления, а потому готовый менять власть на матери­альные блага, стремящийся чаще выезжать на Запад и сквозь пальцы глядящий на теневую экономику, с которой он всё больше сливается в социальном экстазе.

В наши дни это называется коррупция, но к совсистеме этот термин едва ли применим: коррупция есть использование публичной сферы в частных целях и интересах. В том-то и дело, однако, что в совреаль­ности не было юридически зафиксированного различия между этими сферами, поскольку не было част­ной сферы - "всё вокруг колхозное, всё вокруг моё". Речь вместо коррупции должна идти о подрыве сис­темы, который до поры - до времени (до середины 1970-х годов, когда в страну хлынули неучтённые нефтяные доллары) носил количественный характер. Таким образом, правильнее говорить о деформа­ции системы. Вот эти деформаторы и ненавидели Сталина больше всего, поскольку номенклатурное и около-номенклатурное ворьё понимало, что при его или сходных порядках возмездия не избежать; поэто­му так опасалось прихода к власти неосталиниста А. Шелепина, поставило на Л. Брежнева - и не проиг­рало. Именно при "герое Малой земли" возрос теневой СССР-2 (не теневая экономика, а именно теневой СССР, связанный как со своей теневой экономикой, так и с западным капиталом, его наднациональными структурами, западными спецслужбами), но тень при Брежневе знала своё место, выжидая до поры, а с середины 1970-х годов, готовясь к прыжку, а вот при Горбачёве она заняла место хозяина, уничтожив фа­садный СССР-1. Реальный СССР в начале 1980-х годов напоминал галактическую империю из азимов­ской "Академии" ("Foundation") - благополучный фасад при изъеденных внутренностях. Только у СССР, в отличие от империи, не оказалось математика Селдена с его планом - у нас был "математик"-гешефт­матик Б. Березовский и этим всё сказано. Но вернёмся к сталинофобии. Она довольно чётко кореллирует с потребленческими установками, с установками на потребление как смысл жизни. Символично, что один из "ковёрных антисталинистов" заявил в телеэфире: национальную идею можете оставить себе, а мне дайте возможность потреблять. Может ли такой тип не ненавидеть Сталина и сталинизм? Не может. Ста­линизм - это историческое творчество, установка на творчество как цель и смысл жизни, СССР был твор­ческим, высокодуховным проектом, что признают даже те, кто Советскому Союзу явно не симпатизирует. Показательна в этом плане фраза, сказанная бывшим министром образования А. Фурсенко о том, что по­рок (sic!) советской школы заключался в том, что она стремилась воспитать человека-творца, тогда как задача эрэфовской школы - воспитать квалифицированного потребителя. Это, выходит, и есть нацио­нальная, а точнее, групповая идея, поскольку у потребителя и "потреблятства" нет национальности, глав­ное - корыто, а кто его обеспечит, свои или чужие, дело десятое, главное, чтоб было куда хрюкальник воткнуть.

Символично также следующее. Тот самый персонаж, который требовал для себя "праздника потребле­ния", высказывался и в том смысле, что если земли к востоку от Урала сможет освоить мировое прави­тельство, то пусть оно и возьмёт их. Так потребленческая установка антисталинизма совпадает с глоба­листской - это две стороны одной медали. Так прочерчивается линия от антисталинизма к смердяков­щине, т.е. к русофобии. Социальный мир антисталинистов - это глобальный "скотный двор", главная цель которого - обеспечивать потребление под руководством и надзором мирового правительства. Ста­лин трижды срывал строительство такого мира на русской земле, именно за это его и ненавидят антиста­линисты. Всё прозаично, разговоры же о свободе, демократии, "советском тоталитаризме" бывших совет­ских карьеристов и стукачей никого не могут обмануть.

Парадоксальным образом ими оказалась часть левых (условно: "троцкисты", левые глобалисты) и часть правых (условно: "бухаринцы"). В этом плане становится ясно, что "троцкистско-бухаринский блок" - это не нарушение здравого смысла, а диалектическая логика, которую Сталин, отвечая на вопрос, как возмо­жен лево-правый блок, сформулировал так: "Пойдёшь налево - придёшь направо. Пойдёшь направо - придёшь налево. Диалектика".
Страх позднесоветской номенклатуры перед Сталиным - это страх "теневого СССР" перед исходным про­ектом, страх паразита перед здоровым организмом, перед возмездием с его стороны, страх перед наро­дом. После 1991 г. этот страх обрёл новое, откровенное, а не скрытое, классовое измерение, которое, как демонстрируют время от времени кампании десталинизации, делает этот страх паническим, смер­тельным.