Сталин был успешным геополитиком и государственником

Геополитические качества, планы и действия Сталина должны быть предметом честного, серьезного, независимого от всяких идеологических штампов исследования, призванного содействовать делу восстановления наших утрачиваемых евразийских геополитических устремлений, без реализации которых Россия обречена на участь беспощадно эксплуатируемой колонии устроителей "нового мирового порядка", решающих, в каких границах нам следует существовать.

Так, в апреле 1992 г. во внешнеполитическом проекте американского Фонда Наследия господа Ким Р.Холмс и Джей П.Козмински настойчиво советовали администрации США сделать все, чтобы "Советский Союз или его подобие никогда не возникли снова". Далее, с целью предотвращения возможного восстановления СССР или его подобия, следуют рекомендации Пентагону "продолжать исследования и разработки в области противолодочной обороны, оружия повышенной точности, противоспутниковых технологий" и пр. И все это для того, чтобы Америка продолжала "и дальше играть глобальную роль... Для защиты Америки необходимо... не допустить установления враждебными Соединенным Штатам державами контроля над важнейшими промышленными и экономическими центрами в Европе и Азии, а также над ключевым сырьевым регионом Персидского залива".

Противостоять столь жестким геополитическим схемам патриоты России должны, опираясь на лучшие образцы отечественных геополитических разработок. И здесь геополитический потенциал Сталина может сослужить добрую службу. Поэтому сегодня Сталин должен быть интересен патриотам не как "могильщик революции" и борец с сионизмом, а как геополитик, государственник, империалист, решивший в пользу России ряд важнейших проблем с подлинно имперским размахом и силой, перед которой сгибались и отступали крупнейшие империалисты ХХ века и тоже достаточно сильные политики Рузвельт и Черчилль.

Сталин — собиратель России

В 1951 году известный русский историк С.П.Мельгунов писал в одной из своих статей о том, что "в России нет горючего материала, воспламенение которого может привести к распаду страны. И даже современное большевистское зло может сослужить добрую службу — большевизм (*) крепко сцепил между собой российские национальности, чудовищная власть кремлевской диктатуры как бы и существует в прямых интересах общегосударственного единства". Какова конкретная роль Сталина в охране российского общегосударственного единства? Обратимся к фактам истории.(*)Агурский справедливо замечает, что в послереволюционный период термины "коммунист" и "большевик" обозначали довольно различные вещи. "Коммунистами" называли ортодоксальных марксистских доктринеров, законченных и однозначных интернационалистов-космополитов, противостоящих "патриотам" всех лагерей (красных и белых). "Большевики", напротив, ассоциировались с "патриотическим" и "великодержавным" крылом Компартии, стоящим за сохранение территориальной целостности России, там, где это было возможно. И еще одно отличие: "национал-коммунистами" называли в то время коммунистов окраин, ратовавших за сепаратизм и отделение от России, а "национал-большевиками", напротив, коммунистов с великорусской, квази-имперской ориентацией.

Сталин как государственник-унитарист сложился еще в предоктябрьский период истории большевизма. В своей самой фундаментальной работе "Марксизм и национальный вопрос" (1913 г.) единственно возможным решением этого вопроса он считал осуществление областной автономии "таких определившихся единиц, как Польша, Литва, Украина, Кавказ и т.п." без всяких намеков на их возможную сепарацию.

В том же 1913 году Поронинское совещание ЦК РСДРП (на котором Сталин отсутствовал, находясь в ссылке) принимает предложенную и написанную Лениным резолюцию, где право наций на самоопределение трактуется как право каждого народа России "на отделение и образование самостоятельного государства". Интересно заметить, что эту мину замедленного действия против территориальной целостности России Ленин намеревался нейтрализовать от ее стихийного и случайного для большевиков действия именно сталинским антисепаратистским инстинктом. Так, резолюция Поронинского совещания отмечала, "что вопрос о праве наций на самоопределение ...непозволительно смешивать с вопросом о целесообразности отделения той или иной нации." Это положение почти дословно воспроизводило сталинский тезис о том, что социал-демократия вовсе не обязана и не будет "отстаивать любое требование нации".

