Что будет после тандема?

Экономические реформы придется возобновлять - неважно, с Путиным или с другим премьером. Этот год обещает стать годом без главной темы. Как 1981-й, когда тихо, без внешних эффектов, догнивал СССР.

Сомнения в том, кто в тандеме главный, развеялись окончательно. Как инструмент привлечения элит и общественного мнения, не говоря уже о преобразовании экономики и государства, медведевская модернизация не тянет даже на горбачевское ускорение. Она больше похожа на брежневское «совершенствование хозяйственного механизма» - попытку оживить экономику при соблюдении главного граничного условия: политическая система должна остаться незыблемой. В отсутствие значимых действий со стороны Медведева сценарий третьего срока Владимира Путина выглядит безальтернативным.

И все же год не будет пустым. Да, чиновники будут вести себя так, словно никогда не сомневались в возвращении Путина в Кремль, - поддакивая каждому слову, не отвлекаясь на какие-то там сигналы. Но Путину, когда он вернется в Кремль, потребуется свой премьер. То один, то другой претендент на освобождающееся в 2012 году премьерское кресло будут делать заявки на лидерство в экономической политике - ведь не все думают, что Путин и Медведев просто поменяются креслами.

Конечно, программные статьи и речи претендентов на второй пост в государстве не предусматривают немедленных действий. «Нет политической воли», - сказал перед Новым годом один из участников премьерского кастинга, объясняя мне, почему в обозримом будущем не стоит ждать серьезных реформ. В конце концов в 2009 году система выдержала довольно суровое испытание без серьезных потрясений. Так зачем что-то менять?

Демонтаж особо выпирающих частей государственного капитализма, инициированный в прошлом году президентом с согласия премьера, говорит о том, что власть в принципе понимает тупиковость модели, сложившейся во второй половине «нулевых». Путинская реставрация восстановила многие элементы советского госкапитализма - монополию в политике, доминирование госсектора в экономике, бюрократизацию и политизацию экономических решений. Но благодаря либеральным реформам 1990-х в нынешнюю систему встроен важный защитный механизм: деньги имеют значение, власти хорошо понимают важность макроэкономической стабильности.

Запас прочности у нынешней системы не безграничен.

В ней по-прежнему очень много неэффективности. «Формула Путина» предполагает слишком серьезное перераспределение ресурсов от успешных к социально или политически близким. Чего стоит вливание 75 миллиардов рублей в АвтоВАЗ. Сверхцентрализация процесса принятия решений привела к устойчивому ухудшению их качества - просто потому, что никто из подчиненных не смеет возражать Путину. В прошлом году много говорилось об опасности одобренного премьером повышения с 2011 года ставки взносов в социальные фонды. Но аргументы противников этого решения - а я не знаю ни одного профессионального экономиста, который считал бы его правильным - просто проигнорированы. Если повышенные ставки вступят в силу, восстановление экономики после кризиса серьезно замедлится.

Один из важных уроков брежневского застоя и горбачевско-ельцинской революции состоит в том, что перемены начинаются позже, чем их ждешь, но раньше, чем ты к ним готов. Вместе с тем широкий консенсус в профессиональных элитах позволяет влиять даже на власть, не скованную внешними ограничениями. Это хорошо иллюстрирует история из осени 1991 года, которую рассказал мне один из ее участников.

К середине октября от эйфории после августовской победы над путчистами не осталось и следа. Ситуация в экономике стремительно ухудшалась, правительство в России фактически не функционировало, президент Ельцин удалился в Сочи. Молодой российский депутат Михаил Дмитриев, в будущем один из авторов пенсионной реформы начала 2000-х, в интервью «Независимой газете» усомнился в способности президента провести радикальную экономическую реформу, в необходимости которой у профессионалов даже консервативного толка сомнений уже не оставалось. Дмитриев предположил, что Ельцину как популисту куда проще свернуть на национал-патриотическую дорожку, протоптанную грузинским президентом Гамсахурдия.

В группе экономистов, которая под строжайшим секретом писала в те дни программу реформ на правительственной даче под Москвой, интервью Дмитриева вызвало настоящую эйфорию. Руководитель группы Егор Гайдар радовался как школьник: Ельцин действительно колебался, и жесткая критика должна была подтолкнуть его к принятию правильного решения - слишком мрачно выглядела альтернатива, описанная депутатом.