Полтора года в тюрьме. Рассказ блоггера

Для начала замечу, что свое тюремное заключение я с самого начала оценивал именно как “долгие каникулы у бедных родственников”(все очень скромно и все зовут друг друга “братуха”) или некое “опасное приключение”. В любом случае я считал это отдыхом после той весьма напряженной жизни, которую приходилось вести на воле (то, что в той или иной форме оседает в ЖЖ, - это была очень маленькая часть моей жизни и в большинстве случаев не самая важная). Три дня в ИВСе сразу после задержания я проспал, потому как, даже если не считать суматошную беготню по рабочим делам ноября-декабря 2007 года вцелом, непосредственно перед “посадкой” я двое суток был на ногах, завершая некоторые свои дела, после чего поехал на работу, а потом – к следователю и в тюрьму.

Тогда многие радостно потирали ручки - “Гы! Комнатный боевик с обрезом поехал на тюрьму! Щас хлебнёт!”. Расчет не оправдался, потому как читать ЖЖ человека – вовсе не значит знать человека. В бытовом плане тюрьма меня совершенно не испугала, хотя приехал я в очень колоритную прокуренную “транзитку”, где временами набивалось столько народа, что спали поочереди, где тараканы поутру горстями радостно парашютировали с потолка в тарелки с сечкой и где из-за холода спать без риска схватить воспаления легких можно было только в одежде и в шапке… Человека, проведшего юность в походах, трудно поразить таким спартанским бытом и скромной диетой. В плане же человеческом, духовном если можно так выразиться, тоже не обнаружилось особых сложностей.

Мало того, что был кем надо в свое время подготовлен и к такому развитию событий, оказалось, что гораздо большую роль в успешном выживании в тюрьме играет вовсе не наличие мощной мускулатуры, степень приобщенности к преступному миру и другие факторы, назойливо пропагандируемые нашими медиа в их псевдокриминальных киноподелках. Наибольшую роль при длительном пребывании в тюрьме играет человеческая зрелость, прочность нервной системы и степень развития самоконтроля, характер, если можно так сказать.

На многих оказывает гнетущее действие состояние постоянной неизвестности. Что уж говорить о “сенсорном голоде”. В первые дни моего заключения имела место такая сцена, например. Один молодой зэк дочитал “Героев пустынных горизонтов” Олдриджа (томик, кстати, был зачитан зэками до полного постраничного распада). Спрашиваю:
- Ну как?

- Классно! – говорит он. – Жаль только главного героя в конце убили!

- ЭЭЭХ! ЗАЧЕМ СКАЗАЛ!?! – тихо, но с очень сильным выражением упрекает его сидящий рядом дядька, хозяин книжки, который уже почти год за решеткой и вот только недавно у кого-то добыл что-то интересное и нечитанное.

Поскольку с нервишками у меня все было нормально, а “неизвестность” и возможность всяческих сюрпризов меня уже года два как совершенно не пугала, я не только быстро адаптировался к тюремным условиям, но и вполне нормально себя чувствовал в этих условиях все полтора года. Бывало и холодно, и голодно, вернее, не шибко сытно, по-настоящему голодал я только во время голодовок зимой и весной 2008-го, но грустно или безнадежно не было никогда. Я даже, помнится, писал в одном из писем на волю, что тюрьма проверяет умение человека использовать Культуру как инструмент выживания в сложных условиях, каковым она, на самом деле, применительно к отдельному человеку и является.

Если ты привык к тому, чтобы жить внешними “короткими” возбудителями – радио, телевидением и т.д. и средствами для “забвения” – алкоголем, наркотиками, беспорядочными половыми связями, то в тюрьме, где ты отгорожен от “баб и водки”(с), а часто еще и телевизора с радио нет, наступает жуткий вакуум в моцгу, ибо тюремный быт не просто примитивен и однообразен. В тюрьме просто нет ничего, кроме быта. Шахматы – единственное интеллектуальное развлечение. Если они есть.

