Чаепитие с Лимоновым: «как у Путина». Часть 2

Первая часть

В какой-то момент Прилепин заметил, что Настя гладит Владимира Владимировича по ноге под столом, и ему стало ясно, что находчивая девушка скоро получит Госпремию.

Мы зашли в низкий зальчик, набитый книгами, поздоровались, конечно, с хозяином и, главное, со звездой НБП - Олей Архиповой по кличке Зая, на которую и без меня уже таращились собравшиеся писатели. Хотя для писателей большинство ребят уж как-то слишком молоды, - может, это просто юные «фашЫсты», как иные из них сами себя с легкой иронией называют? Ну, да хрен чего поймешь сейчас, когда все так перепуталось и перемешалось.

Впрочем, настоящие, в смысле, засветившиеся писатели, таки подошли. Кроме уже известных вам собутыльников, там были и - мне это особо подчеркнул Прилепин - Андрей Рубанов, Сергей Есин, Всеволод Емелин, Ян Шенкман, Сергей Беляк (он не только поэт и музыкант, но еще и - вот это да! - адвокат Лимонова, не его одного причем, но и прочих диссидентов). Я, честно говоря, в лицо знал раньше одного только Есина, бывшего ректора Литинститута (имени Горького - до чего неуместное и дикое название! Смешное ваще словечко - «горькое». И это не, заметим, близкая к писателям «горькая». А мог бы быть «институт имени Бедного», если б этого дела коснулся автор Демьян Бедный, в девичестве Придворов... Идиотичней в этом смысле разве только «ул. им. 40-летия Октября», спасибо, не мартобря, - что в Люблино. Которое и само-то называется замысловато, весьма даже, а правильней, наверно, его само писать ЛюблЕно - то бишь люблено и разлюблено, вот это «и» вкралось совершенно сдуру и малограмотно).

Ну, зашли мы в магазин, расселись: кто на стульях и ящиках вдоль стен, вдоль книжных стеллажей, а кто и за столом президиума. Который стоял посередине, а випы расселись по периметру, будто стол круглый. Заместо совкового графина с водопроводной водой на столе быстро появилась бутылка хотя и виски, однако ж самого демократичного - White Horse. И пластиковые стаканы. Президиум стал по чуть пригубливать, остальные смотрели молча, наверно, смущались наливать себе при вожде. Но когда я из своего угла запросил себе порцию, мне прислали, и я порадовался: вот, есть еще у них fraternite и egalite. Все революции с этим носятся в начальной фазе, как известно. Впрочем, дело было не в виски и не в пьянке, люди все-таки собрались если не поговорить, так послушать. Под чай, который тут же принялась разносить девушка - звезда НБП.

- Чаепитие, как у Путина! - воскликнул Лимонов. - А чем я хуже? Он позвал писателей - и я позвал. Вот так!

Начало мне понравилось; неплохо, свежо, скромно, но с замахом. А поговорить он вот о чем захотел:

- К сожалению, у нас актуальной остается в стране столетиями одна и та же тема - «поэт и царь». Радищев и Екатерина, Сталин и Булгаков, Булгаков и ЦК, Солженицын и Политбюро.

Дальше я так тезисно буду излагать, безжалостно сокращая лирику и поэтический пафос, и рисовку типа: «так уж сложилось, что я 20 лет провел на Западе и знаю его в целом лучше многих, и узнал давно, и капитализм я в перестройку не воспевал в отличие от прорабов той перестройки», - не давать же вам тут стенограмму, даром что Лимон говорил живо и уж точно не по бумажке:

- Хотелось бы каким-то образом эту классическую садомазо-пару [поэт и царь] нарушить. ...Я высказал свое намерение быть кандидатом в 2012-м на президентских выборах. Безусловно, у меня самого от этого решения крыша съехала. (Спасибо, что признался. - И.С.) Конечно, реально взвешивая шансы, можно схватиться за голову и сказать, что шансов нету никаких. (Еще одно спасибо за откровенность. - И.С.) На самом деле, шансы есть все (Спасибо - теперь уже за художественное преувеличение, за некий даже сюрреализм. - И.С.). Я не вижу, почему я не могу быть... (слово «президент» он, к счастью, не произнес - И.С.) кандидатом. Это смелый, безумный поступок. Мне хочется совершенно серьезно выйти и сломать существующую у нас матрицу. (Тут кто-то посмеется, а я скажу, что художник и должен ставить перед собой нереальные, непосильные задачи, только в таком случае он может быть интересен кому-то. - И.С.) Я за всю свою сознательную жизнь ни одного правителя российского не уважал. Ну, не уважал! Видел, что они меньше меня, и мне это неприятно чудовищно. Я не хочу, чтоб они были, как я... Я хочу поднять еще один в моей жизни бунт. Один из вас сует голову в воображаемую петлю. Прошу вас поверить, что затея эта увенчается успехом. И я хочу в этом опереться и на вас - на людей интеллектуального труда, на людей культуры... Безумная эта идея пришла мне после того, как Путин встретился с писателями. И я подумал - а я что, хуже, что ли? Я тоже хочу встретиться с писателями.

Конечно, всем стало интересно, что там было на той исторической встрече: газеты же не написали про самое главное, не для того они существуют на белом свете, ох, не для того... Так что ж было там? Как узнать? Про последнюю встречу - никак. Лимонова на такие мероприятия не зовут, само собой. Сенчин, как выяснилось, на самую, может, первую такую встречу зван был, да не пошел, и больше его не звали никогда. Прилепин однажды на встречу сходил, его позвали еще, да он уж не пошел.