Нестыковка между Лениным и Сталиным по вопросу о практической пользе для территориальной целостности России лозунга о самоопределении наций приобрела более четкие контуры вскоре после Февральской революции 1917 года. На 7-й Конференции РСДРП(б) в апреле 1917 года в отличие от Ленина Сталин избегал провокационных прогнозов на предмет того, какие области России вероятнее и скорее всего осуществят свое право на отделение. Если Ленин с легкостью говорил: "Мы к сепаратистскому движению равнодушны, нейтральны. Если Финляндия, если Польша, Украина отделятся от России, в этом ничего худого нет", то Сталин осторожно, но твердо заявлял: "Я могу признать за нацией право отделиться, но это еще не значит, что я ее обязал это сделать... Я лично высказался бы, например, против отделения Закавказья..." Более того, Сталин выражал уверенность в том, что "9/10 народностей после свержения царизма не захотят отделиться... Должно расти тяготение к России." Немаловажно и то, что Сталин до Октября 1917 г. был последовательным противником федерирования России, чего нельзя сказать о Ленине, который еще в начале 1916 г. всерьез задумался над возможностью искусственного насаждения федерации в нашей стране. Так, Ленин считал, что, будучи решительным противником федерации, все-таки можно "предпочитать федерацию национальному неравноправию как единственный путь к полному демократическому социализму". Сталин же в марте 1917 года в своей статье "Против федерализма" доказывал, что для России "неразумно добиваться ...федерации, самой жизнью обреченной на исчезновение", поскольку "неразумно и реакционно...порвать уже существующие экономические и политические узы, связывающие области между собой".

Однако после Октября 1917 года Сталин становится не только сторонником федерирования России, но и практически осуществляет децентрализацию страны по ленинскому плану в качестве народного комиссара по делам национальностей. Для того, чтобы понять, почему Сталин стал вдруг федералистом, необходимо вникнуть в геополитический смысл борьбы большевиков со своими противниками.

Во-первых, необходимо установить, что расчленение России началось еще до прихода к власти большевиков. 20 июня 1917 года на 1-м Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, где большевиков в 2,5 раза превосходили по представительству как эсеры, так и меньшевики, была принята резолюция с требованием того, чтобы Россия вступила на путь децентрализации управления, декларируя "признание за всеми народами права на самоопределение вплоть до отделения". Очевидец событий тех дней Н.Н.Суханов-Гиммер отметил в своих мемуарах, что "положение было трудное и нелепое, получившие свободу мелкие российские национальности, существующие и выдуманные, действительно не знали никакого удержу и разрывали на части государственный организм". Таким образом, не большевики, а свергнувшая в феврале 1917 г. монархию масонская демократия нанесла первый и главный удар по территориальной целостности России, внеся ядовитое зерно сепаратизма под личиной демагогии о "суверенитете наций". Лидеры этой демократии были агентами влияния стран Антанты и США и, продолжая бессмысленную, спровоцированную атлантистами войну России с Германией и Австро-Венгрией, выступили в роли геополитических предателей Евразии.