Приходит угнетенность, подавленность, одиночество. Причем именно у “реальных пацанов”, ребят с улицы, которые к тюрьме должны бы быть готовы. Первые два месяца, до суда, конечно блатуют, крутят четки и т.д., а потом, когда услышат приговор…

Вот их вызывают вроде бы “на этап”, а через пару дней в кормушке вместо обычного баландера появляется знакомая физиономия. Куда угодно, в какие угодно “козлы”, хоть на баланду, хоть “дороги” рвать тем, с кем вчера последний кусок сала делил (извините, душещипательно врать про “последний кусок хлеба” не буду, в тюрьмах его обычно более чем достаточно и он вовсе не так дурен на вкус, как принято считать, особенно если свежий. Вот на зонах да, кое-где бывают проблемы.). Лишь бы не ехать к черту на рога, где вообще ничего знакомого, лишь бы не оторвали от мамки, которая носит дачки и ходит на свиданки.

Я же еще в той, дотюремной жизни, использовал культурку по ее прямому бытовому назначению. Когда чувствовал какой-то негатив – подходил к книжной полке, брал нужную книгу, или вытаскивал из кейса нужный диск с фильмом или музыкой. И фкуривал культурку аки та животина безмозглая, которая, несмотря на свою безмозглость, нужную травку от нужной болячки вовремя сожрать умеет. Потому, наверное, и мог вполне себе нормально жить так, как жил, без спиртного, наркоты и прочих “лекарств”. Вот и зимой, в звенящей тишине холодной, продуваемой всеми ветрами одиночки, с пустым желудком достаточно было закрыть глаза и тихонечко запеть “Ты взойди, взойди, солнце красное…” и руки тут же согревал костер, возле которого сидели Молчан с Крыковым.

- А ведь раньше не певали вы мне таких песен!

- Так ведь и ты, пока лейтенантом поручиком был, этак с нами не сиживал!

Когда посадили за голодовку в карцер – упражнялся во буквально покадровом воспроизведении в голове “Капитана Алатристе”. Долго вспоминал, как звали Гвалтерио Малатестру, а потом выяснилось, что забыл, как звать автора эпопеи - Артуро Перес-Реверте. Давала о себе знать одна их классических “тюремных” болезней – “тюремная память”. В информационном вакууме мозг теряет тонус и начинаются провалы в памяти. Все вспоминалось медленно и “со скрипом”, методом “мертвой зоны”, вычитанным когда-то у Стивена Кинга.
В общем, не рассчитывала большая часть почтеннейшей публики на такое. Равно как и следователь, явившийся где-то на рубеже января-февраля с совершенно незначительными бумажками на подпись, датированными аж ноябрём.
“Ну что, не надумали рассказать нам всё про всех ваших друзей?” Гы. Гы. Гы.

Потом афтар пытался еще раз подавить на эту тему, когда заканчивали дело. Мол, нафиг надо тебе кататься туда-сюда, вызывать в суд этого шизофреника Бремзиса, экспертов, соглашайся ты на “особый порядок” (так называется быстрый суд, без рассмотрения большей части материалов дела, когда подсудимый во всем сознается и считается, что ему меньше дают), повинись-раскайсо, получишь несколько месяцев “поселка”, и выйдешь сразу после суда. Но и тут не вышло – шоу пошло по полной программе. (Тогда я еще, кстати, не мог знать, что через полгода законодатели порадуют нас отменой “полного признания вины и раскаяния” как необходимого условия для УДО, что весьма ускорило процесс моего освобождения.)

