Правда «Школы» и кривда жизни

Сама идея социального расслоения по-прежнему, как в советские времена, чужда массовому сознанию. До сих пор учителя, родители, журналисты (не говоря уж о чиновниках) упорно рассуждают о школе вообще, о «хорошей школе», какой она должна немедленно стать, - всё в единственном числе. Сериал «Школа» рушит этот одномерный подход.

Я никак не могла понять, почему первая же серия из обещанных 60 вызвала такую бурную реакцию не только среди чиновников от образования и депутатов Государственной думы от КПРФ, пожилых дам в странных костюмах и с причёсками, в запретительском раже легко переходящих на визг (обсуждение сериала в ток-шоу «Судите сами»): тут всё понятно, привычно и скучно. Мне показалась странной реакция тех учителей, которые известны своими демократическими настроениями, а также родителей, возмущённых «неправдой». Сериал самой стилистикой «под документальное кино», весьма распространённой в мире, но у нас, особенно на телевидении, очень редкой, провозглашает главной (может быть, содержательно единственной) установкой показать «правду», «как оно есть на самом деле». Мне кажется, многое прояснилось - для меня, по крайней мере - на обсуждении фильма того же автора «Все умрут, а я останусь» в «Закрытом показе».

Сначала всё было как всегда: воинственные критики требовали, чтобы им немедленно объяснили, «зачем» и «что хотел сказать автор своим фильмом». Ответов они получить не могли по той простой причине, что их не существует в природе, когда речь идёт о произведении искусства, их - однозначных - не может сформулировать ни автор, ни даже исследователь, а потому противоположная в споре сторона морщилась, страдала и говорила о высоком искусстве, о новом слове и т.д. Спор бессмысленный, поскольку, если человек задаёт такие вопросы, с ним надо не спорить, а предложить ему успокоиться и почитать что-нибудь научно-популярное. Обидно только, что ответов домогались некоторые учителя из хороших школ: им всё-таки положено понимать такие вещи. И как всегда, ведущий страстно и ревниво допытывался у режиссёра, насколько сильна была установка на коммерческий или фестивальный успех «на Западе». Становилось совершенно очевидно, что таких позорных установок у самого ведущего (тоже режиссёра) никогда не было и это единственное, что мешало ему взять все премии в Каннах, Венеции, Берлине и собрать миллиардные прибыли.

А потом ведущий сунул микрофон нескольким девочкам из публики, не так давно вышедшим из возраста героинь фильма. Девочки честно сказали, что фильм им смотреть было интересно, но в их школе всё не так, поэтому, наверное, показанное режиссёром - неправда.

Вот тут-то у меня в голове соединились какие-то проводочки и получилась мысль, наверняка лишь одна из очень многих, которые приходят в голову по поводу и фильма, и сериала.

Дело в том, что девочки на обсуждении говорили достаточно умно, грамотно, одеты были как положено - со скромным достоинством - и совсем не походили на героинь фильма. Я сразу поверила, что в их школе «ничего такого» не происходит. Что их мамы - не «толстые тётки с куриными мозгами» (определение одной из участниц разговора), что в их домах водятся книги, что с ними с детства разговаривали нормальным литературным русским языком, и разговаривали много.

Героини фильма и сериала говорить не умеют: их язык беден и не в состоянии передать то, что они чувствуют, хотят, видят вокруг себя. Самое главное - они не только не воспринимают это как недостаток, они не понимают, что не умеют говорить (следовательно, и думать), поскольку вокруг них никто этого не умеет. Ни родители. Ни учителя, чей лексикон чаще всего исчерпывается набором формул по предмету и набором округлых общих фраз, которые они по недоразумению принимают за свои убеждения и педагогический опыт.

Девочки - участницы обсуждения и героини фильма были просто из разных школ, разных семей, разных социальных слоёв.

Почему такая простая мысль не посетила ни одного из участников обсуждения, ни одного из критиков фильма и сериала? Думаю, не в последнюю очередь потому, что сама идея социального расслоения по-прежнему, как в советские времена, чужда массовому сознанию. До сих пор учителя, родители, журналисты (не говоря уж о чиновниках) упорно рассуждают о школе вообще, о «хорошей школе», какой она должна немедленно стать, - всё в единственном числе. Социал-демократы (по духу, а не только по партийной принадлежности) и коммунисты возмущаются самим фактом социального расслоения, но чаще всего имеют в виду исключительно олигархов и их деньги, которые если бы отдать бедным (то есть всему остальному населению страны), то всё сразу стало бы хорошо.