Во-вторых, придя к власти, большевики ускорили федерирование России больше всего для того, чтобы спутать карты всех своих противников, и прежде всего бывших союзников России по Антанте, которые в декабре 1917 г. заключили тайную конвенцию о разделе сфер действий в нашей стране. И эта опасная игра была большевиками выиграна. Известный советский дипломат Г.В.Чичерин был прав, когда писал, что национальная программа Ленина "оказала серьезнейшее влияние на наших противников, которые стали путаться между поддержкой "единой и неделимой" белогвардейской России и развитием контрреволюционных движений у малых народностей". Успешному осуществлению этой программы, как это ни парадоксально, существенно помогли и вожди белого движения Колчак и Деникин. В этом откровенно признался в своих воспоминаниях управляющий делами Сибирского правительства Колчака Г.Гинс: "В одном только большевизм и его враги сошлись... Это в вопросе о единой России... Адмирал Колчак и генерал Деникин не могли найти общего языка с теми, кто принял склонность к сепаратизму. Большевики как интернационалисты совершенно безучастные к идее единой России, фактически объединили ее..." Итак, причудливой игрой истории именно антирусская, децентрализирующая сила большевизма оказалась единственной силой, способной восстановить единую Россию. И было бы нечестно, признавая антиправославно-террористическую сущность большевизма, забывать и не принимать во внимание того, что в те страшные годы национальную независимость России от невиданной по мародерству иностранной интервенции 14 стран мира, спровоцированной опять же атлантистами, отстояла все же Красная Армия. Это, кстати, признавали и враги большевизма. Близкий к Деникину политик В.В.Шульгин, оценивая советско-польскую войну 1920 г., писал, что Красная Армия "била поляков, как поляков. И именно за то, что они захватили чисто русские области."

В-третьих, несмотря на проводимую в России децентрализацию, Ленин и особенно Сталин понимали дальнейшую невозможность сохранения страны в таком аморфном и неустойчивом состоянии. Однако в выборе стратегии и тактики национально-государственной политики между Лениным и Сталиным постепенно выявились принципиальные расхождения.

Безудержная агитация большевиков за отделение наций еще в 1918 г. бумерангом ударила по ним самим. Милостиво отпущенная Лениным Финляндия, летом 1918, покончив у себя с "самоопределением трудящихся", заявила о своих территориальных претензиях к России, причем даже на те районы, которые финнам никогда и не принадлежали (Печенега, Восточная Карелия, Петрозаводск и даже Петроград). Сей просчет был оплачен уступкой Финляндии Печенеги в 1920 г. Не лучше обстояли дела и в оставшихся под властью большевиков территориях. В марте 1918 г. Сталин с неудовольствием писал о том, что окраины никак не могут высказаться "ясно и определенно о конкретных формах федерирования". Весной 1918 года Сталин начинает переходить на все более жесткие позиции по отношению к увлекшимся национальным суверенитетом коммунистам окраин.

В апреле 1918 г. он резко критикует в интервью "Правде" федерализм московских областников, "старающихся искусственно объединить вокруг Москвы 14 губерний", а затем делает важный вывод о том, что "Федерализму в России... суждено, как в Америке и Швейцарии, сыграть переходную роль — к будущему социалистическому унитаризму". Опять же весной 1918 Сталин настойчиво добивается четкого разграничения функций центральной и местных властей: "Стране нужна сильная общероссийская власть... создание местных и областных суверенных органов власти параллельно с властью центральной означало бы на деле развал всякой власти". Сталин требовал, чтобы ведению "центрального Совета Народных Комиссаров" всецело принадлежали "военно-морское дело, внешние дела, железные дороги, почта и телеграф, монета, торговые договоры, общая экономическая, финансовая и банковская политика". Осуществление такой централизации власти было вызвано не только потребностью обороны и экономики. Прекращение игры в независимость диктовалось, в первую очередь, геополитическими соображениями. И прежде всего, необходимостью восстановления исторических границ России.