Самое эффективное давление в таких делах - это, кстати, давление через родню. Помнится, Янис Артурович еще на очной ставке что-то такое пытался изобразить в духе “Ты же сядешь! Мне жалко твою мать!” и прочее. Но мать к этому времени уже давно была в курсе того, что я занимаюсь опасными вещами, возможные последствия которых ей были весьма доходчиво разъяснены, и она всю эту историю пережила стоически. А я…

Даже в самые беспросветные времена, когда у окружающих зэков “рвало крышу” и они на пустом месте нагребали на себя кучу проблем, я вполне себе мог психологически закрыться, погрузившись в иное время и пространство. Туда, где далеко-далеко императорская гвардия поднималась под градом пуль и картечи на Мон-сен-Жан, где танки Роммеля неслись по пустыне, поднимая облака пыли, вперед, к Тобруку, туда, где среди причудливых вечерних теней и в непроглядном сумраке зимних ночей храбро сражались на улицах Москвы бойцы “Чорного блицкрига”, днем – самые обычные люди, спешащие по тем же улицам из дому на работу или с работы к своим семьям…

Кстати, интересный момент в тему “срыва крыши”. Если этот текст читают дамы, хочу им сообщить одну важную вещь. Вы правите миром, дорогие мои. (Так что держите руль крепче, хе-хе.) Увы, современные мужчины катастрофически слабы “на тему баб”. Причем чем активнее они бравируют своим мачизмом, тем больше оказывается эта слабость. Один опытный зэк очень любил комментировать житейские истории молодых зэков фразой: “3,14зда города берет!”, на что я ему постоянно отвечал “В наше время, увы, не берет, а сдает!”, имея в виду, что современного мужчину прекрасный пол если на что и может вдохновить, то обязательно на какую-нибудь гадость и низость. Увы, зэки вопросом прекрасного пола себя просто-таки изматывают.

Сколько рассказов о победах на любовном фронте! Многочасовые дискуссии о том, как правильно делать и вгонять в член “шары”… А спросишь, как именно эти шары работают, физиологией процесса поинтересуешься – стушуются. Главное - не пробовать им объяснять, что это еще и далеко не всегда работает, да и работает не у всех одинаково. Тут поможет только авторитет бывалого зэка с тремя отсидками, который, оторвавшись от томика Джульетты Бенцони, авторитетно заявит молодежи – “Я себе вгонял, одной понравилось, а другая сказала – убери, больно. Ну я и убрал”.

На зоне уходящих на длительные свидания зэков провожают как героев на смертельную битву, а их рассказам после трехдневного уединения с прекрасной половиной, внимают точно греки гомеровским виршам. Правда, бывает, что зэк-свиданщик и проболтается кому-нибудь на следующем длительном, что означенный герой, мол, месяц назад не пялил свою ненаглядную трое суток без перерыва на еду и сон, как рассказывал, а, присунув разок минуток на пять, запряг ее готовить себе домашней хавки и, поглотив ея немереное количество, беспробудно задрых. И так три дня.

На тюрьме, где даже подобной развтримесяцароскоши не наблюдается, все еще хуже. Большое спасибо телеканалу Рен-ТВ, ЕВПОЧЯ. Посмотрели на сиськи-письки – и в очередь на дальняк. И как молодежь удивляется, когда отказываешься поддержать этот всеобщий дрочерский порыв и объясняешь, что это все есть детство, настоящего мужчины недостойное… Ну а рассказ о том, что, влюбившись, но не снискав взаимности, пару лет мог вполне обходиться без прекрасного пола, пока таки не снискал, смотрится для них куда невероятнее любых свиданочных баек. Нешто такое возможно? Возможно, возможно мальчеги. От любви возможна всякая хрень… возьмите, что ли, Пушкина почитать в библиотеке. Или Лермонтова. Заодно посмотрите, как любовная лирика пишется, а то у вас как-то слабовато получается.

Нееет. Мы сначала до посинения подрочим на страничку с полуголой теткой из журнала “Психология”, а потом удивляемся – а чой-то так жрать все время хочется, чой-то каждая болячка гнить начинает. Молодцы, блин. Вы б еще при зоновской кормежке ежедневно по стакану крови выпускали – совсем хорошо было бы.