Тем не менее они же, но в качестве родителей, прекрасно знают о существовании хороших физико-математических, биологических, языковых школ и прилагают много сил, чтобы устроить именно туда своих детей.

Между тем сравнительные исследования доступности высшего образования поставили Россию на предпоследнее место среди развитых стран, имеющих соответствующую статистику. И совсем не по той причине, о которой вы уже успели подумать, не из-за коррумпированности всей системы высшего образования (которая, конечно же, неоспорима, но не принималась в расчёт, поскольку расчёту не поддаётся). Одним из критериев доступности считается в этом международном исследовании социальный состав студентов, проще говоря образование родителей: чем ближе состав студентов по этому признаку структуре населении вообще, тем более доступно высшее образование. У нас большинство студентов, особенно в лучших вузах страны, - дети родителей с высшим образованием. Страта не только давно образовалась, она успешно себя воспроизводит.

Воспроизводят себя и другие страты, потихоньку «окукливаясь».

Как только международные обследования качества школьного обучения коснулись не лучших, а массовых школ (знаменитое исследование PISA международной Организации экономического сотрудничества и развития), наша страна рухнула в конец списка. В одном из последних таких обследований 15-летние российские школьники, выполняя тесты, заняли 29-е место по математике, 23-е - по естественно-научному циклу и 32-е место - по способности понимать прочитанный текст (в списке из 41 страны-участницы). Комментарий ректора ГУ-ВШЭ Я. Кузьминова: «Подрастающее поколение практически не умеет понимать смысл прочитанного текста, анализировать его и использовать полученную информацию». Правда, и тут говорится о поколении в целом. Обсуждая тоже скандальные (но вовсе не до такой степени) результаты национального исследования массовых школ Франции, которые привели в негодование всю страну, пожилой профессор педагогики Сэмюэл Джошуа меланхолично заметил: «40 лет назад ситуация была не лучше. За исключением лишь того, что тогда на это никто не обращал внимания: школа была более элитистской и отвергала целую часть населения, что никого не шокировало».

Мы озабочены демократией исключительно в политике: избирательное право, чистота и прозрачность выборов, распределение финансовых потоков и права принимать решения между федеральными, региональными и местными органами, выборность губернаторов, мэров, судьба самоуправления. Нам показали массовую школу спального района. Получился шок и всеобщий вопль: не надо, мы не хотим это видеть! Впрочем, вопль не всеобщий: «вопить», то есть оформлять эмоцию в слова, могут только те, кто это умеет. Массовая школа этому не учит. Окончившие её родители нынешних подростков из спальных районов не могут научить этому своих детей.

И вот тут обозначился некоторый прорыв; его значение трудно переоценить независимо от художественных качеств сериала и фильма. Даже «Маленькая Вера», которая в своё время произвела такой же шум, была снята-написана-сыграна не её героями, а интеллигентами, которые смогли облечь отношение к этим героям в слова и образы. Принципиальная установка Валерии Гай Германики - рассказ о тех же героях «изнутри».

Мне кажется, шок связан с тем, что «безъязыкие» заговорили.

У меня есть подозрение, что сама Германика лихо провела на обсуждении и ведущего, и участников обсуждения, и почтенную публику, удивлённо улыбаясь любым попыткам интерпретации фильма и уверяя, что «ничего такого» она не имела в виду, «просто хотела изнутри рассказать о самой себе, распределив себя на трёх героинь». Эти героини не смогли бы снять такой фильм, в котором много задумано и в большей или меньшей степени умело сделано вполне в соответствии с последними кинематографическими идеями. Но я почему-то поверила одной из актрис, которая заявила: «Это про меня. Я была такой. Я училась в точно такой школе». Поверила ещё некоторым подобным утверждениям.

Значит, страты не настолько окуклились, из них можно вырваться и заговорить на языке, непонятном выходцам из других страт. Можно показать молодёжи из того же социального слоя, что и героини; я почти уверена, что эта молодёжь тоже будет смотреть сериал - «как она смотрится».

Главное - заговорить.