Глеб Павловский: этот антипутинизм - путинизм наизнанку

В Москве прошел третий по счету «Марш миллионов», который, по разным оценкам, собрал от 14 до 100 тысяч участников. Политолог Глеб Павловский тоже принял участие в митинге и рассказал Slon об ошибках оппозиции, изменениях в митингующих и о том, почему на улицу так и не вышел «миллион».

– Что Вы думаете о прошедшем митинге?

– Я ушел довольно рано, в самом начале – где-то через час. Первое выступление было довольно динамично, но, для меня во всяком случае, главное в этих акциях – марш, потому что я не очень могу стоять в толпе и слушать этих выступающих, которые говорят непонятно о чем. Атмосфера ощутимо изменилась – притом, что людей вначале было, примерно как на прошлых маршах. Теперь больше чувствуется разобщенность. Еще, по-моему, сдвинулся возраст протестующих. Конечно, за счет участия городского отделения КПРФ увеличилось количество пенсионеров, и меньше, намного меньше стало студентов.

– Как вы думаете, с чем это связано?

– Понимаете, все эти марши проходили в бардаке, к которому все уже привыкли. Вот сейчас происходит так, что чем меньше организации, тем больше интереса. Плюс народ не доверяет тем, кто стоит на сцене. Я вот не думаю, что эти выборы оппозиции что-то изменят. Был лозунг «Вы нас просто не представляете», мне кажется, что он очень про лидеров протеста. Их не представляют. Люди готовы принимать в день митинга этот выбор, но они не готовы идти за ними. Несмотря на прозрачность и технологичность, нет коммуникации между народом и так называемыми лидерами. Народ не слышит того, что ему интересно. Неинтересно постоянно выходить в защиту политзаключенных. Это правильно – защищать их, понимая, что ты как бы защищаешь самого себя, тех из нас, кого арестовали, но это не может быть вечной основной повесткой.

Постепенно появляется такое явление – не о чем поговорить, кроме как о политзаключенных. В этот момент происходит замыкание. Невозможно и постоянно слышать «Путин – вор!». Этот антипутинизм – путинизм наизнанку. Мы не обсуждаем ничего, кроме того, как плох Путин. Но, вы знаете, число смертных грехов ограничено, и выдумывать новые все сложнее. У человека, который это слышит не в первый раз, пропадает ощущение того, что он причастен к истории. А это опасно для протеста. Люди на сцене говорят не на том языке, на котором говорят те, кто у сцены стоял. Это чувствовалось еще на первом марше на Сахарова, но потом оно – это ощущение – стало фатальным.

– А в чем конкретные ошибки лидеров оппозиции?

– Я же говорю, что в лозунгах. В этом жутком советском «Долой мракобесие!», которым сейчас уж точно много людей не объединишь. Неактуальным требованиям о выборах.

– Хорошо, а у вас есть предложения? Какой должна быть центральная повестка?

– Если бы я знал, я бы повел свою колонну. Очевидно только, что, например, обсуждение хозяйственных проблем будет неинтересно той самой молодежи, которая и выходит на улицы. И почти очевидно, что никакой Координационный совет этой проблемы не решит. Вот сегодня слышал: мол, что будут делать власти, когда выйдет миллион. Ну не выйдет миллион. Почему он должен выйти? Потусоваться? Это задача лидеров – внушить каждому, что он выходит лично за себя. Это и есть политика. Хочется, чтобы эти оппозиционные выборы дали какой-то толчок и чтобы люди со сцены перестали быть зацикленными на одной своей проблеме – например, понятно, что у Гудкова сейчас одна цель – самооборона, но он же не может убедить в том, что это – самое важное – целый миллион.