Нет, не постичь Дао пленникам низменных страстей. И редкий случай подарит беседу о возвышенном. “…Ты совершенно неадекватно оцениваешь личность Владимира Харконенна! Это был великий человек!...”, “… Вот ведь какая штука тюрьма. Ни один из моих знакомых на воле не в курсе существования такой книги как “Письма Такуана…”, “…Да, воспоминания Боргезе я почитывал. Правильный дядька…”

Во многом крепка наша “неблагополучная, уличная молодежь”. Драки, крови не боится, про “понятия” в общих чертах в курсе, ко многому может приспособиться, многому может научиться, но тюрьма не на это проверяет, а на наличие какой-никакой духовненькой культурки. От этого и все проблемы, от этого и положение на общережимных зонах паршивое. Оказавшись в одной лодке, жрут друг друга от страха почем зря – я не сожру, так меня сожрут. И очень тяжело понимающему человеку долго вблизи смотреть на эту ускоренную, по сравнению с тем, что за колючкой, версию геноцида нации.

Впрочем, иногда куда тяжелее смотреть на то, как зэк готовится освобождаться. Ура, воля! То-то нажрусь водки, то-то баб перетрахаю… И не проходит трех месяцев, как снова топает по плацу к своему бараку знакомый персонаж. Погулял. Подумал бы лучше, как на ноги встать, где и какую работу искать, как жить.

У меня вот за полтора года распланировано было всё в деталях кроме, разве что, пресловутых “баб и водки” - с этим как раз всё было более-менее понятно. Прошла, самое большее, неделя после освобождения, а я уж появился на своей старой работе и принялся за нее с таким энтузиазмом, что начальство начало даже пошучивать на тему пользительности тюрьмы для трудовой мотивации, хотя понятно было, что человек просто соскучился по прогам и железякам. Ну а я, перестраивая жизнь в соответствии со своими планами, с интересом ждал возможных вывихов “обратной адаптации”.

Планы же были довольно простые, частично оформившиеся еще до “посадки”.

В частности, окончательно определившись с тем, что в ближайшие пять-десять лет я не женюсь, а после этого – может быть, но очень маловероятно, я решил довести свой холостяцкий быт до возможного минимума, дабы всяческий вещизм не отвлекал от работы, а также всяческих других дел и интересных мыслей.

Тюрьма в этом плане очень поспособствовала – полтора года жил в условиях, когда все вещи помещаются в одну спортивную сумку, и совершенно от этого не страдал. Составил список необходимого в вольном быту минимального набора вещей, обуви и одежды, прикинул, что всё это, исключая разве что “костюм с галстуком для совсем уж официальных мероприятий”, поместится в один походный рюкзак и решил это реализовать. И хрен с ними с официальными мероприятиями, все равно я на них давненько уже не ходок. Почти все модели и миниатюры я раздал еще в 2007-м и новые делал только в подарок или на заказ.

Книги, где большими кусками, где отдельными томиками, тоже раздаю по народу - от дюжины полок и двух шкафчиков уже не так много осталось. Что еще из имущества остается? Контупер с архивами и видео/аудио/библиотекой? А тут как раз очень кстати подешевели винты и стало выгоднее хранить всё не на болванках, а на больших хардах. (Кстати, вовремя сделанные правильные бэкапы, спрятанные в надежных нычках, помогли после обысков и тюрьмы максимально быстро восстановить, так сказать, информационные ресурсы. Ну а первый из новых бэкапов был сделан практически сразу “на выходе”, еще до визита к haeldarу 17 июля, после которого факт моего освобождения стал широко известен.)