Именно исходя из этой необходимости, Сталин в октябре 1920 г. с неприкрытой угрозой к национал-коммунистам заявил о том, что "требование отделения окраин на данной стадии революции глубоко контрреволюционно". Говоря о возможной потере "революционной мощи России", Сталин предупреждал, что отделение окраин от России есть одна из главных задач Антанты, и поэтому "коммунисты, борясь за отделение колоний от Антанты, не могут вместе с тем не бороться против отделения окраин от России". Для того, чтобы не допустить возникновения на окраинах России враждебных ей государств, каковыми стали республики Прибалтики, требовалась жесткая схема национально-государственного устройства страны и подавление национал-коммунизма окраин. Централистское крыло партии большевиков во главе со Сталиным предложило руководству РКП(б) жесткий, по сути унитарный принцип построения государства. Все "независимые" советские республики Сталин мыслил объединить в составе РСФСР на правах автономий с тем, чтобы произошло "действительное объединение республик в одно хозяйственное целое" с распространением центральной власти Москвы на центральные органы всех республик. Сталин считал, что "независимость новоиспеченных советских республик зашла настолько далеко, что почти перестала работать" в пользу единства советских республик. Негативные геополитические последствия подобного положения дел были налицо — независимость окраин России, доводимая национал-коммунистами типа Мдивани до беспредела, сулила значительные осложнения для центральной власти в обеспечении единства страны. И Сталин прекрасно это понимал. Не случайно в одном из своих писем Ленину он указал именно на геополитически опасный факт из хроники независимости новой коммунистической Грузии. "Грузинский ЦК, — писал Сталин, — решил без ведома ЦК РКП разрешить оттоманскому банку (англо-французский капитал) открыть свое отделение в Тифлисе, что несомненно привело бы к финансовому подчинению Закавказья Константинополю (уже теперь в Батуми и Тифлисе турецкая лира вытесняет с рынка грузинские и русские деньги)".

Однако Ленин не только отверг, но и резко раскритиковал сталинский проект автономизации. Лоббируемый национал-коммунистами окраин, беспощадно борясь с фикцией великорусского шовинизма, Ленин демонстрировал вреднейший либерализм по отношению к национал-коммунизму, требуя для него полной свободы действий. С начала 20-х Ленин и сам фактически переходит на национал-коммунистические позиции в своей практической политике. Не случайно поэтому в 1921 году известный грузинский писатель-демократ К.Гамсахурдиа (отец недавно свергнутого президента Грузии З.Гамсахурдиа) в своем открытом письме к Ленину в грузинской прессе заявил ему о том, что "...политически между нами небольшое расстояние, если правда, что Вы браните некоторых коммунистических "русопетов", которые под красным коммунистическим флагом делают великодержавную, собирательную политику России".

Гамсахурдиа не обманулся в своих надеждах — в 1922 г. Ленин подверг жестокому разносу "русопетскую" сталинскую собирательную политику России. Назвав сталинскую "затею" автономизации "в корне вредной и несвоевременной", Ленин заявил о том, что "великорусскому шовинизму" он объявляет "бой не на жизнь, а на смерть". В качестве альтернативы автономизации он выдвинул проект объединения независимых Советских республик в новую федерацию СССР. 31 декабря 1922, уже после официального провозглашения СССР, Ленин, вопреки всякой логике, вдруг начал настаивать на децентрализации и без того еще неустойчивого Союза, предложив сохранить единство СССР "лишь в отношении военном и дипломатическом, а во всех других отношениях восстановить полную самостоятельность отдельных наркоматов".

Не имея еще достаточных сил для проведения своей национально-государственной политики, Сталин был вынужден принять ленинский ультиматум и пойти на создание СССР. Тем не менее он оставил за собой право выступать против той бестолково-громоздкой модели национально-государственного устройства, что изобрел для России Ленин. Сталин, например, пророчески предвидел, что существование в Москве двух высших законодательных органов ВЦИКа и ЦИКа СССР "ничего кроме конфликтов не даст" и в будущем может привести к ненужным "глубоким перестройкам". Нынешний развал СССР во многом, к несчастью, подтвердил сталинские опасения.

Сталин и "Сменовеховство"

Сталинские устремления к воссозданию единой России в начале 20-х гг. совпали с проникновением в ряды коммунистов идей нового течения в русской эмиграции — "сменовеховства" (основателей этого течения, авторов вышедшего в июле 1921 г. в Праге сборника "Смена вех", русские евразийцы называли "национал-большевиками"). Устами своего главного идеолога Н.Устрялова сменовеховцы заявляли о том, что "Россия должна остаться великой державой", поскольку "советская власть будет стремиться всеми средствами к воссоединению окраин с центром — во имя великой и единой России. При всем бесконечном различии идеологии путь един". Более того, Устрялов подчеркивал, что "на роль национального фактора современной русской жизни" претендует именно Советская власть, а не "наш национализм", поскольку "противобольшевистское движение... слишком связало себя с иностранными элементами и поэтому окружило большевизм известным национальным ореолом, по существу чуждым его природе". Интересно отметить, что подобные "национал-большевистские" суждения высказывали даже уцелевшие представители династии Романовых. Так, двоюродный дядя Николая II великий князь Александр Михайлович признавал в своих мемуарах тот факт, что вожди белого движения, "делая вид, что они не замечают интриг союзников", сами довели дело до того, что "на страже русских национальных интересов" оказался "не кто иной, как Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской Империи".