Вот вам «поэт и царь» - они вроде как на равных: в гости друг друга зовут (пока, правда, игра идет в одни ворота), а кто не пришел - на того обижаются.

Тут надо сделать важную оговорку. Не бывши никогда на чае у президента, и у премьера тоже не бывши, Лимонов в Кремле все-таки был - правда, всего только у Илларионова, но все же. И он в подробностях рассказал нам про ту не очень судьбоносную, но уж какая была, встречу. Это случилось в 2004 году, когда нацболы захватили, на время, приемную администрации президента. Лимонов нашел, что двор корпуса номер 14, что прямо возле Боровицких ворот, страшно похож на двор саратовской тюрьмы, где писатель некогда сиживал, - похож бедностью и неухоженностью, серыми стенами и проводами, которые неаккуратно и пожароопасно висят повсюду. Лимонов выглянул в окно и оторопел:

- Вид, как из моей камеры номер 157 в саратовском централе! Ощущение отвратительнейшее. В этом же корпусе сидит и Сурков, насколько я знаю, и т.д.

В тот памятный - для Лимонова - раз с ним в Кремль был зван и писатель Алексей Волынец, тоже оплот патриотических сил. Но он не пришел. Лимонов терялся в догадках - ну почему?!

- Когда я вышел из Кремля, падал снег. Волынец ждал меня на Васильевском спуске, и сразу мне сказал, что он не по идейным соображениям не пошел, а элементарно проспал. Я ему сказал, что он - единственный в истории человек, который проспал в Кремль!

По мне, так проспать - это круче, чем не откликнуться на приглашение из принципа. А на Лимонова кремлевская магия, кажется, действует сильней, чем могло бы показаться. Какой-то у него пиетет есть, есть к Застенку... Ну а что? - вон, сам Михал Афанасьич Булгаков - и то, какие прочувствованные письма слал Сталину! Ну и потом, Лимонов сам вон решил пойти не то чтоб в президенты, но по крайности в кандидаты. Похоже, он реально себя чувствует ровней Путину; да в чем-то даже видит себя стоящим и выше.

По ходу своей речи Лимонов коротко обозначил про свое сидение в тюрьмах за правду, про взаправдашний, а не с совковых конторах, опыт жизни на Западе, про окопы войн за свободу. А про Путина он мнения вроде даже и невысокого, куда тому до Лимонова:

- Он, по моему мнению, книг не читает, и они ему не нужны совершенно. Он вряд ли много размышляет. Он человек дела. Вначале довольно скучного. В Дрездене он занимался, по-моему, просто-напросто перекладыванием бумажек с одного места на другое. Потом он сидел у господина Собчака...

Ну, нешто это биография, в самом деле? А про себя Лимонов, напротив, так сказал:

- Я свою судьбу никому не отдам.

Ну, даже если и так. Но все равно всем было интересно, как и в какой манере Путин, пусть даже у него биография бедная, встречался с писателями. Рассказал про это Прилепин, а больше просто некому было. Захар подробно рассказал, какие вопросы он задавал Путину про политику, и как тот отвечал, - ну тут какие уж секреты, любой может это домыслить легко и близко к правде; у чекиста мало маневра в выборе формулировок, когда он разговаривает не со своими («соцсфера растет небывалыми темпами» и прочее в таком духе.) Но зато куда веселей тема участия в той беседе юной писательницы Анастасии Чеховской. Она, как выяснилось, то и дело перебивала Самого и подсказывала ему формулировки, и он радостно их принимал и откликался: «Настя правильно говорит!», а в какой-то момент Прилепин заметил, что Настя гладит Владимира Владимировича по ноге (и это самая невинная из всех возможных тут формулировок) под столом, и ему стало ясно, что находчивая девушка скоро получит Госпремию. Но, всмотревшись внимательней, Захар осознал, что Настя гладит не ногу премьера, но голову его собачки, которую та положила на колено хозяина.

Мы посмеялись, а Лимонов на это ответил, что ему не о чем разговаривать с властью. Потому что:

- Единственный язык, на котором с нами разговаривает власть, - это язык репрессий. Я - не из тех, кто говорит о кровавом режиме, но нас просто убивают. У нас (видимо, у нацболов - И.С.) 9 убитых за годы, начиная с 2000-го, и около 200 человек прошли через тюрьмы и лагеря... Закончил он красивой емкой фразой:

- Власти не нужны соратники, сообщники и помощники, а, возможно, даже и противники не нужны.

А потом хороший вопрос задал Прилепин:

- Что у нас делается с литературой? Что вы будете делать, когда придете в Кремль?

- Квартиры нам на Тверской! - изящно заорал кто-то. Никто, однако, не смеялся. А Лимонов рассказал удивительную вещь: он получает очень маленькие гонорары, более того, его работы неохотно берут издательства, и свою книжку про Путина он вынужден был издать на свои деньги. А вот во Франции, рассказал он, есть некая система финансовой поддержки писателей... Даже те, у кого тиражи небольшие, как-то живут.

Потом Лимонов сказал такую вещь:

- Нас кормят выжимками и дайджестами.

Я встрепенулся. Мне самому эта мысль часто приходит в голову - особенно, когда смотришь или читаешь репортаж о событии, на котором сам был. И ты осознаешь тогда, что сути понять невозможно, а есть какой-то идиотский набор цитат и стеб. Хи-хи и ха-ха, причем очень редко это бывает смешно. А бывает, еще и свой текст видишь в каких-то изданиях, а там безошибочно, метким редакторским пером выкинуто самое лучшее. В общем, безусловно люблю я русскую журналистику, сил нет.

(Продолжение следует)