Обустраиваясь на воле, я поначалу думал, что наиболее серьезные изменения тюрьма и зона внесли в мой внешний облик, а не во внутренний. Например, на прямо скажем не богатых зоновских харчах я изрядно похудел, достигнув того состояния, в котором меня наблюдали некоторые товарищи в феврале 2006-го, на пике истощения туберкулёзом, который я несколько месяцев принимал за простуду, а участковый врач полмесяца принимал за бронхит. Ни в тюрьме, ни на зоне тубик вроде бы не вернулся, однако и без него старый добрый зеленый бушлат М-65 висел на мне как на вешалке, что спровоцировало длительный и, что уж там говорить, весьма приятный марафон, посвященный “откармливанию Мурза”, в котором поучаствовали, по-моему, все мои знакомые хозяйки, продемонстрировав чудеса кулинарного искусства.

В связи с чем к текущему моменту мысль добавить к етим костям немного полезного мяса кажется мне вполне уместной. Благо были наконец-то обнаружены старые-добрые гантельки, естественно включенные в список “необходимого минимума”.
Другое изменение внешнего облика произошло по причине временной смены прически – на зоне я ходил или очень коротко постриженным или вообще бритым налысо, в результате чего отрастающая на воле шевелюра, традиционно зачесываемая назад, приобретает весьма своеобразную форму. Некий, мягко говоря, излишний объем. Наиболее критическая оценка получающейся картины – “Под Элвиса косишь?” Ну да ето все временно и с появлением даже малейшего намека на прежний хвост быстро закончится.

А вот внутренние изменения… Сначала я думал, что таковых вообще не случилось. Весь неизбежно появляющийся тюремный жаргон, как оказалось, на воле очень просто отключается сам по себе, появляясь только при необходимости описать людям какие-то сугубо тюремные реалии… Привычки? Ну разве что способность засыпать и спокойно спать при любом шумовом фоне хоть на лавке, хоть на диване, хоть с подушкой хоть без, в общем как угодно. (Тонкий казенный матрас на шконке из перекрещенных железных полосок, он способствует, да. Равно как и круглосуточный ритм тюремной жизни.) Даже на чифир не подсел. (Насчет сахарозаменителя не считается – я на него еще осенью 2007-го перешел).

Клаустрофобия? Ни в коем разе. Даже необходимость пару-тройку недель потусить в классическом современном офисе, где не то что через охрану, а и внутри конторы без карточки-пропуска не походишь , вместо казалось бы неизбежного “Ужос-ужос! Опять везде закрытые двери!” вызывает только любопытство к технологии хранения ключей от кабинетов, доставшейся конторе от советских НИИ – железные стаканчики для ключей с пломбой на крышке. Прикольно.

Однако очень скоро об замеченных изменениях мне сообщили окружающие. “Ты какой-то мрачный стал, замкнутый”. Пригляделся к себе и понял, что таким образом окружающие оценивают состояние постоянной глубокой задумчивости, в которое я вхожу совершенно автоматически, стоит только окружающей жизни хоть ненадолго сбавить темп. Вот вроде бы в том же метро уже успел заново освоиться и даже оценить все преимущества нового вида Филевской и Арбатско-Покровской линий (хотя до сих пор непривычно, садясь в поезд на Щелковской, слышать “Поезд идёт до станции Молодежная”), но с завидной регулярностью или пропускаю нужную станцию или нужный поворот в подземном переходе.

Иногда, уже почти проехав мимо нужной станции, в последнюю секунду встряхиваюсь и выскакиваю в закрывающиеся двери вагона. Почему? Задумался. О чем? А подобрал первый попавшийся хвост из числа прежних мыслей. Не сказал бы, что этот процесс неизменно мегапродуктивен и порождает какие-то неизведанные ранее вершины философской мысли, иногда совсем наоборот, но он есть. И включается автоматически. И в сочетании с описанными установками на изменение жизни и быта рождает интересный эффект. Я заметил, что у меня осталась единственная форма зависти и единственная форма устремлений – к мыслям. Например, прочитав какого-нибудь креативного афтара, я завидую – “Хочу такие же красивые мысли и умение их так же красиво думать!”.

