Семен Новопрудский: инстинкт варвара

На модерации Отложенный

Люди, способные складывать слова в предложения, а предложениями описывать мысли — кто с ужасом, кто с горечью, — отмечают проявившуюся во всей красе в последние три-четыре месяца дикость народных масс. К известной гомофобии ширнармасс, борьбе с «абстракцистами и пидорасами» добавилась якобы неизвестно откуда взявшаяся у детей советских атеистов воинствующая религиозность и готовность одобрить порки в качестве допустимого наказания преступников. Попытки судить Мадонну строгим петербургским районным судом, законодательно запретить в СМИ пропаганду конца света и оперу «Иисус Христос — суперзвезда» в отдельно взятом Ростове-на-Дону, сделали разговоры о торжестве неоварваров в путинской Руси общим местом. На самом деле никакого нового варварства нет. Это варварство — старое, корневое. Есть складывавшаяся веками и никуда не девшаяся за 20 постсоветских лет историческая дикость народа. И есть сознательная эксплуатация этой дикости нынешней властью, желающей поставить инстинкт варвара массового россиянина на службу собственному инстинкту самосохранения.

Так называемое «моральное» (на самом деле как раз совершенно аморальное, беспринципное, имеющее лишь одну ценность: во что бы то ни стало приспособиться к любому режиму) большинство, формируемое на наших глазах хозяевами страны, — это ментальное ядро очень низкокачественного народа, который мы собой представляем. Власть сознательно соскребает с народа штукатурку быта, чтобы вылезло истинное народное нутро. Мобилизация электората на борьбу с противниками режима оборачивается карт-бланшем на публичную демонстрацию инстинкта варвара.

Качество народа напрямую зависит от власти. Мы привыкли думать, что народ имеет ту власть, которую заслуживает. Но и власть имеет народ, который заслужила и создает. Отрицательный искусственный отбор населения с помощью государственного произвола производился в России не одно столетие. Пика это культивирование варварства достигло в советские времена, когда власть кухарок стала официальной идеологией. Массовые репрессии, высылка из страны и расстрелы цвета интеллигенции, формирование касты квазиученых, информационный и культурный вакуум, в который власть загнала несколько поколений советских людей, привели к тому, что количество бытовых варваров в нашей стране критически велико. Дети и внуки варваров остаются варварами в варварской среде.

Поэтому «народ-богоносец» так рьяно разрушал храмы, когда поступила политическая команда. А теперь так же истово по другой политической команде вспоминает о своих оскорбленных религиозных чувствах. Поэтому у Сталина не возникло проблемы с вербовкой миллионов изуверов и стукачей. Не возникнет и сейчас, если «Родина» скажет. Поэтому, согласно опросу Левада-центра, проведенному в конце сентября, 78 процентов россиян считают наказание Pussy Riot — так уж случилось, что панк-молебну девушек в ХХС суждено было стать термометром, замеряющим градус дикости в путинской России начала ХХI века, — адекватным или недостаточным. И только 14 процентов — чрезмерным.

Обычно принято считать, что опора нынешнего режима — бедные провинциальные бюджетники.

Но беда не в том, что у нас очень мало среднего класса и очень много нищих провинциальных бюджетников. Беда в том, что в России слишком много, в худшем смысле слова, «простых» людей. И слишком мало «сложных». Бытие, конечно, определяет сознание. Но и бедный бюджетник из провинции, если он вырос среди мыслящих людей, если сам пробовал противостоять дикости среды или хотя бы не идти у нее на поводу, может выдавить из себя по капле раба и варвара. Равно как и вполне богатые столичные штучки, как мы видим на примере многих наших олигархов и депутатов, проявляют вполне варварские и рабские наклонности.

Богатство и бедность, личная зависимость или независимость от государства — бомж зависим от него куда меньше, чем какой-нибудь условный Дерипаска, — сами по себе не определяют степень варварства человека.

Поэтому воровство власти не так страшно, как насилие над людьми, разрушение их исторического сознания и потакание самым низменным инстинктам. Уголовная статья за оскорбление чувств верующих — верный путь к стравливанию людей и дальнейшей варваризации страны. Православные патрули и казачьи дружины с нагайками, законодательные запреты вредоносной информации для детей и цензура в интернете, полпред Холманских и телеведущая Света Курицына из Иванова — прямое потакание варварству. Гнобление профессионалов и возвышение лояльной серости — залог консервации нашей дикости. Считать домостроевскую дикость и пещерные проявления религиозности нашим «культурным кодом» и традиционными ценностями, краеугольным камнем государственности — исторический подлог.

Среда и атмосфера в обществе имеют решающее значение для качества народа. За эту среду и атмосферу в масштабах страны отвечает правящий режим. В демократичной среде и атмосфере вольнодумия человеческая мысль и дух производят открытия, технологические прорывы. В атмосфере «шарашки», ментального и буквального барака, можно изобрести атомную бомбу или другое смертоносное оружие, но нельзя сделать большинство людей сознательными гражданами, личностями с чувством собственного достоинства.

Инстинкт раба и инстинкт свободы в разных пропорциях заложены в каждом из нас генетически. Но там, где человеку, чтобы сохранить достоинство, приходится претерпевать постоянные страдания и унижения, жить «вопреки», а не «благодаря», личностей по определению меньше, чем там, где инстинкт свободы есть у самого государства. Когда норма становится доблестью и подвигом, трудно требовать подвигов от «морального большинства». Людям свойственно приспосабливаться к реальности. Хотя биологическая валентность у людей меньше, чем у крыс, государство слишком часто заставляет нас крысятничать.

У ответственных политиков примерно такая же миссия, как у мастеров культуры, — возвышать людей, а не опускаться до их низких инстинктов и пригибать их к земле. Помнится, нынешний руководитель России любил говорить, что страна встает с колен. Теперь он пытается опираться на тех, кто бездумно лает и ползает на четвереньках.