Итак, сменовеховцы или "национал-большевики" выступали за сотрудничество с Советской властью в деле восстановления единой и неделимой России. Кого конкретно видели сменовеховцы в роли собирателя России? Известный специалист по национал-большевизму М.Агурский считает, что Сталина, поскольку еще в 1921 году он положительно оценивался левыми сменовеховцами "как русофил" и "залог будущей дружбы и согласия народов России". Чем мог вызвать Сталин такие симпатии? На наш взгляд, по меньшей мере, двумя обстоятельствами.

Первое. Сталин наиболее резко, последовательно и публично выступал против национал-коммунистического сепаратизма. Вспомним его тезис о "контрреволюционном характере требований отделения окраин от центра". Поэтому для сменовеховцев, считавших, что Советская власть справляется с натиском внутренних центробежных сил, Сталин был наиболее подходящей кандидатурой на роль собирателя России.

Второе. Сменовеховцы, а затем и русские евразийцы видели в русской революции судьбоносный этап борьбы России-Евразии с Западом. Ради успешного исхода этой борьбы сменовеховцы и евразийцы поддерживали антиколониальную, антиатлантистскую борьбу большевиков в Азии и Африке. Сменовеховец Ю.Потехин восторженно писал о том, что "русское влияние в Малой Азии, Персии, а отчасти и в Индии, русские радиостанции и русские военные инструкторы... в Афганистане — крупное историческое достижение России". Революционный поворот России от Европы к Азии более глубоко осмыслили евразийцы. Рассматривая этот поворот через призму вечной борьбы Востока и Запада, духа степи и духа леса, евразийцы оценивали русскую революцию как "завершение более чем двухсотлетнего периода "европеизации"" (П.Н.Савицкий). Поэтому евразийцы вслед за сменовеховцами сошлись с большевиками в отвержении политических форм и культуры "романо-германского Запада", что искусственно и во вред России насаждались в стране в течение этого двухсотлетнего периода "европеизации". И ради этого отвержения евразийство, как писал Н.С.Трубецкой, и сошлось с большевизмом "в призыве к освобождению народов Азии и Африки, порабощенных колониальными державами."

В руководстве партии большевиков Ленин и Сталин как раз больше, чем кто-либо, призывали Коминтерн к активным действиям против колониальной политики западных держав в Азии и Африке. Так, Ленин в марте 1923 г. сделал вывод о том, что исход борьбы с капитализмом зависит "в конечном итоге от того, что Россия, Индия, Китай и т.п. составляют гигантское большинство населения... В этом смысле окончательная победа социализма вполне и безусловно обеспечена". На 12-м съезде партии в 1923 году проазиатскую геополитическую линию большевизма взялся проводить Сталин, заявивший о том, что восточные народы бывшей Российской Империи, "органически связанные с Китаем и Индией.., важны для революции прежде всего". Далее Сталин сделал вывод о том, что, следуя этой линии, остается "одно из двух: либо мы глубокий тыл империализма — восточные колониальные и полуколониальные страны — расшевелим, революционизируем.., либо мы промажем здесь и тем укрепим империализм". Дальнейший ход истории доказал правоту геополитических планов Сталина в отношении Востока — в 20-х и 30-х гг. политика СССР в отношении того же Китая вела к значительному ослаблению позиций атлантистов в Азии. В конечном итоге великий триумф Евразии — союз России с Китаем в конце 40-х начале 50-х гг. довел Запад до ужасной перспективы полной утраты своих геополитических потенций в Юго-Восточной Азии.