Иной раз с трудом удается себя оторвать от обмысливания какого-либо действия дабы, в конце концов, ужо произвести ето самое действие. Временами эта фигня начинает серьезно мешать общению с людьми – я просто раз за разом или обрываю их невпопад, или не отвечаю на их вопросы потому что думаю какую-то мысль, которая кажется мне важной. Как эту хроническую задумчивость лечить – пока не знаю. Пожалуй, попробуем в разных пропорциях прекрасный пол, работу, спорт, стендовый моделизм, шахматы и высшую математику (На зоне я некоторое время посвятил чубариковским лекциям по матану, да. А еще хочу дифуры и дискру.). Можно добавить немного компьютерных игр в жанре “экшн” или “очень быстрая RTS”.

В крайнем случае обратимсо за помощью к камрадам, которые сделали очень много как для того, чтобы облегчить мой тюремный быт, так и для моей скорейшей адаптации к вольной жизни. За что им всем еще раз огромное спасибо. Масса людей помогала мне там, огромное количество помогло без лишних проблем и пробуксовок вписаться в жизнь здесь. Тюрьма и зона, они, помимо прочего, особенно ярко демонстрируют человеку, что самое главное в его жизни – это окружающие его люди. Но только я это знал и раньше.
А вещи… Забавно, но, что касается вещей, то я почему-то здорово привязался к своей старой одежке, в особенности к той, в которой пришлось посидеть.

Вот, например, лежит прозапас несколько новых красивых свитеров, а я таскаю свой старенький, чуть ли не до дыр заношенный, простенький серый свитерок, который мне заслали на тюрьму в декабре 2007-го. Я даже не знаю, чей он. Просто однажды, при очередном разгребании завалов в квартире на предмет выкинуть лишнее, он неожиданно нашелся. Опросил друзей – не признаюцо, чей он. Так и поселилсо в моем гардеробе. И вроде пора бы его уже окончательно перевести из “цивильного” в раздел “походное”, но жду, пока не найду новый такой же. То же самое с М-65. Решительно не намерен менять на что-либо кроме такого же М-65. Ибо опять же катастрофически привык и привязался. Другой такой универсальной вещи не найдешь, да еще чтобы в боковой карман гарантированно влезало дежурное книжко.

Частично пережил “каникулы” зеленый армейский свитер, в котором я и заехал на тюрьму, страшно мучась тем, что у него нет нормального воротника, который можно было бы поднять или цельновязанного “горла”, как у серого. Когда у нас кончился материал для “дорог” и простых бытовых канатиков (все-таки по ходу пиесы я в разных компаниях 4 раза хаты “с нуля” обживал), он стал безрукавкой и уже в таком виде дожидался меня на зоновском вещевом складе.

Вместо всех вещей, среди которых не оказалось ни одной, которую могли бы пустить в зону, мне выдали классическую современную черную “зэчку” с форменной темно-синей рубашкой, кепкой и “гадами”, в которой я и протусил до конца срока. Из обуви же пустили только черные резиновые шлепацы. “Не смешите мои тапки – это про них”. Они проехали со мной две тюрьмы, зону и не смеются даже в цирке. Кстате, удобная и совершенно неубиваемая вещь. В связи с чем вернулись на прежнее место. А “зэчка”, в которой я и покинул розовые стены пионерлагеря (таки да, они снаружи действительно розовые), была полным комплектом сдана охотнику до таких раритетов haeldarу.

А вот добротный армейский ремешок и зачотный черный шарфик моих приключений не пережили савсемъ. Их добрые сотрудники милиции просто стырили еще в ИВСе, решительно отказавшись давать какие-либо объяснения по этому поводу. Ну да это мелочи. Ремешок точно такой же у меня был в запасе, а при наличии вышеупомянутого свитера шарфик – штука совершенно излишняя.

Другое интересное изменение в функционировании пресловутого “внутреннего мира”, вызванное тюрьмой, я обнаружил чуть позже “задумчивости”. Оказалось, что я, как тот чувак из анекдота, перестал напрягаться. То есть отрицательные эмоции в жизни совершенно исчезли. Я могу обрадоваться чему-то позитивному, но если случается что-то плохое, то я просто обдумываю, что я могу с этим сделать, после чего или делаю то, что надумал, или, если ничего сделать не могу, перехожу к следующей задаче.

Поначалу думал, что это последствия того, что в тюрьме насмотрелся и наслушался предостаточно, чтобы начать равнодушно относиться к любым объемам негатива – мол, “Такие дела, хуле”. Однако, задумавшись над конкретными примерами этого эффекта, я понял, что, видимо, научился как-то существенно глубже понимать людей, ибо большую часть конфликтов и негативных эмоций создают именно конфликты с людьми, происходящие именно из-за непонимания мотивов и целей их поступков. Я научился понимать людей и, наверное, как следствие, жалеть их. Даже врагов. Коварные планы которых в отношении меня, как оказалось, с этим эффектом расстраиваются сами собой.

Что же касается собственных планов… Вроде бы отличившемуся в свое время “политическому блоггеру” отсидка предоставляет шанс стать неким авторитетом в оппозиционной среде, сделать политическую карьеру “борца с режимом” и т.д. Однако ж, если кто помнит 2005-й и самое начало “активной политики” в этом блоге, то еще тогда было сказано, что я не собираюсь делать себе политическую карьеру. Трудновато было тогда объяснить это гражданам, напрашивавшимся в кураторы Красного блицкрига(ТМ), но я честно пытался.

Тогда я должен был сделать все, что мог, в поле “ненасильственных действий”, и сделал. После чего отдал идею “Красного блицкрига” на развитие в руки молодежи, которая считала, что нам этом пути еще возможны интересные, а, главное, полезные, находки. И, насколько я понимаю, через полтора года после этого, осенью 2008-го, народ вполне здраво решил, что таки да, тема в рамках реально полезных для дела вещей раскрыта полностью, и “Красный блицкриг” можно спокойно отправить в архив. Что и было сделано.

Я же, в свою очередь, планирую как и в 2007-м, дождаться того времени, когда намечающееся политическое противостояние перейдет в открытое силовое столкновение и прийти к этому моменту максимально подготовленным во всех отношениях. Ибо ни на что большее пока что ресурсов у меня не хватает, да и прошлые связи, способствующие каким-либо полезным делам, по большей части предусмотрительно оборваны. Ну а потом… “Мы пустим в ход пушки”(с)

Так шта планы на будущее предельно просты – жить, работать, восстанавливать физическую и интеллектуальную форму. Ну и, конечно, по мере возможности, помогать тем камрадам, которым потребуется помощь. Активно вмешиваться в политическую “движуху” просто нет смысла. Ну а если таки придумают повод для новой посадки… Меня можно посадить хоть на всю жизнь в самый темный угол самого сырого подземелья, однако я не испугаюсь этого и не сойду там с ума, не буду кричать, не буду ничего требовать, вообще не скажу ни слова. Даже голодовки не объявлю, честно-честно. Я просто закрою глаза, и перед моим мысленным взором вновь возникнет летнее утро, залитое ослепительно ярким солнцем и каштановая аллея, по которой мы идем с Девушкой Мурза(ТМ) навстречу солнцу, жизни, свободе и вообще Светлому Будущему(ТМ).

Она улыбается, и сердце у меня в груди со всей возможной определенностью заявляет, что даст сто очков вперед любому пламенному мотору… И попробуйте что-нибудь сделать с этими “несколькими кубическими сантиметрами в моем черепе”(с)Оруэлл.
Свои самые страшные тюрьмы мы носим внутри себя самих, и я вполне обжил и обустроил свою с тех пор, как старый зэк, сидевший еще при Союзе, сказал мне в тубанаре Матросской тишины – “Месяц! Ээээ… Да ни черта ты еще не понял в одиночках!”